Кухня была озарена лучами уходящего солнца. Планшет, что стоял на столе в вертикальном положении, потух. Я чувствовала, как сердце бешено пытается выпрыгнуть из груди, я была бы не против, если бы у него получилось: организму бы стало легче без этих тяжелых ударов внутри. Потерянно оглядевшись, я накрыла руками лицо. Нечто шершавое и теплое соскользнуло с плеч и грузом свалилось к ножкам стула.
Где-то в тишине раздались шаги. Чутье подсказывало, что со стороны на меня смотрят два темных глаза, которые в свете уходящих солнечных лучей тревожно блестят. Коннор стоял в проходе. Я бросила на него секундный взгляд. На нем не было утреннего темно-синего костюма полицейского, на груди которого с недавних времен появилась надпись «Коннор». Туловище облегала излюбленная белоснежная рубашка с серебряными запонками, зауженные синие брюки. Как всегда чист, свеж и подтянут. Это единственное, что порой заставляло меня раздражаться: пока я была побитая и уставшая, андроид был точно только что покинутые руки мастера швейцарские часы.
‒ Просто дурной сон, ‒ я отмахнулась от сурово смотрящего на меня сверху вниз Коннора. В этот раз его прядь была уложена за ухо. Немногое, что он изредка менял в своей внешности.
‒ Ты не спишь уже шесть дней и восемь часов. Твоему организму требуется отдых.
‒ Моему организму требуется срочно доделать свою часть проекта, ‒ я подобрала ноги под себя. Красные короткие шорты и белая майка на тонких бретелях уже давно никого не смущали в этом доме. ‒ Иначе куратор меня с потрохами сожрет. Успею я еще за века отдохнуть.
Коннор скрылся где-то за спиной. Я слышала, как о каменную поверхность гарнитурного кухонного стола ударяется чашка. Вскоре в воздухе повеяло ароматом крепкого чая.
‒ Что-то я уже жалею, что решила все сдать экстерном*, ‒ Коннор выплыл из-за спины так неожиданно, что я сонливо дернулась. Протянутая кружка с испаряющимся напитком была принята в мои руки. Я благодарно кивнула усаживающемуся андроиду за стол. Он был красив, прекрасен. Так же восхитителен, как в наш первый день встречи. Мне очень хотелось любоваться его родинками, полными едва улыбающимися губами, даже образовавшимися складками на лбу от вздернутых бровей. Но уставший рассудок не давал мне этого сделать. ‒ В следующий раз, если я захочу влезть в какой-нибудь сомнительный проект по психологии – ударь меня лопатой.
Андроид опустил голову, глядя на меня исподлобья.
‒ Я не буду бить тебя лопатой. Но подключу к разговору лейтенанта Андерсона. Так будет намного продуктивнее.
‒ Что я тебе такого плохого сделала, что ты меня так ненавидишь?! ‒ я бросила на улыбнувшегося андроида смешливый укор. ‒ Хэнк хуже, чем бабуля в метро, и уж точно зануднее моего куратора.
‒ Тогда перестань изматывать себя.
‒ Ладно, ладно… мне и вправду нужен денек отдыха, ‒ отпивая из чашки бодрящий, но обжигающий чай, я одной рукой начала закрывать учебники. ‒ Как долго я проспала?
‒ Я вернулся домой сорок три минуты назад, ‒ Коннор наблюдал за моими действиями, видимо, желая вмешаться, если я вдруг передумаю откладывать работу на потом. ‒ Но судя по отпечатку ручки на твоей щеке, ты спишь уже больше трех часов.
Сон все еще сходил с моего лица, когда я отставила бокал с чаем на стол и обеими руками постаралась стереть мифические следы с лица. Я все еще не любила пристальные взгляды, но андроид смотрел так миролюбиво, точно молодой отец на сделавшего первый шаг ребенка. Предыдущие недели отзывались в теле сладкой потребностью вновь ощутить на себе его руки, но периодически я даже жалела, что показала Коннору свою слабость перед ним. Андроид начинал осознавать ту свою привлекательность, которая каждый раз отражалась в моих затуманенных глазах, и все чаще этим пользовался. Вот и сейчас смотрит на меня пристально, едва подняв правый уголок губ, заставляя сердце зудеть от визуального блаженства.
‒ Я даже не услышала, как ты вошел. Мне точно следует потренировать рефлексы, ‒ чувствуя нарастающее напряжение в районе живота, я начала перекладывать бумажки из стороны в сторону. Лишь бы не смотреть на него, только бы не смотреть!
‒ Я могу закончить за тебя работу.
‒ Ты и так научил меня проводить статистику и правильно выстраивать корреляцию между группами. Я ничему не научусь, если буду спихивать тебе работу.
Андроид уложил руки на стол, сцепив пальцы вместе. Тонкая прядь вновь выбилась из общего ряда, повиснув рядом с ресницами шоколадного цвета глаза. Я мельком осматривала его со стороны, пока андроид деловито блуждал взглядом по бумажкам. Нам больше не было чего скрывать друг от друга, по крайней мере, в физическом плане. Каждый из нас с легкостью вторгался в личное пространство, будь то поданная рука при выходе из машины или касание пальцев к подбородку в предупреждающем перед поцелуем жесте. Но если вначале андроид вел себя сдержанно, то теперь все чаще заставлял меня краснеть. Всякий раз, как прекрасному Коннору вздумывалось «случайно» коснуться меня в самый неподходящий момент, я ощущала огненную вспышку в голове и внизу живота. Эти его эмоциональные ловушки и эксперименты начинали раздражать. Я чувствовала себя подопытной мышью, которая не могла ничего изменить. Ведь я сама научила андроида использовать все свои рычажки и кнопочки, показывала, как сильно завишу от него самого. Оставалось только сглатывать комок в горле и успокаивать сердце из-за очередной поставленной им ловушки.
‒ Хэнк будет ждать нас в пять часов, ‒ Коннор повернулся ко мне так резко, что я, буравя взглядом участок кожи из-за расстегнутой верхней пуговицы рубашки, дернулась и вновь вернулась к бумагам. К сожалению, это не ушло от его внимания.
‒ Напомни, каким боком я забыла на этом вашем корпоративе? ‒ щеки густо заливались краской, и меня спасало только то, что недавно пришлось их натирать собственными пальцами. Хотя Коннор наверняка уловил изменение в сердцебиении. ‒ Меня ведь даже не приглашали.
‒ Вообще-то, меня тоже не приглашали. Но лейтенант настаивает на нашем присутствии.
Услышав это, я вдруг забыла об очередной попытке андроида дестабилизировать меня. Стопка бумаг застыла в воздухе, пока я удивленно всматривалась в теплые карие глаза андроида.
‒ Подожди. То есть, тебя не приглашали, и меня не приглашали. Но мы все равно свалимся на голову, как снег в июле?
‒ Мы можем остаться дома, если ты хочешь.
‒ И выслушивать потом нравоучения обиженного Хэнка? ‒ я усмехнулась и снова вернулась к бумагам. ‒ К тому же, не хочется упускать шанс лишний раз побесить Гэвина-мать-его-Рида. Я даже душу готова за это продать.
Бумаги были разобраны, и теперь стояли стопочкой на столе. Я грустно оглядывала этот ворох документаций, который еще предстояло разобрать по полочкам и перевести в электронный вид. Маркус был прав. Чертовы люди с их любовью к бюрократии.
‒ Блин, не получится, ‒ андроид не сразу понял смысл моих слов, и потому пришлось пояснить обреченным голосом. ‒ Я уже заложила душу университету. Даже заплатила за то, чтобы ее взяли.
Сквозь смешок Коннора просочился еще один звук, такой тоскливый, что я едва не покрылась мурашками от нахлынувшего чувства вины. Такие звуки издают потерянные посреди дождя щенки. Катана давно не чувствовала тепло, ее лезвие от ненадобности давно не чистилось. Мне было чем заняться в этом доме, кроме как скрупулезно натирать лезвие боевой подруги. Иногда по дому проносился угрюмый шепот, но только я могла слышать его в своей голове. Это не уходило от внимания андроида. Всякий раз, когда я вдруг застывала на месте, вслушиваясь в тишину, Коннор хмурился… и ничего не говорил.
Я обернулась к коридору, покусывая нижнюю губу. Проступающая кровь быстро заканчивалась, рана затягивалась новой кожей. Я все так же ощущала на себе взгляд андроида, но в этот раз не смущалась и не покрывалась краской. Вместо этого спугнутое трепещущее чувство заменилось виной и настороженностью. Судьба в который раз очертила ровную линию между прошлым и будущим. Недавно я втаптывала снег бойцовскими ботинками, оставляла за собой дорогу крови и порушенных жизней. Катана была единственным моим спутником, о котором я всегда беспокоилась и заботилась, порой даже ограждала от внешнего мира. И вот, я сижу здесь, зубрю книги, выслушиваю претензии куратора. Физическая сила сменилась на интеллектуальную. Пусть жизнь изменила свое направление, но Камски был прав. Прошлое не изменить, а ведь именно оно оставило на мне неизгладимый след.
