***дофамин, эндорфин - грубо говоря, гормон счастья.
очередной эпизод. не стану долго предисловить, так как сказать. часть говорит сама за себя…
hot
но снова же поблагодарю вас за отзывы и поиски ошибок!) за это я вас и обожаю!
Уличные снега таяли под действием теплых, выбивающихся из-за туч лучей солнца. Часы пробили всего три часа дня, когда Коннор переступил порог дома. На нем все так же красовался полицейский костюм, рукава которого андроид то и дело деловито поправлял. Галстук не надевался вот уже неделю, и это временами смущало андроида. Настолько сильно привычка поправлять данный элемент одежды въелась в систему двигательной памяти, руки впервые несколько дней слепо ощупывали шею в поисках ослабленного тканевого лоскута. Коннор бы остался в участке еще на несколько часов, настолько важным было оказавшееся в его руках дело. Но Хэнк ясно дал понять о желательном уходе с работы как можно раньше, обозначив, что участок вскоре превратится в «шабаш». Неестественно теплый январь на дворе радовал многих вернувшихся или ставших горожанами существ, одна треть из которых не могли в полной мере ощутить тепло. Коннор принадлежал ко вторым. Он все еще отдавал себе отчет о том, кто он на самом деле, несмотря на ту щенячью и уставшую речь Гойл в коридоре.
Дом был погружен в тишину, хоть каждая комната и освещалась солнечным светом через раскрытые занавески. Андроид закрыл за собой дверь, ощущая тревогу внутри из-за молчания стен, но когда детектив уверенной походкой вошел на кухню – тут же ощутил, как с плеч спадает тяжелый камень напряжения. Анна сидела за столом. Точнее, полулежала на нем. Ее волосы рассыпались по раскрытым страницам пошарпанных книг, из-под лица самой сопящей девушки выглядывали многочисленные исписанные листы. Напротив стоял стеклянный планшет, на экране которого застыли таблицы с корреляционными статистическими данными. Белые наушники лежали на темных гладких волосах. Андроиду даже не нужно было брать их, чтобы знать, что именно слушает Гойл. С приходом чувств и обычной жизни к ней вернулись и прежние интересы. Филип Гласс, ровно как и Людовико Энауди, заслушивался Анной до дыр. Коннор, убирая наушники в стороны, нахмурился.
Прошло уже больше трех недель после последнего заказа в жизни бывшего солдата. Камски и Эмильда не давали о себе знать, растаяли, точно плохой сон. Анна уже на следующий день успешно подала заявление на полутора-годовую переквалификацию, оплатила обучение и теперь занималась интеллектуальной деятельностью, нежели физической. Конечно, катану Анна не убрала со стойки в коридоре, хоть Коннор и не предлагал. Он наверняка знал, с каким укором человек пошлет ему раздраженный взгляд, знал, как злостно заблестят человеческие глаза, наверняка участится пульс. Он вообще теперь много знал о ней… недели совместного проживания были полны взаимного изучения, и пусть днем оно имело психологический характер, то ночью все складывалось иначе. Коннор не мог почувствовать тепло постели в той степени, в какой чувствовало ее трепещущее тело. Он даже не мог дать ей то, чего так требовал ее организм. Однако солдат, чья истинность на деле была куда чувственнее, чем раньше казалось андроиду, помогала Коннору найти иные способы физического выражения чувств. Андроид смотрел на то, как выгибается женская спина, как искажается лицо в тихом стоне, как покрывается мурашками жаркая кожа. Он чувствовал ее ментально, старался увеличить чувствительность собственных тактильных датчиков на максимум, с каждым днем позволял рукам все больше и больше. Его поражало то, с какой резкостью мог измениться уверенный в своей стойкости человек, взращенный правительством солдат. В определенный момент это стало своего рода зависимостью… Коннор наверняка знал, что девианты или, как их теперь называют, «живые» наряду с людьми проявляют свои интересы к окружающему миру, но пока кто-то изучал историю мира, искусство, политику – Коннор изучал ее.
Стащив с дивана флисовый черный плед, андроид аккуратно накрыл сопящую на столе Анну. Девушка слегка поморщилась и спрятала лицо в ворсистом тканевом ворохе. В любом другом случае андроид бы даже улыбнулся, но сейчас ее вид вызывал только тревогу. Первые две недели и вправду были полны тесных контактов и знакомством друг с другом, но вот уже шесть дней Анна испытывала свой организм на прочность. Она не спала, нарочно отказывалась от сна в сторону дистанционного изучения. Человеческий организм уже неделю не видел полноценного солнечного света, едва ли реагировал на желание Коннора провести хоть какое-то время друг с другом. А у него оно было! Настолько сильное, что и вправду было похоже на зависимость. Коннору нравилось изучать ее реакции, ставить своеобразные эксперименты с эмоциями и хрупкой психикой человека путем не всегда уместных вещей. Анна, сама того не подозревая, показывала ему все свои слабые стороны, каждую ночь демонстрировала ту степень невероятного влияния, что, оказывается, он мог на нее иметь. Если вначале андроиду и было неловко, то позже он уловил все тонкие нити зависимости темноволосой девушки от его поведения. Ему нравилось смотреть на то, как ошеломленно распахиваются глаза, когда он едва дотрагивается до ее бедра в машине. Нравилось наблюдать, как Анна, заливаясь краской, беззвучно проклинает андроида за лишь слегка ощутимое касание механических губ до женской шеи в доме Хэнка, пока хозяин находится в другой комнате. Как заливаются краской щеки, стоит ему с пристальным взглядом поднять всего один уголок губ. Даже представить было сложно, что творится в такие моменты в ее голове. Но он не собирался представлять. Только наблюдал за учащённым пульсом и позволял ей вольности после возвращения домой.
Андроид отключил планшет и, не сводя нахмуренных глаз с полу-лежащей и полу-сидящей Гойл, вышел из кухни. Ей нужен был отдых.
Шум в голове не прекращался даже тогда, когда я садилась на черный пол посреди мрака и закрывала уши ладонями. Со всех сторон на меня орали сотни голосов, когда-либо услышанных мной, вместе с ними внутри раздавался гул учащенно отбивающего ритм сердца. Этот мир ненавидел меня. Мой собственный организм ненавидел меня! Я все так же могла обходиться без сна четыре дня, но это была критическая отметка, после которой наступал тяжелый стресс всех систем органов. Желудок не желал воспринимать пищу, легкие с трудом проводили обмен газов между капиллярами. Мозг старался справиться с навалившейся ему работой, но выходило из ряда вон плохо. Сгибаясь под давлением сводящего с ума шума, я отчаянно пыталась проснуться, даже, кажется, ощущала на щеках жгучие слезы. Но мрак хватал меня за шею, точно маньяк-убийца, не давая вырваться в реальность.
Я помню, как провожала Коннора в участок. Холодные ключи от автомобиля были переданы в механические пальцы, андроид ушел за час до начала смены, аргументируя важностью предстоящего дела. Шестые сутки без сна сказывались на всем организме, но я отмахивалась рукой от вынуждающего меня на отдых андроида. Каждый раз, прерывая лекцию машины относительно моей безалаберности, я получала дозу безмолвного негатива, которая заключалась в одном только суровом взгляде шоколадного цвета глаз. Как будто бы мне не хватало точно такого же взгляда от Хэнка Андерсона. Лейтенант считал своим долгом напомнить мне о том, чью именно жизнь я спасла в Сиэтле. В участок я приходила часто, тем более, что большая часть полицейской семьи относились к этому благосклонно. И потому приходилось терпеть издевки со стороны язвительного Андерсона так же часто, как и Гэвину Риду терпеть мое лицо. Несмотря на наличие внутри нашей троицы особых отношений – чего уж говорить про меня и андроида-детектива – на людях мы все же вели себя, как полагает обычным друзьям. Вторжение Гэвина Рида в наше с Коннором пространство в баре все еще временами всплывало в памяти, и потому нами безмолвно было принято решение при публике держаться на расстоянии двух метров. Порой это было сложно… но я справлялась.
Шум нарастал. Все сильнее и сильнее, он словно отвечал на мои мысли новыми волнами. Я пыталась выкрикнуть мольбы о прекращении мук, но голос тонул во мраке. На меня словно мчался старый, ржавый паровоз, настолько громким был этот ужасный шум. Я сжималась в комок, руки давили на виски и уши, но это не помогало. И когда показалось, что смерть наступит здесь и сейчас, я со вскриком подскочила на месте.
