Привстав с постели, я посмотрела на крупное резное изголовье из черного дерева. За секунду до выстрела зал наполнился вскриками взбудораженных журналистов. Вспышки камер озаряли зал дополнительным светом, и в этом внезапном напряжении толпы было нечто мутное, значимое. И я знала, что это.

Камски отдал права на заводы. Отдал руководство, и именно это вызвало ажиотаж.

Меня не посещали мысли о том, как именно Маркус будет использовать доверенные им предприятия, еще меньше меня стало волновать количество Конноров, что могут теперь бродить по улицам. Лидер «живых» был прав, отметив, что война не закончилась, а просто приобрела иную форму. И, судя по всему, андроиды начинали выигрывать. Вторая хорошая новость за сегодня.

Как ни странно, я не была голодна весь день. Захватившие разум мысли не давали проявляться другим потребностям, и желудок терпимо молчал, даже когда мы сели в самолет посреди ночи. Мне хотелось поскорее вернуться домой, зарыться в подушку, и не вставать с постели несколько дней, возможно, даже нежась в объятиях механических рук. Но впереди были долгие три часа полета, они же были последними на службе у Элайджи Камски. У мужчины, что вновь переоблачился в толстовку, джинсы, вновь повязал волосы в хвост на затылке, и теперь устало спал на сиденье напротив. Железная птица несла нас сквозь снежную бурю, самолет изредка потряхивало от непогоды. Ричард сидел по левую сторону, и его присутствие было еще более неприятным, чем в наш первый воздушный совместный путь. Теперь я презирала его, только он сам был виноват в этом эффекте.

Самолет опустился в Детройте в три часа по времени Сиэтла. Я спешно переводила часы, и с каким же упоением для себя обнаружила, что по местному времени на часах было уже шесть утра. Город был объят сновидениями, фонарей стало гораздо больше с последнего дня пребывания. Постепенно Детройт придет в свое обычное состояние, и призраки гражданской войны останутся в прошлом.

Черная машина ждала нас у трапа. Я отчетливо понимала, что до конца сделки остался гребаный час, и каждая гребаная минута отчитывалась сознанием с удивительной точностью. Ричард уже сидел на переднем сиденье пассажира, пока я и Камски были вынуждены делить черное кожаное сиденье в задней части салона. Никого из нас это не напрягало: Камски, едва коснувшись головой спинки, тут же погрузился в дремоту, я же с нетерпением ждала окончания этого ужасного часа.

Улицы сменялись друг за дружкой с ужасающе медленной скоростью. Они были мне знакомы… точно так же мы ехали в старой колымаге Хэнка Андерсона в день пробуждения и нападения на «Иерихон». Мужчина резко дал по тормозам, когда я осмелилась отметить своеобразие его прически, и от этой остановки Коннор успешно приложился лбом к приборной панели. Белый пластик покрывался бионической кожей, я завороженно наблюдала за этим процессом. Уже тогда внутри все отмирало, уверенность в окончательном пробуждении не покидала меня вплоть до вскинутой на рефлексах руки с пистолетом. Заснеженный лес принимал меня, убитую горем по умерщвленному солдату, и несуразный геометрический дом за спиной воспринимался злобным убийцей последних надежд на будущее. Мне снова предстояло оказаться в этом ужасном месте. Мир хотел вытрясти из меня всю душу до основания, но шепчущий мужской голос катаны в голове заставлял держать себя в руках.

Как в первый и последний день пребывания здесь, здание выглядело зловещим. Объятое тьмой и едва просыпающимися лучами солнца, оно смотрелось еще страшнее. Мне не хотелось заходить внутрь, но Камски шел вперед вместе с Ричардом, и оставшиеся недолгие минуты не давали мне развернуться на сто восемьдесят градусов. Я обреченно следовала за заказчиком с хвостиком на голове, тяжелые протекторы месили свежие слои снега. Рассвет озарял небо голубыми тонами, поверхностные льды реки слабо блестели в этом свете. Я могла отдать все что угодно, лишь бы остаться здесь и не переступать порог прошлого. Но разве у меня был выбор?

Белокурая девушка-прототип встретила нас уже на входе. Неужели он никогда ее не отпустит?.. Водитель спешно заносил сумки в дом, складывал прямо в холле. Мы миновали входной зал и тут же оказались в этой несчастной, дурацкой комнате с бассейном. Вода не плескалась. Ее ровная поверхность отражала лампы потолка, водные просторы смотрелись морем крови из-за красных стен и бортов. Камски не спроста привел нас именно в эту комнату. Мужчина устало потирал переносицу, снял красную расстегнутую толстовку и откинул ее на квадратное бархатное кресло. Часы внутри отсчитывали последние минуты, после которых я развернусь и выйду из дома, даже не дожидаясь такси. Лучше стоять посреди холодного леса или даже бежать по нему, чем снова ощущать себя загнанным в этот дурацкий дом перепуганным зайцем.

‒ Осталось всего немного, ‒ я встала рядом с бассейном, заведя руки за спины. Ричард стоял ровно напротив, повернувшись ко мне лицом. Вот уж на кого мне не хотелось смотреть в последние секунды пребывания в этом доме. ‒ Вам нужен отдых, мистер Камски. С вашего позволения я могу покинуть дом чуть раньше, чем прописано сделкой.

Я не видела лица Камски – мужчина стоял напротив стеклянной стены, отделяющей нас от холода улицы. Я не знала, о чем думает Камски – его мысли всегда были потемками, ведь он так легко прятал свою истину за ворохом идеально подобранных слов. И, самое главное, я не знала, чем закончится эта история – Элайджа продолжал молчать, не желая отпускать или держать меня одновременно.

‒ Я видел ваше лицо, когда тот мужчина оказался на полу, ‒ он говорил тихо, вкрадчиво. Его голос можно было сравнить со звуком тающих ранней весной сосулек на крышах домов, но на деле в этом голосе скрывалось нечто ужасное. Гораздо ужаснее, чем первые плюсовые температуры весны. ‒ Вы были… такой счастливой.

Мне не нравились его речи. Я сжала губы в тонкую полоску, буравя мужчину в спину взглядом.

‒ Скажите. Какого это: снова ощущать себя специалистом своего дела?

‒ То, что произошло на приеме не показывает меня, как специалиста. Я могу гораздо больше, чем просто отрубить человека.

‒ О, я не сомневаюсь, ‒ Камски даже будучи уставшим источал потоки мужественности и уверенности в себе. Он снял с запястья наручные золотые часы, все еще стоя к нам своей вытянутой спиной. ‒ Я заплатил за все это представление крупную сумму, и, должен сказать, остался доволен.

Он все еще говорил тихо, но эти слова я услышала так, точно бы мне выкрикнули их прямо в ухо. Руки непроизвольно расцепились и теперь грузно висели рядом с пистолетами на бердах. Одно только слово «представление» заставило меня ощутить себя полной дурой. Я перекидывала ошеломленный взгляд с андроида на мужчину, не в силах найти слова для обозначения степени своего замешательства. В голове крутилось Хэнковское «АХРЕНЕТЬ», но вместо этого я стояла и открывала рот.

‒ В каком смысле «представление»? Этот парень был куплен?!

Камски, глядя мне точно в зеленые глаза, медленно встал рядом с Ричардом. Он выглядел как хищник, затаивший нечистую игру со своей жертвой. В груди разрывалось сердце от тяжелых ударов, и эти удары могли вот-вот обрушиться на представителя рода людского.

‒ И сколько же вы ему заплатили за то, чтобы он получил от меня по морде? ‒ с издевкой произнесла я.

‒ Не беспокойтесь. Не больше, чем вам, ‒ все с той же мечтательной улыбкой ответил Элайджа.

‒ Вы и вправду больной… в вас осталось хоть немного адекватности?! ‒ я слепо указывала пальцем на выход, подразумевая оставшийся в Сиэтле зеленый холл. ‒ Я могла убить этого человека! И ваши деньги ему в гробу бы точно не пригодились!

О, как же я была зла и испуганна одновременно! Внутри все бесилось от вида этого смотрящего сверху вниз человека. Тугая ткань комбинезона стягивала грудную клетку, не давая ей дышать в том бешеном режиме, в котором она требовала. Я даже обрадовалась наличию в ухе звукозаписывающего устройства. Пусть Эмильда знает, какие именно мысли творятся в этой больной голове.