‒ Увы, это вынужденные обстоятельства, ‒ я пожала плечами, отведя взгляд от высокого мужчины-андроида.
‒ Коннор говорил, что…
‒ У вас не найдется ручка?
Моя вдруг улыбающаяся и глядящая снизу вверх физиономия заставила Маркуса застыть с открытым ртом и нахмуренными глазами. Он неспешно пошарил во внутренних карманах пиджака, и вскоре серебряная металлическая ручка была в моей руке. Салфетка со стола была нагло стянута.
‒ Вот что значит стать политиком. Всегда наготове.
‒ Вы, люди, слишком сильно привязаны к бюрократии, ‒ безучастно отметил андроид. Он все так же оглядывал пребывающих гостей, игнорируя мои старания отчетливо написать буквы на белой бумажной салфетке. ‒ Гораздо проще было бы просто жить и не задумываться о документах.
‒ Что ж, огорчу, ‒ я протянула салфетку с ручкой Маркусу, вновь вернувшись в прежнее положение солдата. ‒ Вынуждена испортить вам жизнь очередной бумажкой.
Маркус с некоторое время смотрел на меня непонимающе, и только когда его взор упал на старательно выцарапанные слова на шершавой салфетке ‒ тут же сменил выражения лица с сомнительного, на настороженного:
«Я записываю все в районе километра. Не болтай лишнего»
‒ Это угроза? ‒ андроид, глядя перед собой, скомкал салфетку и убрал в карман брюк.
‒ Скорее, наставление, ‒ я произнесла чистую правду таким искренним голосом, что Маркусу пришлось поверить. ‒ Это вынужденная мера, но я не хочу, чтобы кое-кто знал о вас больше, чем он достоин.
Между нами наступила тишина. Маркус время от времени хмурился, возможно, пытался найти нужные слова для очередного вопроса, но предупреждающая надпись наверняка еще мигает перед его механическим взором красным цветом, и потому андроид не пытался заговорить. Я же продолжала пробовать на вкус странное напряжение в атмосфере. Оно нарастало, было таким тяжелым, что я готова была схватить Камски за шиворот и тащить на выход на глазах у изумленной толпы.
‒ По чью вы здесь душу? ‒ ни я, ни Маркус не смотрели друг на друга, однако это странное понимание сложившейся ситуации заставляло нас обоих ощущать себя соратниками по одну сторону баррикад.
Я обреченно посмотрела в сторону Элайджи. Мужчина уже был на пути к подиуму, и гости начинали постепенно замолкать. Маркус провожал Камски тем же взглядом, что и я. В этом жесте он нашел ответ на свой вопрос, однако я все же решила уточнить один момент:
‒ У меня не было выбора. Так что просто оставим это.
И вновь молчание. С каждым шагом Камски приближался к треклятой кафедре, каждый метр заставлял огонь тревоги внутри возгораться новым пламенем. Что-то здесь было не так. Люди перешептывались, благородно отпивали от бокалов с шампанским, обсуждали предстоящее заявление Элайджи. Многие отблескивали своими ювелирными изделиями, деловито поднимали подбородки, старались скрыть свой интерес к этому вечеру в апатичном лице. Нарастающее напряжение от должного в скором времени озвученного решения Камски относительно заводов смешивалось с ощущением неправильности, опасности! Ее источали и люди, и стены, и даже сами полицейские. Я сощурено смотрела на Камски, что уже стоял у микрофона на тонкой ножке, вслушивалась в воцарившуюся тишину. Мне здесь не нравилось. Мне очень здесь не нравилось!
‒ Думаете, он отдаст заводы? ‒ мы буравили черноволосого мужчину взглядом, как и вся остальная публика. Маркус с некоторое время молчал, после чего его ответ мне показался по-особенному обреченным.
‒ Нет, не отдаст. Война не закончилась, мисс Гойл. Она просто приняла бумажно-правовую форму.
Маркус уже хотел отвернуться и уйти, как я, все еще поглощенная чувством угрозы, остановила его легким касанием за рукав пиджака. Андроид помешкал, но отдергивать руку не стал. Он смотрел на меня с полным решимости взглядом.
‒ Маркус, кто-нибудь среди твоих точит зуб на Камски?
‒ Мы не жалуем его, но не ведем грязную войну, ‒ смуглый андроид нахмурился. Кажется, я оскорбила его своим предположением. ‒ Почему ты спрашиваешь?
‒ Не знаю… ‒ я отпустила андроида и потерянно обернулась к Камски за кафедрой. Он уже начинал свою речь, однако как бы я не ждала ее на протяжении всего дня – не могла заставить себя отделаться от чувства опасности и вникнуть в его слова. ‒ Наверное, я просто с ума схожу.
Андроид поспешил отдалиться. Он, в отличие от меня, с легкостью переключился на монотонный монолог Камски, что вещал как всегда мечтательным, но напряженным голосом. Не завидую я ему… оказаться посреди двух баррикад. Куда бы ты ни пошел – в любом случае возникнут противники и враги. И, возможно, сейчас от его решения могла зависеть его жизнь. В прямом и переносном смысле. Любой чокнутый, который считал своим долгом восстановить «справедливость», мог втихую протащить оружие в здание и теперь стоять и ждать решения главного виновника приема. Маркус утверждает, что среди его народа никто не станет использовать столь мерзкие уловки. Но за людей никто не мог поручиться, и потому я спешно осматривала толпу.
Что-то было не так. Что-то было не то! Забытое чутье напряженно трепетало, словно задетая натянутая струна. Я медленно пробиралась через толпу переминающихся с ноги на ногу людей. Все они смотрели на Камски разными глазами: враждебно, смущенно, восхищенно – что бы ни читалось в их взоре, каждый с интересом и нетерпением ждал его окончательного слова, но мне было не до этого. Я незаметно обошла по дальнему периметру половину зала, каждое встреченное лицо было осмотрено и проанализировано, но никто в этой части не источал тот самый запах угрозы. В голове звучал голос катаны за спиной. Она медленно покачивала своей рукояткой в такт моим шагам, и это движение было похоже на ее попытку враждебно оглядеться в поисках источника опасности. Атмосфера была не просто зловещая, она была нагнетающая! Обойдя еще одну часть зала, я спрятала лицо в ладонях. Кажется, я и впрямь начинаю съезжать с катушек.
Шумно выдохнув, я постаралась привести мысли в порядок. Спокойствие, только спокойствие… ты просто немного сходишь с ума, Анна, ничего страшного в этом нет. Это всего лишь остатки солдата внутри. Вскоре ты вернешься домой и все забудешь, как страшный сон.
Вновь встав по стойке смирно, я посмотрела в сторону Камски. Стоит, лопочет себе о тяжестях принятого решения, о проблемах, которые последуют в будущем, о терпении и взаимоуважении. Элайджа всегда успешно использовал слова, точно хирург инструменты во время операции на мозге. В какой-то степени так и было. Создатель андроидов промывал головы слушателей, готовил их к предстоящей информации, и ему это удавалось. Напряжение среди людей нарастало, однако большинство из них согласно кивали головой и одобрительно перешептывались. Женщина в синем платье с длинными рукавами чувственно сжимала губы в тонкую полоску и время от времени как бы приподнимала бокал с шампанским в знак уважения. Мужчина престарелого возраста рядом смотрел на Камски, не отрываясь поверх очков-половинок. Еще один гость в сером клетчатом, точно килт шотландца, пиджаке осторожно оглядывался по сторонам, держа руку за воротом пиджака…
Я смотрела на посетителя с густой бородой и уложенными назад темно-русыми волосами пристально. Его практически черные глаза судорожно блуждали взглядом по залу, рука, заведенная за внутренний ворот, подрагивала. Никто не обращал на него внимания, всех интересовал скорее оратор на подиуме, чем очередная неизвестная никому шишка в затемненной части зала. Я сделала несколько шагов в сторону мужчины, но их звуки утопли в резком поднятом гуле стоящих у подиума журналистов и посетителей. Камски вынес свое решение, зал взорвался множеством голосов. В это же мгновение мужчина в клетчатом пиджаке выставил блестящий серебристый пистолет вперед.
Коннор-катана в голове злобно зашипела не своим голосом, и с этим шепотом все тело напряглось в предстоящей работе. Нас отделяли всего несколько метров, посторонние голоса, шум аплодисментов, даже чей-то радостный плач остались позади. Перед глазами был только он и вытянутая с пистолетом рука. Я вновь чувствовала перед собой цель, как тогда – в заброшенном доме в компании лейтенанта и андроида-детектива. Я вновь ощущала натренированные на исполнение приказов рефлексы, как в день пробуждения в доме Камски. Единственное отличие было то, что нацеленное дуло так и не выстрелило в лицо прекрасного создания. Сейчас же я была готова убить человека, не дрогнув ни единой мышцей лица.