На поездку ушли не больше тридцати минут. Сиэтл ‒ город крупный, даже слишком. Здания мелькали, сменялись искрящиеся бутики с одеждой, ювелирные салоны, аллеи. В какой-то момент машина въехала в бизнес-район, где не было места яркому антуражу, броским вывескам и маркетинговым битвам. Высотки здесь были холодными, многие здания напоминали стеклянные кубы. Парковка напротив одного из таких была уже забита, даже не смотря на воскресенье и раннее утро. Камски вышел из машины первым, держа в руке телефон. Мне оставалось только следовать за высокой черной спиной, быть готовой к приказам и осматриваться в поисках потенциальной опасности. Таковой пока не предвиделось.
Конференц-зал находился на шестом этаже. Длинная и широкая серая коробка из холодных бетонных стен. Выполненный в форме круга черный стол начинали заполонять представители руководства «Киберлайф» и держатели акций, ни у одного из присутствующих не наблюдалось каких-либо записывающих устройств в виде камер или фотоаппаратов. Журналисты не были приглашены на это частное собрание вышестоящего руководства компании, что вот-вот развалится на последние куски. Пока Камски непринужденно здоровался с коллегами или же разговаривал по телефону, я медленно обходила помещение, цеплялась взглядом за каждую мелочь. Воды на столах не было, уже хороший признак – никто не умрет от возможного отравления. Ни одного режущего предмета, разве что ручки и края разложенных к каждому месту бумажных документов. Мир все еще нуждался в бумажной волоките, даже несмотря на доступ к высокой технологии. У Андерсона с его нелюбовью к бюрократии сердце бы испытало инфаркт, попади мужчина в эту наполненную документами комнату. Здесь все было более или менее безопасно, однако кое-что смущало сильнее, чем скопление документных листов в научно-технический век. Это окна. Высокие, широкие, протянувшиеся от пола до потолка, идеально начищенные. Комната озарялась исключительно естественным светом, солнце спряталось за громоздкими тучами, но даже этого хватило, чтобы осветить дальние углы кабинета. Постояв перед одним таким окном, я заприметила сразу несколько идеальных мест для человека с оптическим прицелом и дальнобойным оружием. Всхлипнутое в глубине сознания солдатское начало заставило меня поискать взглядом хоть кого-то из местного персонала. Одна из девушек, что недавно раскладывала листы на столе, что-то судорожно листала в планшете.
‒ Прошу меня простить за вторжение, ‒ я, держа руки за спиной, тактично попыталась вывести секретаря с бейджем на груди из работы. Секретарь горбилась от усталости, ее ноги напрягались от каждого движения на тонких черных каблуках, голубая рубашка растягивалась в пуговицах в районе декольте. Кажется, кто-то выбирает одежду не по размеру. ‒ Но мы могли бы опустить жалюзи и включить искусственное освещение?
‒ Могли бы, ‒ женщина не отнимала взгляда от стеклянного экрана. Ее тон был грубым и резким, на удивление я не почувствовала внутри привычной реакции в виде злости. ‒ Но не хотим.
Секретарь явно не понимала, кто и зачем к ней обращается. Ее густые светлые волосы скрывали добрую половину лица, глаза взором бегали по экрану. Я не собиралась ввергать наставника в потенциальную опасность, хоть по большей степени на его здоровье мне было все равно. Отработанный долгими годами регламент действий вынуждал меня неосознанно создавать условия безопасности, но сейчас передо мной стоял барьер в виде не желающего идти на контакт персонала. Реальная я уже бы через секунду язвительно среагировала на грубые слова секретарши, и это была бы не самая уместная реакция. Что бы сделал Коннор?..
‒ Я понимаю, у вас работа, ‒ игнорируя желание нагрубить девушке, я постаралась придать голосу выдержку и спокойствие. ‒ Но и мне нужно выполнять свою. Я не прошу многого, просто опустите жалюзи.
Секретарь подняла голову с выражением лица «милая, ты огребаешь», однако в ту же секунду, что гетерохромированные каре-зеленые глаза осмотрели мою экипировку ‒ девушка перестала тыкать пальцем по планшету и тихо произнесла:
‒ Хорошо, мы сейчас все сделаем.
‒ Благодарю.
Через несколько минут комната погрузилась в легкий мрак, после чего свет потолочных люминесцентных ламп теплым тоном озарил стены. Стало даже приятней, чем при естественном освещении. Поведя плечами и слушая одобрительный шепот катаны в голове, я отошла в сторону и встала у входа. В желудке нарастало ощущение от маленькой победы. Я, конечно, догадывалась, что уважительным отношением можно горы свернуть, но не ожидала, что моя психическая нестабильность и патологическая агрессивность позволят мне провернуть такое. Пока на моих губах расползалась самодовольная ухмылка, со стороны дальней стены наблюдали серые с черной каемкой глаза.
Собрание длилось едва ли не четыре часа. С самого его начала я успела занять дальний хорошо обозреваемый угол, и рядом словно сбежавшиеся на теплый камень тюлени в рядок расположились по меньшей мере пять охранников в черных свободных смокингах. Один бугай смотрелся среди нашего своеобразного отряда настолько забавно, что я порой пыталась отгадать, кому из присутствующих он принадлежит. Вряд ли это был тот лысый парень в обтягивающем костюме, вместо плеч у которого настоящая рама. Вполне возможно, что это был другой седовласый мужчина с тяжелыми угловатыми формами лица, аккуратной стрижкой и выглядывающим из нагрудного кармана бордовым носовым платком. Охранник мог принадлежать и единственной женщине в темно-зеленом платье и черными волосами, остриженными под каре. Пока я отгадывала, к кому кто из «собратьев» относится, сидящие в кругу люди обсуждали важные вопросы. Поначалу я пыталась слушать, слишком сильно меня взволновал вопрос о передачи заводов. Однако вскоре оказалось, что эта конференция была направлена на разрешение других дел.
Деньги. Безработица. Иски. Каждый поднятый вопрос отнимал в витающей рабочей атмосфере долю уверенности, и руководители «Киберлайф» буквально просиживали время, не вникая в сути последующих проблем. Произошедшие изменения повлекли за собой массу правительственных и общественных беспорядков. Едва дышащую корпорацию засыпали судебными исками заказчики, предзаказчики и оставшиеся без работы люди. Страна потеряла огромную часть бюджета, и теперь назревал экономический кризис. Все это было успешно спихнуто на то, что осталось от «Киберлайф», однако большинство присутствующих убедили оставшуюся малую часть не поддаваться давлению правительства и не брать на себя ответственность за все произошедшее вплоть до финансового возмещения убытков. Камски говорил реже остальных, он словно бы плавал в своем собственном мире раздумий. На некоторое время мне показалось, что человек вообще отсутствует в этих стенах мысленно, однако в самые накаляющиеся моменты Элайджа вставлял несколько слов, тут же обозначив свою осведомленность в беседе. Он с легкостью использовал слова, точно инструменты для ювелирной починки часового механизма. Коллеги практически всегда соглашались с его наблюдениями и улаживали назревающий конфликт. Прошедшая угнетающая конференция заставила меня поверить, что Камски – рассудительная личность, хоть до сих пор и вызывает неприятные ассоциации с бесом.
Внедорожник катил по очередным дорогам, увозя нас от серого кабинета и угнетающих разговоров о предстоящих судебных разбирательствах. Камски сидел напротив, голова была опущена, пальцы рук, что упирались локтями в коленки, бездвижно прятались в черных лоснящихся волосах. Пару минут назад в стеклянном здании мужчина источал уверенность в себе и будущем, сейчас же передо мной был уставший, погруженный в себя человек. Я не испытывала жалости, не могла даже представить себе, что смогу почувствовать ее по отношению к этой личности. Но Коннор-катана, что старательно учила меня в последние два дня терпимости шелестящим мужским голосом истинного носителя имени, сейчас шептала мне с моих же коленок об обязательности справиться насчет состояния наставника. Вслед за Коннором в голове прозвучал и другой противный, как у Голума из старого «Властелин колец», голос. То были призраки подразделения, регламент которого требовал заботиться не только о физическом, но и психическом состоянии заказчика. Немного помедлив, я с нахмуренными глазами обратилась к Камски:
