‒ Не понимаю, что именно вы подразумеваете под словом «всех», но в моих функциях заложен приоритет человеческого здоровья.
‒ Боже, это будут самые долгие два дня моей жизни…
Я накрыла лицо ладонями, ощущая на теле пристальный взор. Как же он был мне отвратителен. Сердце вместе с недавно упирающимся сознанием совсем начало строить мир вокруг Коннора и каждая минута контакта с ним, пусть даже словесного, была наполнена восторгом от лицезрения прекрасного андроида с утонченными чертами лица, изредка вздергивающимися в уголках губами, родинками на лице. Я гордилась его красотой, как бы глупо это не звучало, наполнялась радостью от возможности наблюдать за его уникальностью и тем более чувствовать ее на себе. Но эта машина – Ричард – отбирала у Коннора его неповторимость. Дикая схожесть оскорбляла мои вспыхивающие чувства, и те требовали немедленного уничтожения андроида. Было и нечто еще в этой ситуации. Коннор до сих пор оставался волком в овечьем стаде из одной единственной человеческой души, и его присутствие более не вызывало страх. Но едва ли не точная копия, что сидела напротив, не была волком. Он был сущим дьяволом, как и его создатель.
Посмотрев на умиротворенную машину сквозь веер пальцев, я с усмешкой отметила предусмотрительность Камски. Создатель «Киберлайф» неспроста надел на Ричарда мужской костюм. Андроиды по всей стране спешили распрощаться с обезличивающей униформой, словно от оскорбляющих чувств верующих символов. Появление на улице машины в сером пиджаке с номерными знаками или иной другой экипировке вызвало бы лишний интерес со стороны механической части населения. Оно Камски было ни к чему, тем более с его параноидальным страхом смерти.
Оглядывая андроида, что отвернулся к иллюминатору, я вдруг поняла, как часто придется с ним контактировать. Отходить от Камски далеко было нельзя даже не из-за записывающего наушника в ухе, а из-за поставленной задачи. Сознание вдруг подкинуло мне забавную мысль о том, что здесь и сейчас я максимально сильно похожа на Хэнка Андерсона в тот день, когда ему в довесок к андроиду всучили еще и меня. Позже седоволосый лейтенант-«хиппи» даже создал маленький свод правил клуба «анонимных идиотов». На Коннора он не действовал, а вот я подчиняюсь ему до сих пор. Пожалуй, это была неплохая идея.
‒ Значит так, ‒ я вернула руки на катану, отчитывая в голове числа до десяти. Гнев начинал быстро сходить на «нет», видимо, даже здесь подразделение умудрилось оставить свой след. Ричард вернул на меня свой ледяной взор, не отворачивая головы от иллюминатора. Он вновь показал свою чересчур брутальную мужскую красоту. От такого жеста на душе стало неприятно. ‒ Несколько правил для успешного преодоления этого неприятного периода. Первое: не смотреть на меня в упор. Второе: не следить за моим здоровьем, я тебе не Камски. И третье: никогда и ни при каких обстоятельствах не обращаться ко мне без видимой причины. Нарушишь хоть одно из них, и я буду готова оплатить твой ремонт. Все ясно?
‒ Ясно, ‒ произнеся слово уверенным тоном, Ричард вернулся к изучению погодных условий за стеклом. Я же покинула кресло, пересев на то, что было напротив Камски. Создатель вернулся меньше, чем через десять минут.
Я была права в своих догадках, полет оказался долгим. Часы пробили двенадцать часов по полудню, когда самолет медленно начал снижаться. Разговоров не было. Камски сидел в своем планшете, изредка «зависал» в раздумьях над стеклянным экраном. Ближе к снижению уже знакомая стюардесса поднесла Элайдже два бокала с янтарной жидкостью, и мужчина безмолвно пригласил меня присоединиться. Бокал крепкого напитка не оставил бы и следа в организме уже через несколько минут, но я все же отказалась. Пить с человеком, который был отвратителен каждой клетке, казалось противоестественно. Мама даже как-то говорила, что ее тот самый русский дедушка Акакий верил в священность совместного распития алкоголя. Мол, люди, что употребляют спиртное, автоматически становятся или друзьями, или хорошими знакомыми. Ни один из статусов мне не подходил, и потому Камски еще несколько минут испытывал мое терпение ушедшим в себя взглядом. Вряд ли он изучал черную экипировку, скорее позволил безучастному взору зацепиться за какой-либо предмет в раздумьях. Увы, каким-либо предметом стала я.
Очередной аэропорт оказался куда оживленнее, чем в Детройте. Я до последнего старалась узнать в нем хоть что-то знакомое через стекло иллюминатора. Служба в подразделении заставила меня помотаться по стране и по планете в целом, но большинство аэропортов были одинаковы. И только когда капитан оповестил об удачной посадке в Сиэтл, я вдруг резко начала вспоминать огромное высокое и стеклянное здание.
Мы покидали самолет в тишине. Андроид, что все время сидел в положении ученика, следовал за создателем, я же торопилась быть на шаг впереди обоих. Навязчивый страх Элайджа Камски получить пулю в лоб вызывал только сарказм, но я все же осматривала территории в целях предотвращения катастрофы. Путь до черного внедорожника, едва ли не напоминающего своим видом любимое средство передвижения Эмильды, оказался безопасным и коротким. Вообще было странно видеть машины подобного рода у шишок вроде Камски и Рейн. Люди высшего круга все чаще отдавали предпочтение электронике, автомобилям с разворачивающимися креслами и работающими на электричестве. Жестяная бензиновая коробка с перегородками между пассажирским и водительским салоном была отнюдь небезопасна и очень дорога. Возможно, именно это и привлекало к себе людей – роскошь и богатство.
Пока рабочие выгружали вещи и перекидывали их в автомобиль, Ричард уже успел занять переднее место рядом с водителем. К списку фетишей серии «RK» помимо человеческого биения сердца прикрепилось еще и желание сидеть на переднем сиденье. Их и вправду пишут с одним программным обеспечением, как будто взяли пару цыплят с примитивными инстинктами и просто перекрасили в цвета. Пока что я не видела каких-либо отличий модели от Коннора, кроме внешних. Вопрос о смысле создания функционально-идентичной копии с новым номером становился все глубже и глубже.
Внутри салона было так же, как и внутри машины Эмильды: стоящие друг напротив друга сплошные диваны, черная обивка, управление пультом на подлокотнике. Камски не придавал мне значения, он умело делал вид, что меня здесь нет, а может, и вправду не замечал. Меня устраивало такое расположение дел. Я по-солдатски сидела напротив. Коннор-катана спала на коленях, руки изредка ощупывали шероховатости саи, переплетения кожаных лоскутов. Молчание интриговало, даже радовало, но все же задача была ясна как день, и стоило отнестись к ней с большим вниманием. Проезжая мимо многочисленных бизнес-кварталов, которые только проснулись от ночного сна, я с неким негодованием посмотрела на наручные часы. В Детройте было двенадцать дня… здесь же время отбрасывало нас на три часа назад. Очень предусмотрительно было с моей стороны завести таймер на истечение срока сделки.
‒ Я должна знать ваш распорядок, чтобы суметь обеспечить безопасность.
Камски, как и я, наблюдал за начинающейся жизнью снаружи, задумчиво поглаживая пальцами подбородок. Людей на улицах было больше, намного больше, чем в Мичигане! Город словно бы и не тронули прошедшие волнения и битвы между людьми и девиантами. Работники спешили по офисам в теплых зимних одеяниях, машины неслись по заснеженным дорогам. Сиэтл – город холодный. Недаром его штат Вашингтон находится на границе с Канадой.
‒ Сегодня мы не покинем отель, ‒ медленно, едва уловимо ответил мужчина. ‒ Завтра меня ждет пресс-конференция и прием.
‒ Вы и вправду параноик, ‒ уже без смеха и сарказма в голосе произнесла я. ‒ Вы уверены, что хотите проторчать в номере целый день? Неужели так много людей, что хотят вашей смерти?
‒ Достаточно, чтобы беспокоиться о своей безопасности.
Камски не желал общаться, это проскальзывало в его отчуждении, отсутствии зрительного контакта. Мужчина опять летал в облаках. Мне не так часто приходилось общаться с «гениями» и создателями андроидов, точнее сказать, этот человек был первым, но я не была уверена, что такое туманно-наркоманское состояние – норма. В прочем, сознание это не волновало. Я была настроена выполнить свою работу, не вникая в сущность заказчика. Она и так уже была показана в резиденции Камски на краю реки.
