Внутреннее убранство железной птицы было таким же величественным и строгим, как и внешний вид холодного чистейшего металла. Светлые коричневые тона, бархатный красный ковролин, имитация кожи на стенах. Я медленно осмотрела проход, цеплялась за любую непонравившуюся мне деталь, быстро изучала ее и не находила ничего опасного. Пусть Дэвид и обозначил средство передвижения «чистым», все же доверять таким личностям, как Эмильда, я не собиралась. Однако самолет и впрямь не создавал впечатления о возможных опасностях. Успокоив свою солдатскую душу, я медленно прошла внутрь салона.
Кресел было всего четыре, светлые, бежевые. Они парами друг напротив друга стояли с обеих сторон от прохода. Камски уже сидел спиной ко входу слева, и садиться напротив него мне не улыбалось. Но тот, кто сидел справа лицом вперед вызвал еще большее желание бежать от этого места.
Вены на руках и шее резко взбухли, поледеневшие потоки красной крови циркулировали по телу, принося за собой в желудок все больше холода. Андроид сидел по-ученически, с идеально выпрямленной осанкой, уложив руки на колени поверх черных брюк. На нем не было униформы, только белая рубашка и синий приталенный пиджак. Его диод переливался голубым цветом на правом виске, в то время, как на левом небрежно висела тонкая прядь волос. Он смотрел на меня холодно, не отрываясь. От этого взгляда становилось страшно. По-звериному страшно.
‒ Удивительное сходство, не правда ли?
Голос Камски ворвался в наступивший во мне анабиоз так резко, что я едва не подпрыгнула. Глаза впивались в это идеально очерченное лицо, идеально уложенные темные волосы, такие же идеально очерченные полные губы. Я со скоростью улитки аккуратно села напротив машины с серыми как металл глазами. Это был Коннор, точнее, его практически точная копия.
‒ Немногочисленные остатки былого величия «Киберлайф»… ‒ Элайджа по-хозяйски расслабленно сидел в кресле, не спуская взора с андроида. Тот, в свою очередь, наблюдал за мной. ‒ Нам удалось вывезти немногое перед арестом заводов. Этот Маркус хочет слишком многого, требуя передать руководство андроидам.
Камски задумчиво замолчал. На нем более не было туманной наркоманской улыбки, только усталость в глазах. Мужчина уложил правую ногу щиколоткой на колено левой, и его расстегнутая толстовка спустила подолы вниз. Всматриваясь в лицо механической модели нового и последнего поколения, я находила в ней все больше и больше отличий от Коннора. Машина время от времени хмурилась, и его враждебный ледяной взгляд под давлением низко расположенных надбровных дуг становился еще злобнее. Очертания нижней челюсти были угловатыми, жесткими. Если Коннора с его мягкими чертами создавали для расположения собеседника на сотрудничество, то этого наверняка создавали для вызова у людей чувства страха. Андроид смотрел на меня в упор. В груди начинало подниматься едкое желание поскорее вернуться домой и спрятать лицо на груди темно-синего костюма Коннора.
‒ Он… нет? ‒ андроиду было все равно, что я указываю на него кивком головы, что зеленые глаза изучают каждый сантиметр механического лица. Он был машиной в полном смысле слова. Как телефон, на который каждый день смотрят люди.
‒ Нет, он не девиант, ‒ мягко продолжил Камски. Мы оба смотрели на него, точно в нем сейчас крылась тайна бытия. ‒ Я лишил его возможности обмена данными с другими машинами. Ошибки не возникнет.
‒ Но ведь он может подключиться к глобальной сети. Вирус запросто попадет в программу.
Самолет начинал взлетать вверх. Современные разработки в аэродинамике позволяли во время этого процесса не только не застегивать ремни, но даже гулять по салону. Я чувствовала лишь едва уловимую вибрацию сиденья, не в силах оторвать перепуганный взор от имитации того, за кем готова была идти на смерть. Дело не нравилось мне с самого начала, но теперь я чувствовала себя мышью в клетке с питоном.
‒ Общение с Коннором идет вам на пользу, ‒ я не сводила взгляда с машины, и потому учтивый смешок Камски был определен на слух. Теперь тело ощущало его взгляд на себе. ‒ Вы начинаете разбираться в том, в чем не должны разбираться.
Это была самая дешевая попытка вывести меня на эмоции. Камски имел доступ к моему личному делу, как отметила Эмильда, и потому с легкостью мог использовать все полученные знания вплоть до медицинской детской карты. Я с ужасом представляла, как мужчина в шелковом халате и бокалом виски в руке, сидя в кресле перед огромным окном на реку, перелистывает бумаги с описанием всех убийств и элементов шпионажа моей истории. Но подавать виду никто не собирался. Перепуганное сидящим напротив существом сердце тут же сменило курс цикла на менее резвый, и мозг воспринял это как немедленный приказ к полной апатии. Что-что, а это мне делать удавалось всегда. Я быстро стерла все эмоции с лица, так же безучастно смотря на андроида, как и он.
‒ Вы ведь все еще общаетесь с девиантом, не так ли?
‒ Нет, ‒ резко оборвала я создателя «Киберлайф» с пучком волос на затылке. ‒ Не общаюсь.
‒ Прощу прощения… было бы глупо предполагать обратное.
Его задумчивый, слишком легкий для мужчины голос был наполнен иронией и сарказма, я ощущала, как мужчина улыбается. Возможно, резкая апатия переубедила его верить моим словам. Мне было плевать. Я не собиралась втягивать в это Коннора, и уж тем более не собиралась разговаривать с одним из самых мерзких представителей рода людского. Который, кстати, опять листал свой планшет.
Андроид не отрывал от меня взгляда. Вряд ли это был интерес, скорее, вынужденное действие, ведь ему некуда было деть свой взор, кроме как смотреть на объект впереди. Самолет уже был в нескольких сотнях метров над землей, когда я перестала ощущать вибрацию, но почувствовала дискомфорт. Враждебный вид совершенно новой модели вызывал ответное желание выбросить машину из самолета. Катана на коленях мягким голосом в голове вторила о терпении, но рефлексы умоляли о прекращении этого отвратительного зрительного контакта. Немного помедлив, я едва ли не с шипением обратилась к андроиду:
‒ Мне не нравится, как ты на меня смотришь. Отвернись.
Машина покорно устремила свой взгляд в иллюминатор, подставляя взору голубой диод. За толстым стеклом отключались последние огни просыпающегося города, тяжелые облака грозились выпасть очередными осадками.
‒ Идеальная покорность. Одна из причин, почему я предпочитаю общество машин, нежели людей, ‒ пока я враждебно сверлила взглядом имитацию «Коннора», Камски, отложив планшет, с приглушенным восхищением наблюдал за послушными действиями андроида. Немного помедлив, Элайджа произнес уже не таким восхищенным голосом. ‒ Точнее, предпочитал.
‒ Вы рассуждаете, как рабовладелец.
‒ Я создавал рабов. Послушных и безвольных. Неспособных сказать «Нет». И работа была идеальной, но я не смог учесть одного фактора. Человеческая жестокость, которая извратила искусственное сознание.
С силой оторвав взгляд от смотрящего в иллюминатор андроида, я с той же враждебностью повернулась к Камски. Все в нем бесило, абсолютно все! Этот покрытой пеленой мечтаний взор серых глаз с черной каемкой и небесным отблеском, это задумчивое лицо, словно бы он только что принял гашиш, в особенности этот дурацкий хвост на затылке! Его лицо было идеально гладким, ни намека на щетину, одежда сидела совершенно, но это была лишь конфетная обертка, за которой скрывались недра чистилища.
‒ Вы больной, ‒ только и смогла я шикнуть сквозь зубы.
‒ Возможно, ‒ Камски, не меняя положения головы, направил свой взор на меня. ‒ Но все гении в какой-то степени безумны.
Как он себя любит, аж пропитан нарциссизмом. Каким бы ни был его гениальный мозг, и сколько бы ни насчитывало IQ, на деле он виделся мне очередным жирным паразитом на теле общества. Серые глаза заставили вспомнить выражение лица создателя андроидов, когда направляющая дуло кольта в Коннора рука задрожала. Я ненавидела его тогда, эта ненависть сквозила и сейчас.
‒ В таком случае поздравляю, ‒ перспектива смотреть на андроида мне показалась куда приятней, чем выворачивающего душу человека. ‒ Собственное создание превзошло вас, гения, в человечности.
