Лесси потерялась где-то в кустах. Зеленая листва шуршала от ее движений, сама собака то и дело, что мелькала своей увесистой мордой с черным носом в просветах веток. Не желая идти дальше, я подошла к белому парапету и уложила на него руки. Рид все еще следовал рядом, вместе со мной разглядывая город по ту сторону реки. Канада была так близко, и в то же время далеко. Разве что теперь туда никто так сильно не пытался попасть.
– Больно нужно мне тратить на тебя силы. Лучше я их потрачу в постели с какой-нибудь красоткой, – фу, мерзость, тут же промелькнуло в голове. Подавать вида я однако не стала. Продолжала смотреть на укутанный закатными лучами город, среди домов которого постепенно начинали зажигаться вечерние огни.
– У тебя все мысли через штаны.
– Все лучше, чем быть больным трудоголиком, как этот твой Коннор, – прыснул мужчина, недовольно сощурив глаза. – Еще и в командировки напрашиваться.
Последние слова вывели меня из нейтралитета относительно разговора. Я пыталась найти в выражении лица Рида хоть намек на ложь или уже на привычную попытку провокации, но нет. Гэвин недовольно смотрел за горизонт, как будто бы и сам испытывая дискомфорт от помешанности напарника на своих обязанностях.
Заметив мой недоуменный взор, Рид присвистнул. Свист не предвещал ничего хорошего, особенно учитывая, как много самодовольной иронии в нем было.
– Да ладно? Так ты у нас не в курсе, значит?
– Не в курсе чего?
Гэвин ехидно посматривал в мою сторону, в мгновение ока прощупав брешь в моем желании не отвечать на колкости. Он нарочно посмеивался, улыбаясь во все тридцать два зуба, нарочно растягивал момент пояснений. Я же закипала от злости, пытаясь откопать в воспоминаниях хотя бы одно упоминание Коннора о командировках. Ровным счетом ничего.
– Гэвин, что за приколы?! – уже теряя терпение, я напрочь забыла о решении не откликаться на провокации Рида. Последний, видимо, почуяв мою точку кипения, приподнял руки на уровень груди, мол, полегче, не быкуй.
– У нас целый отряд в Денвер посылают на поиски какого-то там маньяка из Детройта. Скрывается падаль уже несколько недель. Угадай, кто вызвался первым кинуться на поиски?
Каждое произнесенные им слово все больше вынуждало меня задумываться на тему своей значимости в жизни андроида. Я никогда не была против работы в отведенное для этого время, то есть в будние дни. И никогда не была против командировок как со своей, так и со стороны Коннора. Но понимание того, что девиант не удосужился мне об этом рассказать размывало мою уверенность в себе, как раскатные волны моря, смывающие возведенные детьми песчаные замки.
Не имело больше значения то, что рядом находится Рид. Мне было наплевать, что не самый приятный человек становится свидетелем бесчисленного количества разных эмоций на моем лице. Погрязнув в тоскливые размышления, я вдруг почувствовала себя той самой сожительницей Ирмы – почувствовала себя на грани. Какой смысл во всем этом, если мы видимся в неделю по несколько часов, и не факт, что эти часы я не сплю? Какой смысл в отношениях, если андроид даже не думает о том, чтобы предупредить меня о своем отсутствии? Я ведь никогда не против работы… я ведь всегда поддерживала его в стремлении реализовывать себя, как специалиста. Так откуда это недоверие?
Рид видел мое состояние, даже чувствовал. Мужчина перестал посмеиваться. Улыбка с его лица не исчезла, однако взгляд стал по-своему понимающим.
– Кем бы он там себя не считал, он все такой же кусок пластика с заводскими установками на выполнение своей сраной цели, – спокойно говорил Гэвин без какого-либо подтекста. – А ты, как глупая девчонка, рассчитываешь стать приоритетом в его жизни. Расслабь булки и воспринимай все через призму похеризма. Это помогает.
– Помогает чему? Оставаться в одиночестве? – без намека на язвительность переспросила я, не сводя взора с города. Огней становилось все больше, небо начинало темнеть. – Тебе, может, и нравится лелеять свою зону комфорта, а я сидеть в пустом доме не намерена. Так что можешь отвалить со своими горестными речами о достоинствах одиночества.
– Разрушать, Гойл, – проигнорировав мое колкое обращение, произнес мужчина с намеком на давний разговор рядом с допросной. – Только разрушать.
Некоторое время мы стояли в полном молчании. Последние розовые и рыжие краски сошли с неба, и теперь звезды старались пробиться сквозь пространство и темные, редкие тучи. Воздух пропитывался сыростью, причинами которой стали прошедший недавно дождь и несущаяся вперед река. На секунду другую я углубилась в воспоминания, в которых высоко парящая чайка сражалась с ветром. Ее крики доносились сверху, отбрасываемые потоками воздуха, однако тогда я слышала их совсем рядом. Малознакомый андроид держал меня за запястье, одним большим пальцем заставляя чувствовать пульсации в артерии. Он так смотрел на меня… всем своим видом показывал готовность идти до конца, лишь бы снова оказаться рядом. Все то время, что я находилась в неведении относительно личности Коннора, сам девиант пренебрегал работой, полицейским долгом, отдавая приоритет моему возвращению. А теперь приходится глотать обиду и метаться в догадках, откуда у машины столь странное стремление зарыться в работу, да еще и первым вызываясь в длительные поездки в другой город. Я видела только два возможных варианта в качестве причин такого поведения: или дом и впрямь стал Коннору не интересным, или Рид прав, и Коннор продолжает отдавать приоритет своему долгу. Какой из этих вариантов хуже остается только гадать.
Рид потерял интерес к моей компании, как и я к его. Мужчина уже направился в ту сторону, из которой нежданно появился, однако, шагая вперед спиной, бросил мне всего несколько фраз, вдребезги разбивающие состояние тоски:
– Засними на камеру его четвертование, – Рид показал в мою сторону пальцем, как бы намекая, что еще спросит за видео в будущем. – Буду поднимать себе настроение в дурной день.
Пусть его слова и были сказаны шутливо, я же распознала в них очередную ехидную колкость. От того, встав в боевую позицию «руки в бока, подбородок вверх», я прикрикнула. Рид, навострив уши, настороженно замер лицом ко мне.
– Лесси! – едва мой крик разлетелся по округе, как из-за кустов показалась взволнованная морда собаки. В следующее мгновение указательный палец взметнулся в сторону обеспокоенного Гэвина, а следующее слово стало приговором для футболки Рида, – обнимашки!
Единственная команда, которой не приходилось учить. С самого своего взросления собака отчего-то воспринимала «обнимашки» как предложение повалить человека на землю и неистово зализать все его лицо шершавым языком, попутно слюнявя верхнюю одежду. Гэвин правильно распознал намерения несущейся к нему на всех парах собаки. Он успел только начать выругиваться самыми нецензурными словами, когда Лесси, воинственно тявкнув, столкнула его на тротуар. Вскоре футболка под благой мат отправится в мусорку, сам же Рид, отделавшись от собаки под мой заливистый смех, грозно укажет в мою сторону пальцем и посоветует надеть намордник не на Лесси, а на меня. На этой прекрасной ноте мы разошлись в разные стороны.
Ночь наступила быстро. Быстрее, чем сумерки. Сидя на крыльце заднего двора своего дома, я лениво откидывала от себя принесенный Лесси мячик под стоящее у зубчатого забора дерево. Сербернар, похоже, был единственным в этом доме довольным жителем. Лесси нравилось бегать за мячиком, постоянно приносить его обратно и нетерпеливо скулить, когда игрушка зависала в воздухе перед броском. Ей нравилось, что сегодня ей уделили так много внимания, пусть и не тот, от кого бы хотелось его получать. Мои отношения с собакой были теплыми, однако не такими близкими, как у девианта. Потому Лесси никогда не визжала при виде моей персоны в доме, но при этом не позволяла себе пренебрежительное поведение в мою сторону. Коннор был хорошим воспитателем, но, судя по всему, плохим семьянином.
За тоскливыми мыслями я пропустила мимо ушей звук открывающегося гаража, скрип двери за спиной. Очнулась от мыслей только когда андроид молчаливо присел по правую сторону на деревянную ступеньку, тут же привлекая внимание взволнованной от встречи Лесси. Больше собака ко мне шарик не несла. Теперь он был торопливо засунут в руки Коннора, который тепло улыбался своему любимому питомцу, начесывая той черное ухо.
