Коннор был удостоен лишь неуверенным кивком головы. Смотреть ему в глаза, и уж тем более разговаривать не хотелось. Теперь даже паззл начинал бесить своими красочными орнаментами, которые несколько минут назад вызывали у меня эстетическое наслаждение.

Андроид довольно быстро сменил домашнюю одежду на темно-синий костюм и исчез из дома. Тоска окутывала меня со всех сторон. Буквально недавно я плавилась от прикосновений, радовалась возможности провести вечер с Коннором, и вот все, что от него остается – грусть и обида. Растворился подобно утреннему туману.

Откинувшись на край дивана, я подобрала к себе ноги и уткнулась лицом в колени. С самого детства моим главным страхом было одиночество. Не любила оставаться одна, боялась, что про меня просто забудут, как про ненужную вещь. Там, в темноте подвала Хэнка, когда противостояние машин завершалось у утилизирующего центра номер пять, я судорожно пыталась понять, что именно произошло и почему перед глазами стоит тьма. На минуту была допущена мысль, что вот он – мой персональный ад, состоящий из мрака и полного уединения со своими мыслями. Кажется, ад возвращается в стены дома на Зендер-стрит. Здесь все так же жили самые разные существа: от «продукта» высоких технологий до маленького восьмилапого насекомого с забавным именем. Вот только ни Лесси, ни Дейзи, ни Акакий не могут восполнить того, чего не достает в отсутствии девианта. Оттого одиночество становится еще гнетущей.

– Я же знаю, что ты на меня смотришь, Акакий.

Оторвавшись от коленок, я с вызовом посмотрела на полку с фотографиями. Живучий маленький засранец, что обосновался за телевизором – фетиш у него на радио-волны, что ли – стоял на краю полки, глядя точно на меня. Жирных мух ему давно не покупалось, и это заставило меня виновато кивнуть головой своему соседу в жесте, мол, куплю, парень, куплю, только перестань на меня так пялиться.

Акакий как будто услышал мои мысли. Паучок вздернул две передние лапки в воздух, пошатался из стороны в сторону, после чего вернулся в свое логово. Удивительно, как долго насекомое ведет себя столь подвижно и активно. Интернет говорил, что Акакию осталось жить недолго.

Сидеть в одиночестве не хотелось. По крайней мере не сегодня. Понимающе взглянув на унылую, точно так же скучающую Лесси в кресле, я грустно улыбнулась. Собака лениво качнула хвостом, как бы говоря, что ощущает мой взгляд.

– Не хочешь погулять, милая? – тусклый женский голос точно выражал нашу общую с сербернаром тоску. Лесси приподняла голову, отвечая мне не менее грустным взором, чем мой. Дейзи как и всегда было на все плевать. Кошка поспешила развернуться к нам спиной, прячась от мешающих ей спать звуков. Вскоре я вела Reno по оживленным дорогам, время от времени почесывая сидящую на пассажирском сиденье Лесси. Последняя с энтузиазмом осматривала проезжающие машины и мелькающие улицы, и это придало немного настроения. Хоть кто-то ненадолго забудет о грусти.

За полтора года стажировки и работы в клинике ноги привыкли к туфлям на шпильках, толстых каблуках, на платформе. Но не гулять же с собакой по парковой набережной, нацепив каблучную обувь? Черные кроссовки с анатомической стелькой приятно пружинили под каждым шагом, облегающие синие брюки не давали мне в полной мере двигаться, но ведь никто и не собирался бегать за Лесси. Собака у нас была воспитанная, дисциплинированная, и все это было заслугой Коннора. Я же по настоянию андроида не лезла в воспитание со своими «деспотичными солдатскими методами воздействия», как тогда выразился девиант. Более того, пока многие песики игриво прыгали на своих хозяев, непременно пачкая верхнюю одежду грязными следами, Лесси знала – прыгать на хозяев нельзя, даже если сам хозяин не против. Потому я никогда не пренебрегала белой одеждой в прогулке с собакой. Вот и сейчас не стала менять белой домашней футболки-поло.

Тяжелые тучи начинали рассеиваться как раз вовремя. Закатные лучи уходящего солнца окрашивали облака в тусклые розовые краски, оттеняя высокий, величественный мост Амбассадор с его синими огоньками. Я любила эту набережную. В первые месяцы совместной жизни еще до истории с Камски мы с Коннором часто прогуливались здесь, увлеченные друг другом и от того не сильно заинтересованные в работе и обучении. Именно здесь Коннор мне рассказал, как Хэнк едва не застрелил его на этой набережной. Но я не вспоминала этой истории, отдавая предпочтение ассоциациям совместных прогулок. Как же все изменилось спустя столько времени. Быть может, я просто перестала быть кому-то интересной.

Лесси гоняла по детской площадке, время от времени басовито гавкая. Детей здесь было немного – всего два ребенка лет семи бегали вокруг качелей, дразня звенящую ошейником с металлической биркой Лесси. Встань сербернар на задние лапы, и каждый ребенок рядом покажется маленьким гномом. Но пес слишком сильно любил детей, с которыми можно побегать, пообниматься, поваляться в грязи! Потому собака никогда не агрессировала на детей, да и вообще была довольно спокойной. Разве что могла постоять за хозяина в нужной ситуации. Это тоже была заслуга Коннора.

Надо же… еще одна вещь, которая делала нас с Лесси похожими. Обе воспитывались находящимся рядом андроидом, обе находились в зависимости от него. Разве что кто-то осознанно, а кто-то нет.

– Ну, надо же! Смотрю, Коннор-таки послушал совет купить поводок!

Вот уж чей голос сейчас был самым последним из всех, что хотелось слышать. Закатив глаза, я остановилась у парапета и развернулась в обратную сторону. Не спеша идущий Гэвин, чьи расслабленные руки были убраны в карманы темных джинс, ехидно улыбался. На нем не было излюбленной кожаной куртки коричневого цвета, зато был все тот же золотой значок на поясе, все та же серая футболка.

– Осталось только научить его правильно им пользоваться, – детектив, все это время плетущийся вразвалочку, остановился в паре метров. Взгляд его светлых глаз как бы намекал на то, что поводку в моей руке самое место на шее.

– Даже удивительно видеть тебя здесь, а не окровавленным на полу очередного бара, – мне не хотелось отвечать на колкости человека, но уверена, что Рид не упустит возможности поязвить. Потому я принялась покачивать кожаный поводок в руке, ощущая легкие удары металлической застежки по правой ноге. – Решил выгулять свою печень?

– Была бы сучка, как у Коннора, я бы ее выгуливал. Вот только сучку я вижу, а Коннора нет, – мужчина театрально окинул набережную обеспокоенным взором. Едва он вернулся вниманием ко мне, закипающей от злости, тут же вздернул подбородок и похлопал невинными глазами. – Я так-то о собаке, но ход твоих мыслей мне нравится.

– Иди нахрен. Нет у меня желания пререкаться.

Одарив усмехающегося Рида недовольным взглядом, я развернулась в сторону моста и побрела дальше. Рид однако отставать не собирался. Мужчина успел догнать меня всего несколькими шагами, идя бок о бок с руками в карманах.

– Чо ты здесь одна делаешь? – в его голосе больше не было былой язвительности и ехидности. Беспечный взгляд серых глаз смотрел вперед, игнорируя мое явное нежелание общаться. – Вибратор окончательно потерял интерес?

– Тебе бы следовало у него поучиться, как правильно выполнять свое дело. Коннор любит свою работу, и я это уважаю.

Мы давно перестали замечать оскорбления Гэвина в чью-либо сторону. Конечно, каждый отвечал по своему: я кидалась ответными нелестными эпитетами, Коннор язвил во лживо-тактичной манере, Ирма показывала средний палец. Хэнк вообще просто затыкал рот басовитым голосом. Однако были моменты, когда оскорбления Рида несли чисто формальный характер. Не для того, чтобы задеть или зацепить, а так, чисто для галочки. Вот и сейчас в тоне Гэвина улавливается именно этот посыл.

Детектив усмехнулся, провожая взором пробежавшую мимо нас Лесси с рыжими пятнами на белом меху.

– Именно поэтому ты почти каждый день торчишь здесь одна, да? Теперь одиночество у нас называется уважением?

– Если ты решил подпортить настроение, то можешь не стараться. Я не буду отвечать на твои провокации, алконавт.