Едва я, уже сгорающая от нетерпения, начала двигаться в такт пальцам андроида, как Коннор быстро освободил меня от этого сладкого плена. Разочарованный скулеж доносился из груди, я выгибалась навстречу девианту, просила возобновить ласки, но у него были другие планы. Коннор изучал поцелуями мои плечи, придерживая меня за талию над столом. И когда напряженный мужской орган прижался к внутренней стороне бедра – я перестала дышать, заставив кабинет топиться в тишине.

Как же он двигался… даже спустя полтора года не могу насладиться его прикосновениями! Не могу полностью насытиться его движениями внутри, не могу перестать разрывать искусственную кожу в неосознанной попытке ощутить холодный пластик подушечками пальцев! Я все сильнее выгибалась, двигалась навстречу, запрокинув ноги ему на бедра. Уже изрядно взъерошенный Коннор в белой помятой футболке старался заглушить мои стоны поцелуями, но как же это было сложно сделать, учитывая, что ему безумно хотелось целовать кожу, ощущать ее запах, наслаждаться смесью гормонов. Мир вокруг меня плыл, казалось, что вместо крови в жилах течет сладкая газировка, сводящая с ума все органы разом. Только и могла, что требовательно двигаться в такт нарастающим толчкам, что с каждым разом растягивали меня и проникали все глубже. Это было слишком прекрасно… даже ледяные, лишенные бионической кожи руки на бедрах, оставляющие на коже синяки и делающие толчки грубее раз за разом – они тоже были прекрасными! Оставалось лишь безропотно отдаваться машине, что желала держать власть над человеком.

Мир перестал плыть так резко, что я жалобно проскулила, глядя на вдруг замершего андроида. Коннор, перестав тереться носом о плечи, встревоженно посмотрел сначала на меня – изнывающую от страсти – затем в сторону двери. Его движение головы не сразу осозналось затуманенным разумом, но когда в коридоре послышались тяжелые шаги и мужские голоса, я тут же испуганно попыталась встать. Коннор отреагировал быстро – андроид бережно надавил на меня рукой, заставляя улечься обратно, второй белой ладонью накрыв мне рот.

Страх сковывал все тело. Лежа с зажатым ртом и все еще чувствуя смесь жара и холода андроида внутри, я широко раскрытыми глазами смотрела на дверь. Коннор между тем склонился надо мной, вновь аккуратно водя кончиком носа по ключицам. Он чувствовал мой страх, осязал его настолько хорошо, насколько позволяли обонятельные датчики. И чем ближе доносились шаги, тем сильнее прижимался к женской коже в попытке как можно больше впитать смесь адреналина и дофаминов.

– … не знаю, я уже устал смотреть. Он скатился на самое дно. Насколько бы мне скучно не было сидеть здесь по ночам – его смотреть еще скучнее.

– Нормальный сериал, ты просто не вдумываешься!..

Я знала эти голоса. Охранников здесь было не много, но даже ночных работников я знала в лицо. И это были одни из тех людей, перед кем будет ужасно стыдно! На чье мнение сложно наплевать.

Вздрагивая всем телом, я не переставала таращиться на дверь. Былая страсть вдруг улетучилась, мне стало стыдно за этот порыв в клинике, в рабочем кабинете, на рабочем столе! Пять минут назад я отдавалась девианту прямо в руки, сама же прижималась к нему и терлась бедрами о ширинку, а сейчас не могу думать ни о чем, кроме как о приближающихся шагах за дверью. Стало так стыдно… господи, как же стыдно!

– Черт… там, кажется, свет включен, – ручка двери заходила ходуном. Охранники попытались пробиться в закрытый кабинет.

Звук дергающегося замочного механизма едва не заставил меня забыть как дышать. Повезло, что темноглазый девиант продолжал держать мой рот закрытым, иначе бы я точно в этот момент с визгом выпрыгнула в окно. Однако не только мужская ладонь на губах не позволяла мне сделать этого. Я по-прежнему ощущала напряженный мужской орган внутри, который…

Испуганно повернув голову, я жалобно уставилась на нависшую надо мной машину. Коннор смотрел с интересом, с нескрываемым любопытством, вслушивался в разразившуюся тахикардию, что учащалась с каждым возобновляющимся медленным толчком. Он чувствовал мой страх физически через смешиваемый с кровью адреналин. Чувствовал и возбуждение в человеческом теле, возможно даже ощущал тактильными датчиками, как сильно его сжимают мышцы, требующие продолжения пыток. Мне было так стыдно, я заливалась краской! И вместе с этим, не сопротивляясь, снова смотрела на дверь, блаженно закатывая глаза.

– У тебя ключи есть? – послышался самый грубый, самый близко расположенный к двери голос. Кто-то вновь подергал ручку двери, и я ощутила новый прилив страха вкупе с сексуальным возбуждением. Коннор на это ответил более грубыми движениями, такими, какие указывают на теряющийся контроль.

Вскоре появились новые звоночки: кожа шеи ощутила покалывания, вызванные легкими покусываниями полицейского.

– Нет, Джон забрал сегодня вечером, – отозвался другой охранник.

– Сколько раз просил возвращать. Вечно утащит их домой, а нам потом по шапке получать.

– Да ладно, пусть горит. Завтра все равно вернутся…

Они все говорили, и говорили, и говорили… словно назло стояли у кабинета, рассуждали на тему пропавших ключей и безответственного отношения девчонки Гойл с мозгоправом Дориана. Упомянули даже коллегу по кабинету, еще нескольких рабочих, но я не слушала их. Я лежала с запрокинутой головой, прижимая к себе Коннора, что старался медленно и бесшумно двигаться во мне. Сознание плыло где-то под потолком, мир снова начал закручиваться вокруг нас и этого уже ставшего горячим стола. Мне хотелось стонать, хотелось просить Коннора не останавливаться, но губы по-прежнему были накрыты белой, ледяной ладонью, и все, что мне оставалось делать – беспомощно смотреть в карие глаза девианта, стараться двигаться в такт и насыщаться чувством удовольствия, что как сладкий газированный напиток – ужасно вкусный, но заставляющий испытывать жажду и хотеть еще.

Так и двигались мы медленно, тихо, глядя друг другу в глаза. Бесстыжие, потерявшие всякие нормы и правила поведения. Наплевавшие на окружающих, на голоса за дверью, на время и работу, в которой оба утопали, забывая уделить время себе. Я старалась опереться ногами о стол, чтобы уменьшить шум от одежды, но этим лишь позволила андроиду проникнуть еще глубже до упора, что едва не вызвало у меня громкий всхлип, заставив жалобно зажмурить глаза. Никто останавливаться не собирался. Мы все так же ритмично двигались, каждый по-своему получая удовольствие.

Наконец, голоса начали удаляться. Шаги терялись где-то в сознании, я не могла определить хотя бы примерное расстояние из-за дыма в голове. А вот Коннор мог. И потому, едва убедившись в достаточном отдалении людей, тут же превратил медленные толчки в порывистые, грубые, точно это была последняя наша возможность стать ближе. Губы освободились от плена мужской ладони, и я, совсем забывшись, запрокинула голову с громкими стонами. Стол стоял крепко, но монитор все же инерционно покачивался в такт нашим нетерпеливым движениям. Я была на грани. Я уже не чувствовала окружающего мира, просто тянулась к машине, вцепившись ногтями в его кожу под белой футболкой. Ноги с силой прижимали его к себе, но андроиду эта сила казалась незначительной. Он все так же грубо терзал меня на куски, оставляя уже потеплевшими от моего жара белыми пальцами следы на бедрах. Я чувствовала режущую боль на коже плеч, тут же ощущала теплый язык на заживающих царапинах, тут же видела нахмуренный, словно пытающийся извиниться за боль взор карих глаз Коннора. И как же мне хотелось ему сказать, чтобы он продолжал измываться, продолжал оставлять следы, заставлял меня всхлипывать от боли и возбуждения одновременно.

Тело накрывало волнами. Все мышцы сводило в приступе близкого наслаждения, мне казалось, что я ощущаю время и пространство физически. Так тепло и ярко было внутри, так много вспышек во тьме прикрытых глаз. Собственные стоны доносились откуда-то издалека, но разрывающие плоть холод и тепло внутри были единственными чувствами, что сейчас мной испытывались. Он так близко, всегда рядом. В участке, дома, в парке на прогулке с собакой. Кроме нас в этой вселенной никого нет, и мы вновь раскрываем свой собственный мир, разворачиваем его вокруг себя, никого не впуская.