Я смотрела себе в ноги всего несколько секунд, стыдясь встретиться взором с Коннором. От неожиданности едва не дернулась, когда девиант мягкими прикосновениями пальцев повернул меня к себе за подбородок. Смотрел он нахмурено, но был уверен в своих словах.
– Возможно, кому-то и было больно. Но больно сделала не ты.
Понимаю, что именно подразумевает Коннор. Может, боль причинялась и моими руками, но действовали они в угоду другой личности, и она была не той, что жила в моей голове. Слова андроида и впрямь приободрили меня. Я благодарно улыбнулась, вызвав у Коннора легкий кивок головы.
– Надеюсь, что на этом сюрпризы от психиатра закончатся, – я даже не подумала о том, что Коннор не знает, кто такой мистер Дориан. Андроид, тем не менее, молчал, без интереса глядя в камин. – Не хочется опять выкинуть что-нибудь этакое.
– На этот счет не волнуйся. Я все еще помню твою просьбу ударить тебя лопатой.
От такого у меня не то, что глаза на лоб полезли. Я слегка отодвинулась корпусом в сторону, как бы намереваясь посмотреть на Коннора издалека. Уголок губ девианта вздернулся вверх, но он продолжал смотреть в пламя, ожидая от меня реакции.
– Ну, ничего себе заявочки. С каких пор ты стал таким языкастым?
– С тех пор, как ты начала принимать необдуманные решения.
А вот эти слова были сказаны не в желании пошутить или разрядить обстановку. Они были слегка пропитаны обидой, легкой укоризной, даже разочарованием. Желание пошутить улетучилось и у меня. Я обреченно вернулась в прежнее положение, спрятав лицо в волосах и уставившись тяжелым взором в фотографию в руках.
Такие забавные. Такие веселые. Не могу сказать, что слова андроида уж сильно меня задели, в какой-то степени я даже восторгалась тому, каким развязным и открытым своим эмоциям стал Коннор. Но они вновь напомнили мне о ужасном, эгоистичном поступке, совершенном перед испаряющейся голубой лужей крови на заледенелой дороге – о неосознанном, рефлексивном решении избавиться от памяти, лишь бы больше никогда не ощущать груза извечных утрат.
Коннор, сидящий рядом, тут же ощутил мое состояние. То ли тяжкие удары человеческого сердца его так потревожили, то ли у нас и вправду были одни мысли на двоих, одно энергетическое поле на двоих. Некогда разорванная красно-синяя нить сплелась своими концами, формируя крепкий узел. Андроид самолично затягивал его потуже, говоря в следующее мгновение виноватым голосом:
– Прости. Это было грубо.
– Нет, ты прав. Полностью, – я была с ним не согласна, отрицательно покачав головой и все так же блуждая пальцами по фото. – Это было отвратительное решение, и твое разочарование оправдано. Я буду не против, если ты вдруг станешь кричать и высказывать претензии. Ведь каждый наш поступок должен воздаваться по заслугам.
Коннор смолчал. Выждал некоторую паузу, переваривая услышанное. Ему не хотелось кричать, высказывать претензии, он не хотел злиться, не хотел ругаться. Но он все так же выражал свои истинные эмоции, и это было правильным. Таким же правильным, как и его руки.
Спустя некоторую паузу андроид вкрадчиво, осознавая пропасть, по краю которой ходит, произнес:
– Как это было?
Я отвернулась в другую сторону, стараясь не показывать андроиду того отчаяния, что сейчас играет в зеленых глазах. Слез не было, как и не было дрожи в груди от воспоминаний, но нити стыда продолжали сковывать сердце, покрывали щеки румянцем. Все конечности холодели, наливаясь ледяным расплавленным железом.
Начать было сложно, хоть нечто в мышечном двигателе требовало это сделать. Я сглатывала комок, старалась угомонить скребущих в горле мрачных кошек. Тишина, прерываемая треском, заставляла меня сковывать все свои движения в интуитивной попытке не привлекать внимания, но Коннор и так терпеливо смотрел на меня, ожидая, когда я стану готовой к откровениям. Произошло это не меньше, чем через минуту.
– Если честно, я не особо помню. Тебя увезли на предприятие, а я… мы с Хэнком… – голос предательски дрогнул, и в этот момент я почувствовала, как мужские пальцы убирают закрывающие лицо волосы за плечо. Я знаю, он этим не просто ободряет, он этим говорит те прекрасные слова, что я слышала в темноте самосознания. Это придало мне сил. Совладав с чувством стыда, я облизнула губы и повернулась к Коннору, при этом глядя в стоящее рядом кресло. – Я сказала Хэнку, что мы хотели завести собаку. А потом просто встала и пошла. Я ведь даже не принимала этого решения, только прокручивала в голове последние месяцы жизни и шла вперед. Это было больше похоже на какое-то автоматическое решение мозга.
Я не пыталась оправдаться, говорила тихо, спокойно, уверенным тоном. Говорила именно правду. Я и впрямь шла вперед до кварталов, шла по слякоти, уничтожая свои белые кроссовки. Только когда машина остановилась, и темнокожий андроид попросил подвести, я вдруг поняла, куда и с какой целью иду. Да и там, сидя в теплом салоне, все равно продолжала думать о Конноре, окрашивая все воспоминания в черно-белые тона.
– Какой-то андроид предложил меня подвезти, – продолжала я смотреть в кресло, боковым зрением отмечая тяжелый, но смиренный взгляд Коннора в перепачканном пиджаке. – У него в машине играла такая песня, что меня на части разрывало. Кажется, андроид меня узнал. Не могу помнить точно. Все как в тумане. Но все равно отчетливо помню, как ставила подписи в соглашении на столе психиатра, как и зеленые часы показывали тринадцать минут первого ночи.
В этот раз я уже не смогла спокойно смотреть вперед. Брови сдвигались вместе в попытке удержать слезы. Я обернулась взглядом к Коннору, и заметила, как на последних словах его взгляд стал еще тяжелее. Однако едва я тихо и сбивчиво залепетала, андроид тут же встрепенулся и тепло посмотрел на меня.
– Прости меня, Коннор. Прости! Нельзя было к нему идти, даже если бы ты не вернулся! Мне так стыдно перед тобой! – пока я изливалась бурным потоком новых извинений, Коннор благодушно вздернул уголки губ и тут же прижал меня к себе, обхватив женские плечи руками. Я же уже не могла остановиться, – Пожалуйста, прости меня!
Я прижималась к девианту изо всех сил, вдыхая пыльный аромат пиджака и свежесть темных волос, что только что покрывались на улице накрапывающим дождем. Даже сквозь белую рубашку чувствую его прекрасное тепло, такое искусственное, как источает электрический камин, но такое упоительное, как жар пламени в январском костре. Так и жалась к нему изо всех сил, позволяя гладить себя по волосам, спине. Не вижу его лица, но что-то подсказывает, что именно сейчас он тепло улыбается, с некой тоской глядя перед собой.
Мне нравилось находиться в его руках, ощущая, насколько же они правильные. Такие теплые, сильные. Некоторое время назад эти ладони в жадности оставляли на женском теле синяки, и я помню, как удивилась этому: андроид всегда действовал бережно, помню минуты мягких прикосновений в постели наверху. Но сегодня он словно не ждал, а требовал полной покорности, при этом упиваясь ею так же сильно, как я упивалась его властью. Даже сквозь тоску и стыд сейчас начинаю ощущать трепет внизу живота. Мне было больно, не спорю. Порой переходила на срывающиеся в крик стоны, кусала собственные губы от смеси чувств кончика носа на шее и лопающихся капилляров под кожей из-за слишком агрессивного воздействия тепло-холодных рук. И от того, что мне все это нравилось и все это хочется ощутить снова – чувство стыда от эгоизма превращается в чувство стыда от собственной нескромности. Похоже, у меня все же был фетиш на одно единственное существо и его желание владеть человеком.
Заставив Коннора от себя отстраниться, я с восхищающейся улыбкой посмотрела ему в лицо. Карие глаза смотрели тепло, темная прядь свисала вниз, выбиваясь из ряда снова идеально уложенных густых волос. Все родинки были на месте, каждая как будто улыбалась мне с утонченных изгибов лица андроида. Я была готова припасть к полным губам девианта, что едва уловимо вздергивались уголками, была готова обнимать его за сильную мужскую шею, опять вдыхая пыльный запах.
