Камски упомянул бумаги, и почему-то не верить ему не было причин. Сам Джон Майкл Дориан позволил мне почти двенадцать часов назад сбежать из его кабинета на поиски прошлого, и уж кто-кто, но он точно не станет больше врать.
Сколько же бумаг я подписала в прошлой жизни, соглашаясь на очередные контракты? Правительственное подразделение, друг-психиатр Камски… кому еще ты ставила галочку в поле для подписей, Анна?
– Я понимаю, как это все может сейчас звучать для тебя, Тони, – голос Камски оказался так близко, что я едва не дернулась от испуга. Его рука аккуратно легла на плечо. Даже удивительно как самоуверенно сейчас себя вел человек, что некоторое время назад прятал ладонь в кармане и избегал прямого взгляда. – Но не каждый способен справиться с тем, что легло на твои плечи.
– Ты сказал, что у меня была семья, – не открывая глаз, я подавила истерику внутри, хоть голос по-прежнему дрожал при каждом слове. Пересохшие губы были поспешно облизаны. Было бы неплохо сейчас как в самых драматических клишированных фильмах в порывах страсти плеснуть себе в горло виски прямо из бутылки, однако от этого не будет никакого смысла. Алкоголь не возьмет усиленный правительственными медиками организм. – Значит, не было никакого приюта. Где мои родители?
Я подняла умоляющий ответить честно взор на босса, и тот не смог не среагировать на него. Элайджа нахмурился, ответив почти не шевелящимися губами:
– Прости, Тони. У тебя больше никого нет.
Отчаянный кивок головы был сделан не в целях «простить» мужчину за дурные вести, а как способ смирить отчаяние в груди. Я снова опустила голову, закрыла глаза и вцепилась пальцами в край стойки. Ох, как хотелось рукам начать запускать стоящие рядом бутылки в разные стороны, разнести весь этот чертов дом! Но за спиной все так же в отдалении стоял воображаемый детектив со скорбным взором, что старательно пытался сделать ко мне шаг, но при этом не мог сдвинуться из-за моего установленного барьера.
Мне было стыдно. И страшно. Подаренная Дорианом (а может, и самим Камски) биография заставляла холодно вспоминать о людях, которые якобы оставили меня на пороге сиротского приюта, несколько дней назад я и вовсе в крови и в боли желала отправиться наконец в ад, чтобы помахать ручками родственничкам. Но оказалось, что никто не оставлял меня в приюте. Никто не жалел времени на воспитание ребенка, судя по изречениям Камски – никто не жалел времени и на рождение мне брата или сестры. А я ведь даже и не помню их лиц… имена казались мне чуждыми, чего уж говорить о проскочившем русском акценте в имени матери, которое произнес босс. Меня любили, возможно, даже старались дать все самое лучшее. Я обрела семью всего час назад, и тут же потеряла ее из-за вкрадчивого извиняющегося тона Элайджи.
Смерив пламя отчаяния внутри, я выпрямилась и расправила плечи. На лице все еще блуждали огоньки сожаления и скорби от услышанного, однако я все же продолжила разговаривать с боссом, не отворачиваясь от стены. Смотреть в его глаза мне не хотелось.
– Расскажи, как это было, – беззлобно, но с давлением спросила я. Босс, стоя в метре, между тем наполнял второй бокал виски, при этом не допив свой. – Как я согласилась на такое.
Бокал был сунут мне в руку, и я, туманно окинув содержимое взором, потеряно посмотрела в лицо босса. Камски вскинул брови и качнул головой, мол, выпей, полегчает. Сам же мужчина, не сводя с меня прикрытого взгляда, отпил из своего стакана.
Что ж, превратим ток-шоу ложного медиума на драматическое кино с типичным поведением клишированных героев. Не долго думая, я залпом отправила алкоголь в горло. Жидкость обжигала слизистую, глаза от такого резкого порыва наполнились слезами. Отставив бокал, я зажмурилась и прикрыла рот с носом плотно утянутым экипировкой запястьем. Запах крови и тириума продолжал сочиться из темной ткани.
– Ты пришла к моему дому ночью, – босс от созерцания столь резкого порыва усмехнулся, но не так, как обычно усмехаются в хорошем расположении духа. Смешок был тихим, понимающим. В следующее мгновение слова Камски были слегка приглушенными из-за оставшегося рядом с губами бокала. – Потерянная и уставшая.
Мужчина вдруг замолк, убрав бокал и направив взор мне в ноги. Я же все старалась смирить учащенное дыхание, сбившееся от едва успокоившейся истерики и тяжелой порции алкоголя. Слезы, однако, наворачиваться не переставали.
– Я помню, в каком состоянии были твои кроссовки, – очередной отчужденный смешок. – Был сильный дождь и ты, видимо, прошла не один квартал. Я хотел предложить тебе дождаться утра, но ты настояла на немедленном вмешательстве. Иначе, как состояние аффекта я не мог это расценить.
– И ты, конечно же, с радостью воспользовался ситуацией, – с легким укором взглянула я на мужчину. Лицо того окрасила фальшиво-виноватая улыбка, говорящая «ну извини, ты меня знаешь, в этом весь я».
– Ты просила о помощи, Энтони. Я ее тебе оказал. Хоть и не скрывал, что имею от этого собственную выгоду.
Протерев разгоряченное лицо руками, я уже не так напряжено наблюдала за тем, как Элайджа возвращается в свое кресло. Его стакан все еще был полон виски, и это на долю секунды заставило меня почувствовать себя стыдливо. Мой-то бокал был опустошен в считанное время, пока этот мужчина блаженно растягивал успокаивающий нервы напиток. Мои, правда, алкоголь так и не успокоил, пусть я больше и не ощущала себя так потеряно в ворохе свалившейся информации.
Женский силуэт больше не показывал своей уверенности и стойкости, не было и потребности оправдать экипировку «родного» подразделения. Плечи осунулись, грудная клетка больше не дышала прерывисто. Я испытывала легкий голод, все еще время от времени содрогалась всем телом, однако внутри чувствовала необоснованное смирение. Оставалось выяснить только одно: причину, по которой Анна не смогла найти иного выхода.
– А что же с автокатастрофой? – желудок ныл, впервые за долгое время напоминая о себе. Я под наблюдательный взор Камски отправила в себя новую порцию алкоголя, сощурившись уже не с таким отвращением. – Ее не было?
– Почему же. Была. Только попала в нее не ты.
Андроид за уже на половину осыпавшейся красной стеной резко замер. Его руки сжимались в кулаки точно так же, как руки стоящего за спиной воображаемого детектива. Прекрасный облик продолжит сопровождать меня на протяжении долгих лет и по необъяснимым мне причинам будет грозно метать взоры в возвышающегося рядом босса. Все верно. Пока я не собиралась уходить от Камски. Мне все равно некуда идти.
– Кто-то очень близкий, – обреченно глядя в темную стену, спросила я, – не так ли?
Ответа не последовало. Те маленькие кусочки, что остались в бокале босса от кубиков льда, теперь слегка скрипели о стеклянные стенки. Элайджа Камски сделал несколько глотков, заставив движением вздернутой руки скрипеть кожу сиденья.
– Он мертв?
Я и так знала ответ на вопрос. Лишь желала окончательно поставить точку над всеми «и», закрыв тему душевных страданий и Анны, и меня.
О, Анна… я называла тебя мразью, тварью, ненавидела всем телом и душой, пыталась найти тебя, чтобы плюнуть в лицо, но едва встретилась с тобой в отражении зеркала – поняла, что не так уж мы с тобой и различаемся. Ты утратила того, кто был тебе дорог, я же, зная свой центр вселенной в лицо, так и не смогла это дорогое создание обрести. Я ощущаю себя тобой, как бы абсурдно не звучало это по причине того, что ты – и есть я.
– Я бы выразил слова соболезнования, но увы, – приглушенно, без тени смущения произнес босс за спиной. – Это будет лицемерием с моей стороны.
В этот раз усмехаться предстояло мне. Я сжала переносицу пальцами в стремлении усмирить напряжение глаз и биение вен в висках. Попытки не увенчались успехом, по крайней мере, эмоциональная перегрузка напротив – погружала организм во все большую усталость и потребность забиться в угол для переработки информации.
Я получила, что хотела. Теперь я знаю правду, хоть у меня и нет причин доверять словам босса. Однако история моей биографии со слов Камски накладывалась на историю Эмильды Рейн, а слова на тему стертой памяти могли быть подкреплены человеком, ранее давшим мне возможность узнать свое прошлое. Оставалось только сделать следующий шаг на пути к своему будущему, лепить судьбу своими же руками.
