Улица Томпсон не казалась мне знакомой. Я медленно проезжала мимо разноцветных и разношерстных коттеджей, которые в своей величественности, казалось, выросли прямо из земли. Большинство зданий были жилыми, по крайней мере во многих окнах горел свет. Автомобиль прогнал меня по дороге от одного конца улицы в другой один раз, и я, совершено ничего не понимая, припарковала кадиллак у обочины крайнего дома. Странно. Лейтенант Андерсон отчетливо назвал именно этот адрес, правда, не назвал номера дома. Однако я не могла перепутать слова даже в порывах злости.
Неужели подарки вселенной на этом закончены? Отрицательно мотнув головой вдруг возникшей из ниоткуда мысли, я заглушила мотор и выбралась наружу. Дождь продолжал идти, оставляя на темных волосах мелкие капли.
Хмурый взор блуждал по крышам коттеджей, тут и там потихоньку зажигались все новые и новые лампы на крыльцах, уличные фонари освещали дорогу. Я нерешительно сделала несколько шагов по тротуару, поняла, чего именно мне не хватало: пешего передвижения. Руки не могли привести меня к нужному месту, используя руль автомобиля – ведь я никогда не водила машину по этой улице… мозги не могли подсказать правильное направление – ведь память была разделена уже не пульсирующей стеной с огромными острыми краями наверху. А вот ноги… ноги могли. И именно они вели меня вперед, позволяя глазам блуждать по жилым участкам.
Вот свет в окне серого высокого коттеджа. Старушка в компании молодого человека с всклокоченными волосами мило пьет чай на кухне. Судя по лицам, оба человека приходятся друг другу родственниками: так много схожих черт. Меня интересовали не родственные связи. Меня интересовало клетчатое одеяло, скинутое на лавочку на крыльце ее дома. Такое знакомое, такое… теплое.
Спрятав нахмуренный взор, я прошла еще дальше. Окна маленького уютного домика с белыми стенами не горели, однако на крыльце сидели двое девчонок-близняшек в компании молодой женщины. Вся компания тепло укутанная и с кружками вкусно пахнущего горячего шоколада о чем-то беседовала. До ушей сквозь шум дождя доносятся обрывки слов, и главное их содержание – предстоящая поездка к бабуле на ферму. Я некоторое время стояла в отдалении, тревожно всматриваясь в семейку матери-одиночки (откуда я это знаю). Вот они – счастливые и светлые, улыбающиеся и любящие. Вот я – уставшая и съежившаяся, мокрая и скорбящая по убитому человеку в груди.
Женщина, скользнув взором по моему силуэту, вдруг нахмурено сжала губы в тонкую полоску. Меньше чем через минуту дети были поспешно уведены в дом, в окнах загорелся свет. Даже не удивлена такой реакции. Чувствую, что на то есть причины, хоть и не имею никакого желания бежать к порогу дома и расспрашивать женщину о моей биографии.
Следующий, зацепившийся взор, дом оказался через несколько участков по другую сторону улицы. Красное здание с двумя этажами и острыми крышами. В доме горело лишь одно окно, выходящее в гостиную. Подсматривать не хорошо, я все еще отдаю себе отчет о том, как много законов могу сейчас нарушить, и все же не могу отказать себе в возможности немного окунуться в знакомые очертания лица мужчины в окне. Человек в плотной серой футболке наполнял бокал чем-то горячительным. Он некоторое время смотрел в сторону телевизора, и вот – его взор, точно почуявший чужое присутствие, обратился ко мне.
В голове яркими красками взыграли странные ощущения, как будто бы кто-то испуганный цепляет меня за руку и пытается просить помощи одним только взглядом серых глаз. Я слышу, как угнетенный яростный голос шипит в ответ «Беги», и некто в белой униформе «Киберлайф» уносится прочь, оставляя свежие следы на ноябрьском снегу. Человек из гостиной смотрит на меня, держа бокал у рта. Его лицо покрыла щетина, как покрывают сейчас капли дождя мои волосы и плечи в плаще. Испуган ли он или просто потерян, мне было все равно. Я лишь сильнее запахнулась в вороты верхней одежды и безучастно побрела вперед. Мужчина, подлетевший к окну, провожал меня взором.
Что-то было не так, что-то было не то. Я дошла до конца улицы, но так и не смогла нащупать нечто важное, что не позволяло покинуть квартал. Вряд ли лейтенант подразумевал каких-то странных людей в чужих домах, что тревожно выглядывают из окон в поисках женского силуэта. Постояв на том от машины конце улицы несколько минут, я вдруг поняла, что потеряла это самое знакомое нечто. Упустила, как упускает воздушный шарик увлеченный салютом ребенок. Обреченный вздох сошел с моих губ, и вот, бредя по направлению к кадиллаку, я вдруг по инерции поворачиваю голову направо. Идти дальше не хотелось.
Маленький домик с наверняка немногочисленными комнатами и отсутствующим светом на крыльце смотрелся так неприятно посреди этих огромных широких зданий. Все они были идеальными, совершенными, наверняка достойными своих хозяев. Этот дом был иным. Блеклым, отчужденным, как темное пятно на ярком солнце. Я кусала губы, ощущала дрожь в теле от внезапного волнения. Ладони быстро покрылись легкой влагой, и причиной тому был не дождь, а холодный пот. Я даже знаю, кто чувствует себя так: интроверты и социофобы, что вынуждены пользоваться общественным транспортом, и которым вот-вот придеться просить водителя остановиться.
– Трусиха, – шикнув самой себе сквозь зубы, я постаралась выпрямить спину и смелой походкой направилась в сторону темной двери. Свет в окнах горел, намекая на возможного жителя этого дома. Я понимала, как глупо могу выглядеть в глазах человека, который, возможно, меня даже и не знает, однако волнение и пропасть в желудке не давали мне спокойно пройти мимо. Здесь явно что-то было, и это что-то подразумевалось Андерсоном. Упускать такой шанс я не намерена.
Стук в дверь раздался не сразу. Несколько секунд кулак держался в воздухе, и вот, поборов горечь во рту, я все же сделала несколько ударов по деревянной поверхности. Кто-то по ту сторону спешно шел к двери.
Что бы мне ответить человеку, вот-вот представшему передо мной? Кто это будет? Вдруг он как-то связан с моим прошлым? А если это очередной работодатель или еще какая вражеская личность? Так много вопросов, знать хотя бы на один из них ответ. Я облизывала губы, старалась смирить перепуганное дыхание, но получалось плохо. Нарастающий шум шагов отдавался увеличивающимся стуком вены на виске, что заглушал даже звуки дождя за спиной. Мои волосы мокры, плечи осунулись от тяжелого дня. И я все же готова идти до конца, превозмогая голод, усталость и желание скрыться в кустарнике, пока дверь еще не отворилась.
Скрип дверного замка и последующий резко ударенный в глаза свет гостиной не позволил мне даже спрогнозировать успешность полета в ближайшие кусты. Я хлопала глазами, смотрела на удивленно смотрящего на меня человека, что, в отличие от непрошенного гостя, был сыт и свеж. Парень с черными глазами смиренно ждал от меня ответа, всем своим видом показывая истинную тревогу внутри. Предстал бы на моем пороге промокший до нитки человек с пустым взором – я бы и не так себя чувствовала. Из гостиной доносился звук работающего телевизора, в воздухе пахло приятным ароматом кофе.
– Добрый вечер, – кое-как выдавила я, глупо хмурясь и облизывая губы. – Я тут проезжала мимо и… в общем, кажется, в этом доме у меня осталось нечто важное, и я…
Паренек смотрел на меня так учтиво, словно бы не было ничего в том страшного, что в поздний час его покой потревожил абсолютно незнакомый человек. Его белая футболка болталась на подтянутом теле, ноги покрывали черные просторные штаны. Даже несмотря на холод его черных глаз, парень все же смотрелся весьма приветливо со своими ямочками в уголках губ и светлыми пшеничного цвета волосами. Ему не приходилось смотреть на меня сверху вниз, ведь мы были практически одного роста. По всем законам психологии этот человек должен вызывать у меня хоть какое-то облегчение, но на деле я сейчас чувствую себя глупой дурой, ворвавшейся в жизнь чужого человека.
Сжав губы и закрыв глаза, я отрицательно покачала головой.
– Извините, – так и не дождалась я ответа от парня. Хотела только попросить прощение и, развернувшись, вернуться под дождь, сойдя с крыльца. – Наверное, я зря пришла…
