Я уже хотела развернуться и уйти прочь, остановив поток ненависти на этом пороге, однако лейтенант Андерсон, видимо, был готов полностью погрузиться в омут из оскорблений. Мы могли остановиться, здесь и сейчас. Не дать себе пасть ниже плинтуса, показывая свои истинные не самые приятные сущности. Но кое-кому было мало сказанного, и потому в спину прилетело следующее:

– Беги, беги к своему гению-пижону, истеричка.

– Да лучше остаться с мистером Камски, чем работать с вами – кучкой придурков! – я резко обернулась, уже сойдя с одной ступеньки вниз. Если этот идиот и вправду не остановится, то я, как снежный ком, начну катиться без возможности затормозить. – Он, по крайней мере, грязью с ног до головы не поливает! Не знаю, как протекало наше сотрудничество, но теперь и знать не желаю!

– Ну и пожалуйста! – Андерсон, кинув оставшиеся немногочисленные листы на пол, громко захлопнул дверь.

– Ну и не за что! – в той же яростной манере крикнула я в ответ.

Яркие краски покрывали небо. Звезды начинали пробиваться сквозь пелену затянувшихся туч, как бы стараясь согреть своими тусклыми лучами город. Я могла бы сейчас смотреть на них, упиваясь красотой галактики, а вместо этого насыщаюсь яростью к Андерсону и ненавистью к стоящему за спиной детективу с удивительными чертами лица. Последний не решался нарушить мой покой своими движениями. Спина сквозь ткани плаща и рубашки испытывала на себе тяжелый обеспокоенный взор, отвечая сворой мурашек на коже.

Простояв в тишине не меньше половины минуты, я, не глядя на андроида, постаралась пройти мимо к своей машине. Руки судорожно сжимались в кулаки, мне было так злобно и страшно, что я готова была спрятаться в доме этого сраного Хэнка Андерсона, параллельно выгнав разъяренного хозяина на улицу. Я опять осознаю себя центром вселенной, на который со всех сторон тычут множество насмешливых пальцев. Я была практически уже позади детектива, как плечо ощутило мужскую ладонь, бережно заставляющую затормозить.

– Анна, стой…

– Не смей, – мой голос был больше похож на шипение гремучей змеи. Она настороженно смотрит в глаза нарушившего покой, грозно гремя своим хвостом. Так же и я: судорожно вырываю плечо из руки андроида, смотря ему прямо в карие глубокие глаза. – Никогда больше не приближайся, иначе в следующий раз я выстрелю.

Я не кричала, но голос мой дрожал. Я не прикасалась к детективу, но при этом меня била мелкая дрожь от воспоминаний отчужденного «Прости, но ты не Анна». Джон Майкл Дориан уверял в неважности поверхностных чувств, и я была с ним в некотором роде согласна, но как же мне было страшно рядом с этим существом. В его нахмуренных блестящих глазах и приоткрытых от невозможности все высказать губах можно было прочитать больше, чем если бы он оправдывался за вчерашнее. Умерщвленный внутри человек не позволял мне смотреть в лицо девианта слишком долго, и я, прикусывая губы до крови во рту, понеслась обратно к машине. Вскоре дверь за мной захлопнулась, сама же я откинута на спинку сиденья.

Так много чувств и в то же время пустоты внутри. Ненависть смешивается с обреченным осознанием своего принадлежания детективу, я ощущала все тот же поток противоречивых чувств целый день, и он успешно задвигал голод, сонливость, некоторое время даже шум крови в голове. Несколько часов назад я задавалась вопросом: что испытаю к девианту с темными жесткими волосами и тепло-холодными руками после того, как смогла остудить бушующую ненависть? И я получила ответ на вопрос.

Страх.

Я боялась. Тряслась, пыталась согреть себя руками, подавляла позывы наполнить салон автомобиля рыданиями. Губы дрожали вместе со всем телом, черные ресницы слипались от проступающей влаги на глазах. Мне не хотелось ехать дальше, желание искать свое прошлое на некоторое время поглотилось тревогой за собственное будущее. Нет, я больше не хочу видеть его. Никогда больше не хочу испытывать на себе щемящий сердце взгляд темных глаз. Руки девианта теперь приводят меня в паническую атаку, чувствую себя натренированной собачкой Павлова с выработанными рефлексами на раздражитель. Страх был тем самым защитным рефлексом. Детектив с прекрасным, но омерзительным именем – раздражитель.

Он блуждал по моему телу, заставляя сгорать в жаркой постели под синим светом телевизора. За стеной находился босс, что доверял своему сотруднику жизнь, и это осознание добавляло в кровь адреналина. Я готова была подчиниться детективу, с упоением впитывая искусственное тепло и истинный холод совершенного создания. Мне бы хотелось уснуть в его объятиях, прислушиваясь к биению имитированного сердца. Все эти чувства, желания, зависимости и чего-то большего были испытаны мной впервые за все осознанное время, и, кажется, они оказались моим личным наркотиком. Как жаль, что сам поставщик «запретных» эмоций решил раз и навсегда выработать во мне защитный рефлекс на столь прекрасные ощущения в груди.

Пассажирская дверь открылась, и кузов качнуло от усаживающегося на сиденье существа. Мне не нужно было открывать мокрые глаза для того, чтобы знать наверняка своего незваного гостя в лицо. Детектив сидел рядом, тревожно и виновато одновременно всматриваясь в мое трясущееся тело. Я же наполнялась желанием выпрыгнуть из машины, лишь бы сохранить мнимые остатки собственного достоинства.

– Я же сказала, не приближайся ко мне, – злобно шикнула я, стирая проступившие слезы с ресниц. Весь мир теперь вызывал у меня только отчуждение и незаинтересованность, и вновь это создание стало единственным, что будоражит яркие чувства. Даже лейтенанту Андерсону с его язвительным языком не под силу напрячь во мне все струны, как делает это девиант в синей плотной экипировке, молчаливо смотрящий на мой сотрясающийся облик.

Девиант нерешительно поднял руку с колена и уже хотел протянуть к моему лицу ладонь, как я, сама того не ожидая, резко вжалась в водительскую дверцу. Не хочу! Не могу! Его рука стала для меня точно символом приближающейся волны боли и унижений, я больше не хочу слышать в голове насмешливые крики вселенной, не хочу чувствовать себя мерзкой, никому не нужной дешевкой! Все во мне бушевало и просило не приближать к себе детектива, чья рука сейчас резко отдернулась назад. Я не смела поднимать на него взор, лишь вжималась в дверь и судорожно глотала воздух ртом. Какой же жалкой я сейчас была… и все же не такой жалкой, как вчера на похолодевшей постели.

– Ты боишься меня? – почти шепотом с удивлением спросил андроид. – Я ведь не хочу причинять боль.

Его голос как музыка звучит в моей голове второй личностью, и это единственное совершенное произведение, которое я была бы готова слушать с упоением всю жизнь. Но сейчас шелестящий мягкий тембр девианта, чье имя я больше никогда не смогу произнести, вызывал у меня только дикое отчаяние. Я как маленький зверек, загнанный в угол жестокими мальчишками-подростками.

Нет. Не так.

Я – несчастная овечья душа, единственная душа в стаде, что пасет волк в овечьей шкуре.

– Больнее ты уже не сделаешь, – хриплым и натянутым голосом прошептала я, со вздрагивающими ресницами глядя в упор на коленку детектива. Не знаю, что читается в его глазах, и знать не хочу. Самооценка была уничтожена, чувство собственного достоинства вот-вот грозится пробить днище машины и спуститься на несколько сотен километров вниз, намереваясь сказать «здрасти» ошарашенному дьяволу. – Что я тебе плохого сделала?..

Тишину салона нарушил стук первых капель по железному кузову. Мир плакал вместе со мной, поливался слезами, захлебывался в рыданиях вместо меня. Я не желала показывать этому сраному детективу своих душевных метаний, все еще держала себя на плаву, понимая, что в любую минуту разревусь от животного страха. Детектив молчал, впиваясь в меня умоляющим не говорить подобное взором. Но я больше не могла терпеть. Снова метаться в ужасе от осознания своей ненужности столь значимому существу? Хватило мне восприятия себя, как поганой дешевки в глазах единственно-важного малознакомого создания, которому я была готова подарить себя без остатка.