Потерев пальцами правой руки плотно сжатые губы, я под косым взором наблюдательного бармена подошла к планшету на стене. Здесь, как и у мистера Камски в доме, так же были бегунки вентиляции, пожарной сигнализации, даже одной единственной камеры наблюдения. Мне не требовалось все это искать в самом планшете, достаточно было взглянуть на фирму электроники, что выпускала вот такие «умные» экраны управления массово. Но черт дернул меня все-таки подойти к ней и, завидев папку с музыкой, вопросительно посмотреть на парня в бабочке. Тот, поняв мои намерения, без интереса пожал плечами. Вскоре палец неторопливо перелистывал плейлист, изредка останавливая поток песен.
Боже, здесь что, суицидник живет? Как много мрака и грусти, под такие песни разве что медляки танцевать, да параллельно вены резать. Лишь изредка среди вороха унылых произведений можно было найти нечто забористое жанра «поп». В одно мгновение промелькнуло знакомое название, и я уверенно ткнула по экрану. Старый добрый ковбой городской дороги вернулся, словно бы заглянув в бар на минуту другую в поисках приключений и шумных девчонок, исполняющих кан-кан.
Блуждать по поиску даже с такой милой душе мелодией мне в какой-то момент показалось скучным, однако в то же мгновение взгляд зацепился за несколько знакомых исполнителей, исполняющих вместе какую-то песню. Я медлила, не знала, стоит ли нажимать. Почему-то казалось, что именно эта песня станет связующим звеном моего прошлого и этого бара. Именно поэтому палец в нерешительности дрожит над панелью, и уже в следующее мгновение нервно одним движением заставляет ковбоя покинуть бар. Стены наполнились тяжелыми нотами грустной мелодии.
Как был прекрасен и тосклив мужской опустошенный голос. Он пел о страшных муках, о желании покинуть этот мир. Может, даже спрятаться, затеряться, хоть на долю секунды! О, как прекрасен и тяжел этот голос, и как много играет во мне, пятившейся назад, подальше от панели и пробивающихся из красной стены образов.
Я думал, что нашел выход из положения…
Я думал, что нашел выход из положения…
Но ты никогда не исчезнешь,
Так что, думаю, мне следует остаться…
Где моя былая уверенность в поиске прошлого? Где стойкое желание рассмотреть лицо застывшего по ту сторону преграды андроида в синих пятнах крови? Он стоит, не шевелясь, вместе со мной вслушивается в изнывающие слова мужчины, которому подпевает уставший голос девушки. И я сжимаю руки в кулаки, вздрагиваю черными ресницами, не смея нарушить звук уничтожающей все внутри мелодии. Некто, что скрыт от меня вот уже несколько дней за стеной, стоит напротив. Его диод горит желтым, знаки «Киберлайф», насмехаясь, отблескивают прямо в глаза. Он так прекрасен, хотя я и не вижу его лица. Но он не знает о своей уникальности. Возможно, он этого так никогда и не узнал.
Надеюсь, однажды я выберусь отсюда,
Даже если на это уйдет вся ночь и сотни лет.
Мне нужно укрытие, но я не могу найти ни одного поблизости.
Хочу снова ощутить себя живым, но снаружи не могу побороть свой страх…
Я глотала воздух дрожащими губами, даже и не замечая того, что легкие перестали его принимать. Бармен сейчас смотрел на меня встревоженным взором, но и это ускользало от моего внимания. Я лишь пронзала время и пространство пустым взором, вздрагивая всем телом от не начавшихся рыданий.
Он смотрел на меня. Слушал как я (она) туманно рассказываю о своей прошлой жизни, но слов не разобрать. Его глаза буравят меня, брови сдвинуты вместе в некоем почтении и сожалении. Мне кажется, что тело утягивает холодный атлас, но на деле я (она) источаю огромные потоки жара от желания дотронуться к белой рубашке андроида. Как же я (она) хочу спрятаться от всего мира, подобно парню, что мучительно обреченно растягивает слова. Он пытается вырваться из цепких объятий боли, но, как и я (она), вынужден жить в страхе и вечных страданиях от невозможности быть ближе к самому главному на свете существу.
Не знаю, кто был этот андроид. Не знаю, кем ему приходилась эта Анна (я!), но сейчас я чувствую все то же самое, только в этот раз в отношении другого создания. Детектива, чье имя стало запретным для произношения. Детектива, чьи руки прижимали к себе, заставляя подчиняться, а после оставили на теплой постели, превратившейся из самого прекрасного места в самое ужасное. Знаю, Дориан говорил, что истина всегда важнее поверхностных чувств, но как можно игнорировать ненависть из-за причиненной нестерпимой боли? Он все еще нужен мне, так сильно, что даже объяснить эту странную зависимость невозможно. И я, как загнанный в угол зверек, вынуждена сейчас глотать слезы и пропускать все чувства несчастной Анны через себя. Она любила это создание… я любила это создание. Как люблю того, кому это было не нужно.
Но я знаю, что когда-нибудь смогу вырваться отсюда,
Даже если это займет всю ночь и сотни лет…
Не выберусь. Никогда не выберусь. Я буду вынуждена проживать каждый день в страдании и мраке, судорожно прижимать холодную подушку, понимая свою никчемность. Камски будет нуждаться во мне, как в защитнике, Ричард будет нуждаться во мне, как в подушке для психологического битья, но никому из них я не буду нужна, как человек. Я готова подарить себя детективу, отдать всю, без остатка. И в то же время понимаю, что не имею такой возможности из его нежелания принять человеческую душу. Ненавижу его… и, самое худшее – я его боюсь.
Сглотнув комок в горле, я закрыла глаза и заставила себя отрекнуться от собственных чувств, концентрируясь на Анне. Что она чувствует?.. боль и душевные терзания. Тогда она (я) не признавала этого, пряталась за отчуждением и холодом, путалась в нитях тяжелой музыки, вспоминала нечто приятное уже из своего прошлого. Она (я) смотрела на возвышающегося рядом андроида, что в свою очередь взирал на нее (меня) выжидающим, в какой-то степени молебным взором. Его диод несмело переливается мутным золотым цветом, он ждет, просит ответить ему, и желательно, ответить положительно.
Мужская рука протягивается к ней (мне) нерешительно, в воздухе витает только один вопрос. И как же много душевных метаний внутри слабого женского сердца, что отчаянно пытается сохранить корку льда вокруг! Она (я) так сильно хочет вложить в его пальцы свою ладонь, изучить механическую грудь на наличие тепла, позволить вести себя в танце (подчиниться!), лишь бы скрыться от смотрящей сверху вниз вселенной в воротах серого пиджака с отличительными знаками «Киберлайф». Она (я) чувствует себя предателем, осознает, что одно неверное решение может привести к развалу строящейся долгими годами спокойной жизни в коконе из бесчувственности. С ее (моих) губ срывается холодное «Нет», и сердце, почувствовав прилив горячей крови, судорожно сжимается в тиски.
Разве это не прекрасно? Я совсем одна.
Мое сердце хрупкое, как стекло… моя голова тяжела, как камень…
Ты разрываешь меня на части, до самой плоти…
– Здравствуй… – беззвучно шептала я вместе с девушкой, окончательно потеряв самоконтроль, – добро пожаловать домой…
Мир переменился так резко, что я даже не успела сообразить происходящего. Песня едва закончила свои мотивы, как горячий приток крови в голове вернул спазмы сразу в нескольких участках мозга! Теперь пульсировало не только в лобной части. Теперь пульсации отдавались в затылке, в висках, в глубине нервных тканей, даже в позвоночном столбе. Я не могла пошевелиться, судорожно сжимаясь в три погибели на холодном полу. Бармен уже не таким наглым голосом пытался дозваться со стороны барной стойки, но его обеспокоенных слов было не разобрать среди шума вновь мчавшегося поезда посреди прожженной адским солнцем земли.
Я больше не могла стоять на ногах. Медленно оседала на пол, беззвучно открывала рот и старалась смягчить падение выставленными вперед руками. Я должна была спрятаться, причем срочно! Забиться где-нибудь в угол, переждать бурю и шторм в голове, позволить шуму крови в ушах прерваться щелчком машиниста старого состава. Глаза покрылись красной дымкой, ничто вокруг не вызывало во мне адекватных реакций, но организм, натренированный долгими годами, вдруг взял все в свои «руки». Я даже и не поняла, как оказалась запертой в туалете. Только судорожно сжималась в комок, на закрытой крышке унитаза, давила на уши и молила всех известных богов прекратить эту муку.
