Тот блеск металла, и воинственные движения четырех существ, сражающихся то ли на жизнь, то ли на смерть. Нет… они сражались за время. Всего пару дней, боже, мне нужно было всего пару часов, чтобы удостовериться в безопасности самого удивительного на свете создания, чье лицо до сих пор скрыто от меня кровавой преградой! Но я, точно скованная невидимыми цепями, стою на месте и вслушиваюсь в лязг заостренного металла, сквозь который пробивается взывающий к рассудительности чужой грубый голос. Это были мы. Точнее, я в компании безызвестных созданий, носящих черную экипировку и мешковатую уличную одежду, скрывающую диод. И это ее глазами я вижу сейчас происходящее. Ее руку держат тепло-холодные пальцы, ее ноги несут меня сейчас мимо кварталов, подальше от доносящегося из прошлого скрежета металла и криков вооруженных бойцов.

Я не помнила, как долго шла. Пальцы левой руки пытались сохранить тепло в правой, точно не я вела себя, а тот, кто все это время стоял за стеной в сознании. Машина осталась где-то позади, расстегнутый плащ вместе с волосами откидывался легким ветром за спину. Мои ноги выстукивали по асфальту каблуками, но я слышала скрип снега под тяжелыми протекторными ботинками. На спине больше не было родной тяжести оружия, никто больше не прижимался своим острием между лопаток. Зато вместо прощального шепота кого-то значимого в голове теперь сквозь туман вторила вторая личность голосом девианта.

Дорога заняла не меньше двадцати минут. Я, поглощенная туманом, брела вперед по покинутым живыми и неживыми улицам, мимо зданий с выбитыми стеклами и забитыми дверями. Когда дорога стала казаться долгой, а сознание начало обретать привычные очертания ясности, я вдруг остановилась посреди улицы, не смея сделать шаг. Кто-то вел меня через снег и холод, и этот кто-то теперь повернул направо, все еще сжимая мою продрогшую ладонь. Взволнованно и испуганно хватая воздух ртом, я несмело повернула голову. Еще один ленивый толчок головной боли был спешно откинут назад.

Старое здание, больше похоже на церковь, совсем обвалилось. Крыши практически не было, острые разорваные балки смотрелись, как зубы огромного голодного монстра. Мне не хотелось заходить внутрь, настолько страшно смотрелось это место посреди заброшенных улиц. Однако выбора у меня не было. Я лишь вытянула телефон из кармана, проверяя следующий адрес в полной уверенности обнаружить себя на нужной точке в карте.

Все верно. Это был третий адрес. Но привел меня на место далеко не навигатор, а собственная память и утихомирившиеся мысли, что отдали бразды правления телу.

Тронуться с места оказалось еще сложнее, чем подняться на «Иерихон». Там мной овладел стыд за возможное пренебрежение к чужим девиантским чувствам, а здесь мне было поистине тревожно и ужасно. Я несмело ступала вперед, понимая, что все шаги сейчас в точности совпадают с ранее пройденным ноябрьским путем. Кажется, я даже наступаю на те же места, вместо снега утаптывая каблуками пробивающуюся траву. Вход был высоким и широким, но мне казался таким узким, будто в любой момент здание проглотит меня, оголодав без посетителей. Эхо отдалось в голове новой порцией волнения, я даже встала на одну минуту на месте, не смея проходить вглубь. Так и торчала на пороге, в страхе оглядывая мусор по бокам от стен. Лишь когда нога неуверенно оторвалась от земли, я тут же ощутила некий предмет перед заостренным носком туфли. Нечто деревянное гулко прокатилось по пыльному полу, отдавшись эхом от пустующих стен.

Я отрешенно опустила взор и, спустя половину минуты, опустилась сама. Деревянный длинный брусок красного цвета больше походил на ножны. Впрочем, так оно и оказалось. Неуверенно взяв предмет в руки, я встала на ноги и аккуратно рассмотрела резные рисунки на кроваво-яркой поверхности. Ножны были пыльными, покрытыми царапинами и потертостями, однако цвет благодаря тусклому лаку сохранился отменный. Прямо как та кровь, что сочилась из меня в первый день пробивающихся воспоминаний в ванне. Шершавая поверхность была приятной на ощупь, а сам вид ножен вызывал тоскливую ничем неоправданную улыбку. Голос, утопающий в речных волнах, вновь дал о себе знать. Почему-то я была уверена, что именно этот голос впоследствии преобразовался в мужской приятный тембр, от которого кожа покрывалась мурашками, а в груди все начинало трепетать.

Переставшие дрожать пальцы аккуратно изучали предмет на наличие царапин, пока я туманно осмотрела помещение. Долголетние слои пыли, звук хлопающих крыльев встревоженных голубей, некрупные капли дождя через огромную дырку вместо крыши. Здесь было так много всего, и в то же время ничего. Невысокий подиум чуть дальше покрывал мусор, десятки поломанных и целых лавочек расположены тут и там. Я сделала несколько шагов вперед, не глядя под ноги, и уже в следующее мгновение тишину здания пронзил звук ударяемых деревянных ножен по бетону. Ножны с успехом покинули вдруг застывшие руки, зеленые глаза, не обращая внимания на упавший предмет, тревожно смотрели на опрокинутую справа лавочку.

Не знаю, что это было, но я вдруг ощутила острый позыв всех мышц одновременно. Вдруг налившиеся железом руки и ноги действовали синхронно, точно именно к этому они готовились уже долгие дни. Лавочка была порывисто поставлена на место, я даже несколько раз присматривалась и двигала скамейку, дабы вернуть все так, как было.

Было?.. а как было? Так, что я сидела на холодной деревянной перекладине, поджав к себе ноги и спрятав в коленях лицо? Или так, что я стояла рядом со скамьей, тревожно и раздраженно одновременно всматриваясь в глаза расположенного напротив существа, что просило отпустить его на последнее дело? Или так, что я, почувствовав отчаяние от возможной смерти близкого, кое-как плелась в одиночестве сквозь буран?

Облизнув губы, я с замирающим сердцем медленно опустилась на скамью. Подобрала к себе ноги. Спрятала в них лицо. Сидела и взывала к ней, что вела меня сюда без какого-либо навигатора и подсказок детектива. Ждать долго не пришлось. Уже в следующее мгновение я вдруг ощутила себя совершенно чужим, но в то же время родным человеком. Таким же сломленным и опустошенным, как и я сейчас.

Я (она) подняла взгляд обреченных глаз и первым, за что зацепилась – маленькая трещинка на деревянной спинке стоящей впереди лавочки. Указательный палец медленно прошелся по повреждению, грозясь подобрать в пассажиры занозу. Трещина была успешно оставлена в покое, а вот некто с разноцветными глазами, возвышающийся рядом, осматривался мной (ею) как-то отчужденно. Я (она) говорила ему, и в этот раз этот голос не был холоден. Он был суровым, потерянным, пустым. Все лучше, чем былое абсолютное отсутствие эмоций. Девиант за что-то благодарил меня (ее), но женский голос тут же окликнул его, уже стремящегося покинуть мою (ее) компанию. Не слышу, о чем беседуют отчаявшиеся существа, однако внимание устремлено не в разноцветные радужки андроида, а в самый дальний, самый темный угол церкви. Туда, где в собственных мыслях, как в собственном соку, утопал новоиспеченный девиант, ведущий меня (ее) сквозь холод и безнадегу.

Он мог бросить меня (ее). Мог оставить прямо там, на «Иерихоне», а вместо этого цеплялся за холодные, пропитанные красной и голубой кровью пальцы и упрямо шел вперед, отбрасывая надвигающуюся депрессию в попытке обеспечить двум существам безопасность. Его диод скрывала шапка, но лицо было таким обреченным, а сгорбленная спина такой уставшей, что у меня (нее) не оставалось сомнений – диод горит желтым цветом. Я так хочу к нему подойти, кажется, я даже вскочила с места, разрывая поток пробивающихся воспоминаний, однако она не желала идти к нему. В чем же причина? Почему ты не идешь к нему, дура?! Он же так нуждается в тебе, стоит в темноте и со вздрагивающими ресницами буравит взглядом деревянный пол! Что движет тобой, когда ты самолично отдаешь ему разрешение идти прямиком в центр «Киберлайф» практически на верную смерть?! Ты сокрушаешься над умоляющим понять взором андроида, ругаешь его, сжимаешь кулаки и смотришь на его ладонь, но при этом не предпринимаешь попыток остановить! Только говоришь о приятном знакомстве и предлагаешь не умереть в лапах своего создателя! Глупая, глупая!