Я даже не заметила, как скорбно смотрела в стенку, где якобы стоял детектив. Это не ушло от внимания Дориана, что уже минуту стоял у закрытого окна и всматривался в мое лицо прищуренными глазами. Его голос подействовал кофеином, и я, вдруг испытавшая неловкость от своего состояния, спрятала взгляд в скинутых на пол черных туфлях.
– Полагаю, вам есть чем поделиться, – учтиво осведомился Джон, вернувшись на свой стул.
– Какая теперь разница, – я пожала плечами, намекая на неважность душевных терзаний внутри. – Вы ведь все равно сейчас промоете мне мозги, и все это перестанет иметь значение.
Джон усмехнулся, но возражать мысли на тему промытых мозгов не стал. Мужчина и так знал о моих догадках, и потому не стал употреблять ложь, дабы усмирить внутренние подозрения.
– В таком случае, я хочу услышать все, что пока еще значимо для вас.
Впервые с начала сеанса я посмотрела Дориану в глаза. Пять минут назад в них плескалась скорбь по утраченному близкому человеку, а теперь он смотрит так спокойно и легко, как будто бы обсуждает ворвавшийся в жизнь города дождь. Я не верила его оправданиям на тему выезда из города, видела насквозь даже через профессиональную эмоциональную маску. И все же решилась поделиться напоследок мучающими меня мыслями и чувствами.
Нельзя ведь держать подобное в секрете, женское сердце требует высказать все то, что скоро перестанет иметь важность. Увы, но теперь делиться таким было не с кем. Оставалось довольствоваться малым.
– Помните, я говорила, что… – на мгновение я нахмурилась и застыла с открытыми губами. Начать казалось так просто, а на деле я даже не знаю, какие слова подобрать. Смотрела на сцепленные на столе пальцы Джона и пыталась построить речь. Увы, этого не получалось.
Что мне ему рассказать? О том, как сквозь боль и кровь просачиваются воспоминания из настоящего прошлого?
О том, как самый главный враг босса оказался на деле далеко не недругом, а самым настоящим работодателем?
О том, что всего за один вечер я обрела истинный смысл жизни и тут же потеряла его вместе с вырванным рукой андроида сердцем?
О том, как мир вокруг окрасился в черно-белые тона, а сладкая до этого музыка покрылась темной траурной пеленой?
Во мне так много чувств, и в то же время мне нечего рассказать. Дориан терпеливо ждал, когда приоткрывшиеся женские губы продолжат повествование. В прошлый раз мужчина кинул меня из огня в прорубь, предположив, что мое замешательство связано с состоявшимся по случаю формирования ФБР приемом. Сейчас у него не было предположений относительно моих истинных причин смятения. Если, конечно, Камски все ему не доложил.
Нахмурившись от этой мысли, я вернула взор на мистера Дориана. Психиатр смотрел на меня поверх очков-половинок и, словно бы почувствовав мою догадку, едва заметно кивнул головой. Да. Мистер Камски все ему рассказал.
– Я говорила вам, что я фригидна, – осознание осведомленности Джона о произошедшем придало сил. Там, у стены вновь начался формироваться андроид в расстегнутой рубашке и пиджаке, однако я больше не смотрела на него. Лишь отчужденно блуждала взором по столу, не желая больше смотреть в глаза Дориана. – Но все же оказалось, что это не так. Недавно я испытала контакт с одним существом, и это… это было удивительно.
– Тот детектив из бара? – учтиво уточнил Дориан, на что получил мою ироничную ухмылку.
– Нет, что вы. Этот парень хоть и хороший, но все же ничего, кроме желания убить не вызывает, – я вспомнила неприятные ощущения щетины на щеке, и тут же сравнила их с ощущениями прикосновений щеки андроида-детектива. Даже вынужденный испытывать к себе ярость, андроид по-прежнему выигрывал на фоне остальных. И всегда будет выигрывать, заставляя меня отдаляться от любого, кто захочет чего-то большего, чем робкие взгляды и флирт. – Я говорю о другом. О том, чей голос время от времени шепчет в голове.
Джон приподнял вопросительно брови, что вызвало бы у меня удивление, если бы я не была погружена в свои воспоминания. Слезы начинали проситься наружу, но я держала себя из последних сил, цепляясь пальцами в обивку кресла. Хватит уже истерик. Охранники не истерят.
– Знаете, это как купаться в жидких лучах солнца, – я с едва заметной улыбкой и вздрагивающими ресницами приподняла ладонь вверх и потерла друг о друга пальцы, словно бы показывая свою мысль. – Я даже и не думала, что испытывать такие яркие чувства так… прекрасно. Я готова была раствориться в нем, мне так хотелось потеряться в его тени, и мне было даже наплевать, что я знаю его от силы три дня. Он был так прекрасен… он и до сих пор прекрасен. Я даже сейчас ощущаю его взор со стороны, как будто бы он здесь, пытается поддержать меня морально.
Я не врала. Он и впрямь стоял у стены, смотря на меня тоскливо. От каждого моего разрывающего тишину слова его глаза все сильнее хмурились, а сам воображаемый детектив пытался сделать в мою сторону шаг. Увы, но он все еще плод моих фантазий, и даже его я не стану близко подпускать. Один раз я уже была поломана от собственной глупости. Больше ломать свою психику я не намерена.
Дориан не смотрел на меня. Жизнь в нем выдавали лишь вздрагивающие ресницы с седым проблеском, да рука, что вновь держала фотографию в белой рамке. Все его внимание было направлено исключительно на приятно улыбающуюся белокурую девушку восемнадцати лет, хоть и мои слова не ускользали от его ушей. Я, больше не акцентируя внимание на задумчивом состоянии психиатра, уже дрожащим голосом продолжила излияние души:
– Мне так нравилось находиться с ним рядом. Я была готова идти за ним вплоть до горизонта, лишь бы снова ощутить сотни колокольчиков в груди от одного только взгляда. Разве это возможно? – я уже почти заходилась в рыданиях, при этом сдерживая слезы и умоляюще цепляясь на хмурящемся мужчине взглядом. – Люди всего одним прикосновением заставляют себя ненавидеть, а тут андроид, с которым я даже не знаю что меня связывает. Я сама лично позволила ему найти меня, мне было так хорошо с ним, что я даже не задумывалась о последствиях… просто позволяла прижимать себя, наплевав на чувство собственного достоинства и на то, что может подумать он сам.
Голос вконец осел, и мне пришлось на мгновение замолкнуть. Джон теперь смотрел на меня, слегка опустив голову. Что он видел во мне? Боль? Страх? В любой случае, это подавляло его, заставляя оттягивать включение метронома еще как минимум на несколько минут.
– Теперь я осознаю, что больше никогда не буду принадлежать себе. Я не раб, но я хочу им стать ради совершенно постороннего создания. Знаю, для других это может звучать ужасно, но для меня это словно бы и есть мое истинное предназначение: делать все, лишь бы чувствовать на себе его взор.
– Вы говорите поистине прекрасные вещи, Энтони, – вдруг прервал меня Джон, явно не понимаю, откуда столько боли в дрожащем голосе. – Однако я слышу далеко не самый счастливый голос.
И снова несколько секунд молчания вкупе с прокусанной губой. Железный привкус крови словно бы выпустил наружу немного пара, и я уже не чувствовала себя такой несчастной. Андроид за спиной продолжал сверлить меня умоляющим взором, перепугано перекидывая взгляд с моей спины на сосредоточенного Дориана.
– А потому что единственному, кому я была готова подарить себя, оказалось это не нужно, – я смотрела себе в ноги, пытаясь скрыть боль и отчаяние в глазах от Дориана. Что толку в этом, если меня с лихвой выдавал голос. – Он снова назвал меня чужим именем, сравнил с этой мерзкой женщиной и оставил одну, собирать остатки собственной самооценки. Вы понимаете, каково это? Предложи он, совершенно незнакомое мне создание, сбежать, и я бы согласилась без раздумий! Я шла бы за ним до последних дней, я даже сейчас чувствую, что он и есть моя истинная цель! Но вместо этого он заставил меня ощутить себя человеком, а потом вырвал это с корнями! Да если бы он всадил мне нож в спину, мне было бы не так больно!
Я говорила порывисто, с некоторой злобой, и в то же время с мольбой впивалась в лицо психиатра, точно он был тем, кто мог пролить свет на все непонятности этой ситуации. Словно скажи он всего несколько слов, и те станут панацеей для израненной души. Он ведь психиатр, верно? Психиатры должны помогать! Но почему он так удрученно молчит, хмурясь с каждым моим словом все сильнее, вжимаясь в спинку кресла все глубже? Джон опять держит в руках фотографию, при этом смотря только на меня. Я же не могла остановиться в своих изречениях, пытаясь высвободить копившуюся боль уже не таким злобным голосом:
