Кому я вру… не могу я пустить ему пулю в лоб, даже если он сам наставит на меня дуло офицерского пистолета. Я лишь попрошу у него побыстрее нажать на курок, обрывая все душевные страдания.

— Вы не станете смотреть в зеркало?

Ричард смотрел на меня со вскинутыми бровями, как бы удивляясь столь неправильному для меня поведению. Ранее я была готова час стоять перед отражающей поверхностью, придирчиво осматривая любую деталь собранного в дорогу бойца. Увы, мне было наплевать на все еще мокрые пряди волос в хвосте и на возможность простудиться, плевать на подозревающий взгляд серых глаз Ричарда. Единственное, на что мне было не наплевать сейчас — на свой взор. Его встретить я боялась.

— Отнеси мой багаж в машину, Ричард, — без тени агрессии я отдала указ андроиду. Тот, едва кивнув головой, взял сумку и оставил меня в одиночестве.

До выхода Камски из номера оставалось меньше трех минут. Часы на уже ставшим одиночном браслете сурово отчитывали секунды, однако никто не собирался впопыхах покинуть отель. Да, мне был противен этот номер. Кровать в другой комнате была точно напоминанием о преступном деле, стены, что недавно пропитывались потоками страсти и желания, вызывали волны истерики внутри. Я стояла боком к зеркалу, поправляла рукава комбинезона и боролась с внутренним страхом от предстоящего дела.

Взгляд усталых зеленых глаз медленно поплыл от тяжелых ботинок к коленкам, от коленок — к поясу с оружием. Я чувствовала, как начинаю наливаться тяжестью в грудной клетке, и все же заставляла взгляд ползти вверх по синей ткани плотной экипировки. Но дальше груди дело не пошло. Дальше был страх и чувство отвращения.

Последние минуты тянулись тяжко, точно густой лизун в руках маленького ребенка. Я видела, как учащается в дыхании грудная клетка, покрывалась мурашками от образовывающихся царапин на плечах. Стойкое чувство омерзения шептало в голове, и шепот его смешивался в шорох голоса второй личности, несмелого писка чужих установок. Мне было так противно смотреть на себя, так отвратительно наблюдать за вздымающейся грудью, что ночью касался чужой. Отныне я чувствовала себя половичком, о который вытерли ноги. Все чувства вторили о ненависти к андроиду-полицейскому, но самое худшее — я все еще считала себя принадлежащей ему до конца своих дней. Гадкое и обрекающее на вечные муки осознание: ты считаешь себя созданной для того, кому это было не нужно.

Истерика была готова ввергнуть меня в пучину страха в любой момент. Я держала пальцы правой руки на серебряном револьвере, готовая от злости выпустить весь барабан прямо в зеркало. Однако уже в следующую секунду медленно закрыла глаза, сделала глубокий вздох и посмотрела прямо перед собой на спящий телевизор.

Нет, сегодня я не стану ввергаться в страх. Вчера ночью я определилась со своей ролью относительно этого мира. Я — охранник. А охранникам не пристало паниковать.

Поездка в машине была молчаливой. Босс сидел напротив, как всегда расслабленно уложив одну руку на спинку черного сиденья. Его глаза были туманными, но в этот раз причиной стало не привычное «наркоманско-мечтательное» состояние Камски. Он устал.

Я сидела на своем месте, держа одну руку на револьвере. Пустой бездумный взгляд в упор сверлил серую футболку мистера Камски, поверх которой был накинут темно-серый пиджак. Утренние лучи полностью осветили улицы города, люди спешили по офисам и иным рабочим местам. Ничто из этого меня не волновало. Я словно пребывала в состоянии сна, при этом механично напрягая каждый натренированный рефлекс в желании среагировать на любой возможный источник опасности. Тишину в салоне прерывала бодренькая мелодия из колонок, но желания узнавать исполнителя сего прекрасного произведения у водителя не наблюдалось.

Что видел во мне сейчас Элайджа? Усталость? Замкнутость? Полное безвкусие к жизни? Чем бы оно ни было, это напрягало его. Именно поэтому спустя десять минут поездки в молчании босс без какого-либо стеснения первым попытался начать разговор:

— Ты не откроешь окно?

Без усилий выйдя из состояния апатии, я безучастно посмотрела в черные зрачки мистера Камски. Босс от такого механичного движения сощурился в некоем подозрении.

И впрямь… окно оставалось закрытым. Блекло глянув на несущиеся за стеклом дома, я без особого интереса отметила гаснущие фонари, капли начинающегося дождя на окне. Уличный дождливый воздух сейчас мог поглощаться моим лицом в попытке поймать момент наслаждения от эстетики. Но все это было… таким безвкусным и бессмысленным, что я тут же с безэмоциональным лицом повернулась обратно к боссу. Мужчина, натирая пальцами левой руки поверхность телефона, слегка вскинул брови в желании услышать ответ.

— Нет, — апатично бросила я всего одно слово, показывая отсутствие интереса к расспросам и беседам.

— Ты ведь любишь смотреть на город, когда тот только начинает просыпаться, — не унимался Элайджа, разговаривая вкрадчивым, но как бы вскользь интересующимся голосом.

— Теперь не люблю.

Что правда, то правда. Не было больше былого удовольствия от лицезрения ярких розовых красок на небе, не было желания смотреть на не частые темные тучи, несущие дожди. В иное время я бы бежала взглядом за ускользающими струйками дождя по стеклу, может, даже наблюдала за шмыгающими по лужам редкими прохожими. В это утро я лишь продолжала смотреть в серые туманные глаза босса, пропуская музыку и красоту окружающего мира мимо себя.

— Как прошла твоя ночь? — Камски словно бы и не желал сдаваться. Его нижняя челюсть ходила ходуном, в то время как покрытый усталой пеленой взгляд пронизывал меня насквозь.

— Все нормально.

— Ты выглядишь усталой.

— Я же сказала, Элайджа. Со мной-все-нормально, — выговаривая каждое слово с особой четкостью, я учтиво склонила голову на бок. Волосы все еще были мокрыми, а сил в мышцах по-прежнему не хватало, однако ничто из этого не могло снизить мое внимание по отношению к состоянию босса. Мистер Камски и сам выглядел слишком тяжко. Темные круги под глазами, время от времени смыкающиеся веки, вялые движения. На удивление даже волосы были небрежно связаны в хвост. — А вот с тобой точно что-то не так. Ты вообще спал ночью?

Элайджа приподнял один уголок губ, точно убедившись в моей все еще теплящейся готовности помочь ему в любой момент. Оно и не удивительно. Вчерашний двойной инцидент — разбитая бровь основателя «Киберлайф» и отказ девианта от предложенной ему души — укоренил в моем мозгу уверенность в своей признанной недавно роли. Человека-то внутри больше нет. Даже интересы личности покинули сознание, оставив только солдата с его желанием отдаваться своему делу безвозмездно.

— Кервен приезжал в отель, — между тем тепло начал объяснять свое состояние Камски, испытав некоторое удовольствие от моей озабоченности его здоровьем. — Я не спал где-то до четырех утра, обсуждал вопросы купли-продажи главного штаба.

Озвученные слова заставили меня оставить свои мысли о мертвом человеке, и теперь смотреть на босса с некоторой тревогой. Ничто иное, как башня «Киберлайф» не могла подразумеваться этим человеком. Нахмурившись, я несколько раз открыла рот, чтобы сказать хоть что-то. Мистер Камски обреченно усмехнулся моей реакции, опустив сонный взор в пол.

— Он хочет выкупить офис? И ты позволишь?

— Мистер Дарк предложил выгодные условия, — не отрывая взора от пола, мужчина хмыкнул. Он мог прятать свое истинное «Я», ведь делает это уже несколько дней. Но я-то знала, насколько неприятно боссу осознавать мысль о скорой продаже некогда созданного им холдинга. — Половина судебных исков от сокращенных рабочих ляжет на его плечи, так что это вполне выгодные для нас условия.

Услышанное слово «нас» придало мне некоторую уверенность, но я не могла ощутить от нее хоть какое-либо облегчение. Сначала девиация и последующий за ней арест, потом роспуск остатков директоров, теперь продажа последнего величия былой компании. Все это не могло не отразиться на Элайдже, пусть тот и старался прятать свои реальные чувства за безэмоциональным лицом и апатичным взором. Я же видела его настоящего и могла срывать с него маски без каких-либо усилий.