Эмильда Рейн терла подбородок указательным пальцем, задумчиво глядя в иллюминатор. Коннор даже подумал, а не отказаться ли от этой идеи, ведь на деле он не мог знать истинных задумок главы подразделения, что перестала вызывать к себе всяческое доверие после взорванной бомбы в доме Камски. Но то, что ждало его на том конце пути было гораздо значимей, чем дискомфорт перед правительством и боязнь за собственное существование. Тем более, что с последним у него, судя по событиям в январе, вряд ли когда-то будут проблемы.
Поправив рукава пиджака по инерции, детектив прошел вперед и сел в кресло в противоположной стороне от прохода. Трап был поднят в ту же минуту, как андроид вошел внутрь, и теперь самолет медленно разворачивался по направлению к взлетной полосе. Закат сгущался, заставляя огни аэропорта гореть ярче.
– Должна признаться, я думала, что ты не придешь, – без особого интереса протянула Рейн, все еще смотря в иллюминатор.
Коннор, не желающий смотреть на того, кто был ему так противен, так же обернулся к окну. Самолет медленно набирал ход, вскоре оторвавшись от земли меньше, чем на метр.
– Я здесь не ради вас, – сказав это, детектив с облегчением понял, что не соврал. Пусть смерть ему не грозит в силу странных изменений в его программе, все же ощущение опасности не покидало андроида, и особенно сильно оно взыграло, когда самолет окончательно оторвался от взлетной полосы и устремился в тучные облака. – Как вы узнали о мероприятии? Ведь это закрытая информация.
Женщина приподняла брови, устремив свой взор на андроида, что сидел к ней боком. Коннор последовал ее примеру, смотря точно так же в упор. Это он еще мог делать, хоть порой такие зрительные контакты, в особенности с Рейн, доставляли ему неприязнь. Эмильда лишь слегка улыбнулась, точно перед ней был не детектив, а маленький школьник, сморозивший глупость.
– Коннор, мы есть правительство, – пояснила белокурая Рейн, не сводя с андроида сверкающих изумрудных глаз. – К тому же, мистер Камски зря считает, что его окружение не продается. Каждый имеет свой ценник. В этом я уже убедилась.
Андроид отдавал себе отчет о том, что именно имеет в виду глава подразделения. Личное дело Анны попало в руки создателя не просто так, ведь это секретные архивные документы, к которым может быть допущена только какая-либо верховная шишка. И все же кто-то умудрился достать и продать дело единственного оставшегося в мире «пробужденного» и передать одному из врагов подразделения. Рейн убеждала, что виновник пойман и наказан, но она правильно заметила: все люди имеют свой ценник. Может, поэтому женщина больше не доверяла своему окружению, предпочитая разрешать важные вопросы подразделения сама.
Что ж, по крайней мере, не приходится гадать, как они попадут на чужой частный прием. Кто-то назвал свою цену, и Рейн, судя по всему, ее оплатила. Оставался другой вопрос: причина, по которой Рейн вдруг захотела войти в чужое мероприятие, при этом захватив того, кто уже месяц держал подразделение в состоянии напряжения.
– Я все же не понимаю, – Коннор не сводил с Эмильды прищуренный взор, хмурясь сильнее с каждым словом. Рейн в свою очередь без всякого интереса изучала планшет. – Чем так важен этот прием?
Рейн глубоко вздохнула. На самом деле он не был важен. Камски просто объявит о роспуске последних директоров и уничтожении символики «Киберлайф», попытавшись вызвать у присутствующих скорбные чувства. Рейн побывала не на одном таком приеме у Элайджи, вот почему Камски вдруг решил провести мероприятие в чужом городе: он не желал ее там видеть. Однако если ранее Рейн посещала такие места только для самоличного отслеживания важных персон, то это мероприятие было важно по причине всего одного бывшего сотрудника. Который, между прочим, уже слишком долго вынуждает Рейн вертеться на месте, как юла, а не следовать дальше по другим наиболее важным делам.
– Нам придется ускориться, Коннор, – глядя перед собой, сурово произнесла женщина. Таким ее голос Коннору всегда не нравился. – Мистер Камски изъявил желание покинуть страну раз и навсегда. К сожалению, мы еще не в курсе, куда именно он собрался, но уверены, что наверняка захочет забрать с собой Гойл.
Женщина понимала, как именно это может звучать для девианта, и все же не смогла укрыть своих истинных причин посетить этот прием. Пока Коннор пытался разложить все услышанное по полочкам, Рейн повернула к нему голову и продолжила говорить все тем же суровым голосом:
– Ты же понимаешь, что мы не вправе позволить ей покинуть штаты? Она – носитель ценной правительственной информации, боюсь представить, что Элайджа успел увидеть в ее голове. Поэтому она останется здесь. Живая или мертвая.
Что должен был ощущать девиант, услышав такие слова в адрес человека, за которого готов был отдать свою жизнь? Кто-то бы наверняка выкрикнул: «злость!», «отчаяние!», «ненависть!». Но всего этого не было. Коннор лишь смотрел на Рейн взглядом, полным недоверчивости. Он не мог испытать всего того, что было сказано ранее, хоть и ощущал испуг. Коннор отдавал отчет о вполне логичных причинах правительства не выпускать бывшего солдата из страны, тем более солдата с промытыми мозгами. В этом случае даже его шантаж не поможет, а значит, ускориться и вправду стоило.
Пока андроид открыл рот в очередном вопросе, один из бойцов с рыжими волосами подошла к Эмильде и, наклонившись, что-то прошептала на ухо. Ее слова могли быть услышаны и проанализированы, но сейчас в системах Коннора все ступени занимались другим человеком – тем, что сейчас точно так же сидел в самолете и наверняка обсуждал с мистером Камски какие-то дела. Эта мысль ввергла андроида в нечто под названием шок. Правительство растило своего солдата долгие годы, воспитывало в нем верность и ненависть к мистеру Камски, и вот теперь сам солдат беспечно проживает в доме ранее ненавистного создателя и даже не подозревает, что то самое правительство планирует ее смерть.
Она так смотрела на него у предприятия. Коннор помнил этот взгляд. С таким же взглядом Анна в подвале с разрушенной диагностикой хрипло спрашивала «Что со мной не так, Коннор?». Может, она его и не помнит, но тем не менее несмело шагает ему на встречу.
Эмильда Рейн, дослушав приглушенный шепот подчиненного, удрученно вздохнула и махнула пальцами в приказе вернуться на свое место. Услышанное не радовало ее, и даже не в силу невозможности из-за отсутствия чувств, а в силу слишком большого количества скопившихся дел на плечах Первого. Проблемы скапливались, падали на голову, как рождественские подарки из санок Санта-Клауса. Вот уже несколько дней Эмильда должна была находиться в Денвере и решать вопросы о передаче нескольких десятков солдат в распоряжение разворачивающегося пока еще мирного фронта на севере России, а вместо этого она до сих пор торчит здесь, в Детройте, и никак не может решить вопрос с гребаной девчонкой. Женщина была вынуждена отдавать указания дистанционно, испытывать терпение иных правительственных органов, на свой страх и риск отправлять бойцов на частные заказы без самоличного подбора и одного и вторых. Не говоря уже о том, что набор свежей крови был вынужден проходить без ее участия, а ведь сейчас тот самый ежегодный пик отслеживания потенциальных солдат в рядах университетов. Все было бы куда проще, если бы Рейн просто села в самолет, отдала приказ лететь в Денвер, оставив здесь нескольких первичников. Конечно, Гойл была поистине стойким и достойным солдатом, не зря же она раз за разом в течение всего месяца прикрывала своего обожаемого босса от правительства, списывая все нападения на митингующих и просто больных безработных людей. Однако кто она такая рядом с теми, кто имел опыт выше десятков лет?
Последняя мысль отчасти показалась Рейн забавной. Женщина холодно усмехнулась, подумав, как было бы мило со стороны послать за бывшим сотрудником и самим Камски Трента-два-ноль-шесть. Учитель станет палачом, а ученик – жертвой.
И все же она не могла такого допустить. И даже не по причине шантажа со стороны сидящего рядом детектива, что так усердно напрашивался на смерть. Ей просто было жалко. По холодному и по расчетливому жалко.
