‒ Что, впервые в баре?
Хриплый голос Хэнка вывел меня из раздумий. Я вернула свой взгляд на Андерсона, почувствовав, как по спине заскользили распущенные тяжелые волосы.
‒ Нет, не впервые. Просто обычно я посещаю такие места в одиночку, и в менее людное время, ‒ пояснив свою реакцию безучастным голосом, я вновь принялась изучать местный менталитет. В этот раз, как ни странно, он был поприличнее тех четырех упитых алкоголиков и одного злого детектива Рида. Среди людей я даже отметила светящийся синий диод. Высокий, чернокожий андроид атлетического телосложения что-то энергично обсуждал с сидящим у барной стойки светловолосым мужчиной в темно-зеленой ветровке.
‒ Стремление к одиночеству является признаком социофобии.
Теплый, бархатный голос андроида в этот раз не вызвал во мне умиления. Я оторвала взор от беседующих посетителей и с вызовом посмотрела на Коннора. Его, похоже, не смущал посыл зеленых глаз, в котором четко читалось «а не ахренел ли ты часом, дружок?». Андерсон застыл с бутылкой в воздухе.
‒ Спасибо, Коннор. Чтобы я делала без этих знаний.
‒ Я веду лишь к тому, что это не является нормой, ‒ андроид продолжал блестеть своими невинными карими глазами, объясняя свои мысли так, словно бы говорил о погоде. В его утонченных скулах и шелестящих губах я видела все, за что боролась последние несколько недель, но сейчас все его черты вызывали во мне удивление. Сказать такое человеку и не бояться его реакции… всплывший в памяти случай с Гэвином Ридом у склада хранения улик заставил сделать вывод, что на такое способен только Коннор. ‒ В запущенных случаях социофобия приводит к более глубоким психическим расстройствам, например, аутоагрессия или неврозы.
‒ Ахренеть, ‒ Андерсон, не спуская глаз с безмятежно перекидывающего взгляд Коннора, поставил бутылку обратно на стол. ‒ Ну ты и уел.
‒ Отлично, теперь я чувствую себя умственно отсталой.
‒ Извини. Я не хотел никого обидеть. Просто привожу общедоступные факты.
‒ В этот раз ты ошибся, ‒ я все еще буравила андроида вспыхнутым раздражением взглядом. Коннор сцепил руки вместе, уложив их на стол. ‒ Я не люблю посещать такие места в компании, потому что люди в пьяном состоянии любят обсуждать политику, или философские извечные вопросы жизни. Я далека от этого.
‒ Я понял, ‒ Андерсон «грел» пальцы на бутылке черного виски, говоря повседневным голосом. ‒ Ты тупенькая.
Это было уже слишком. Ошарашенно осматривая своих собеседников, я убрала руки со стола, как будто бы холодная лакированная поверхность могла обжечь кожу. Возмущению внутри не было предела. Я чувствовала, как наливаюсь румянцем, легкие жадно глотали воздух. Ничто внутри больше не горело от учтивого взгляда сидящего рядом создания, но горело другое ‒ сиденье кожаного белого дивана под синим платьем.
‒ Знаете что. Я и впрямь не блещу интеллектом, ‒ сказав это с нажимом в сторону Хэнка, я в той же манере повернулась к Коннору и адресовала ему следующие слова, ‒ и бываю очень неадекватной. Но у меня есть и другие достоинства, например, физические данные, по которым вы вряд ли сможете мне быстро найти равного. Даже в таком деле, как это.
Голова машинально махнула в сторону бутылки, теплеющей в руке Хэнка. Мужчина, проследив за моим взглядом, важно откинулся на спинку сиденья и забарабанил пальцами по столу. Глухой стук поглощался музыкой и шумом людей, но я отчетливо слышала его в своей голове. Почти с тем же стуком Хэнк ударял указательным пальцем по подлокотнику своего кресла в ту ночь, когда отпаивал меня кофе с коньяком. Тогда он смотрел на меня задумчиво и скорбно, сейчас ‒ надменно, как будто бы было затронуто самая важная гордость его жизни. Его умение алкогольной стойкости.
‒ Да что ты говоришь? ‒ мужчина приподнял подбородок, смотря на меня словно сверху вниз. ‒ Еще никто не перепил Хэнка Андерсона.
Внутри взыграл азарт. Впервые за столько лет мне захотелось оказаться первой, оказаться правой. Я хитро улыбнулась и, последовав примеру лейтенанта, приподняла голову.
‒ Ставлю сто долларов на то, что вы упадете прежде, чем мой язык начнет заплетаться.
‒ Двести долларов, и я выбираю, что мы будет употреблять, ‒ с этими словами лейтенант откупорил бутылку. Его волосы качнулись в такт движения головы, однако взгляд серых глаз окрасил озорной огонь. ‒ Коннор, у тебя глаз-алмаз. Будешь разливать.
‒ Должен предупредить, лейтенант, ‒ я не смотрела на андроида, так как уж очень не хотелось проигрывать эту игру в визуальный хищный контакт. Но по голосу слышала, как не на шутку встревожился андроид. Оно было не удивительным. Коннор помнил о том, как быстро совершает мой измененный организм расщепление токсичных веществ и потому беспокоился за здоровье старого полицейского. ‒ Это затея заранее обречена на провал, и…
‒ Коннор, не сопротивляйся. Мистер Андерсон решил подарить мне свою зарплату, ‒ уверенно перебила я детектива, чем вызвала на себе свору мурашек от пронзительного взгляда темных глаз. ‒ Знаете что, лейтенант. Я даже немного упрощу вам задачу. Сколько вы выпили до нашего появления?
‒ Одну двойную. А что?
Взяв один из бокалов, я нагло отобрала бутылку из рук Хэнка и щедро плеснула ту самую «двойную». Темная жидкость мрачным золотом растекалось по прозрачным стенкам. Она отражалась во всех глазах, что были устремлены теперь на бутылку: в серых с морщинками старого человека, в шоколадных механического существа и зеленых ‒ моих собственных. Звук изливающейся жидкости приятно ласкал слух. И когда горячительный напиток отправился в горло так же резво, как и пролился в бокал, я ощутила внутри обжигающее тепло. Острый, терпкий вкус. Каждая клеточка тела едва ли не взбунтовала против моей воли, мозг сокрушался в таком безалаберном отношении к собственным способностям. Тратить ценные ресурсы на расщепление молекул алкоголя, а не более полезное дело? Я чувствовала, как в голове мелькают мысли о нелогичности и иррациональности моего поведения, но все эти установки былого солдата меркли по сравнению с той человечностью, что теперь играла в венах. А ее было много: азарт, соперничество, желание победы и просто хорошенько повеселиться. Вот чего так долго не хватало измученному за семь лет верной службы сознанию.
‒ Боже, ну и дрянь, ‒ стакан с характерным стуком отправился обратно на стол, когда я, ощутив прилив горечи внутри грудной клетки, сощурилась, точно съела лимон.
‒ Это тебе не винишко хлебать, ‒ гордо констатировал Андерсон.
Только сейчас, щурясь и чувствуя на глазах проступающие слезы, я вдруг поняла эту странную любовь лейтенанта к несуразного расцветок рубашкам. Хэнк был человеком неординарным, со своими особыми фишками, взглядами на жизнь. За толстой шкурой агрессии и своенравности скрывалось достаточно разносторонняя доброта. Он и ранее показывал свою истинную натуру. Осадил Коннора, когда тот сокрушался над пристреленным девиантом у заброшки; тут же сокрушался над простреленной пластиковой ногой; не стал отказываться от меня как от сотрудника, поставив понятия справедливости и чести выше собственной неприязни. Но понять Хэнка получилось только сейчас, в этом ассоциирующимся с упущенными моментами баре.
Помахав в сторону глаз кистями, я натужно выдохнула и настойчиво придвинула бокал к стоящей бутылке. Андроид, искоса глянув на Хэнка, подался в мою сторону вперед. Сквозь пелену наступивших слез я видела, как колыхнулась прядь волос, как отразился луч света в блестящей карий радужке. Рефлексы едва не заставили меня наклониться в ответ, чтобы вновь ощутить вкус мягким губ, но вместо этого я потуплено посмотрела на Коннора. Под расстегнутой белой пуговицей просматривался участок обнаженной бионической кожи. Он буквально звал меня, приглашал исследовать истинную прохладу под теплой имитированной оболочкой пальцами, но как бы нутро не звало вперед ‒ я сдерживала свои позывы.
‒ Я все еще считаю эту идею нерациональной.
‒ Оставь это, ‒ отвернувшись от гипнотизирующей мужской шеи, я отмахнулась рукой. ‒ Нам предоставили шанс показать старику что к чему, и я его упускать не собираюсь.
