…и забилось вновь. Приложив руку к груди, я с упоением почувствовала слегка учащенный режим сердца. Кровь в голове не шумела, хотя может я просто не чувствовала шума. Все мысли были обращены на тот момент, когда во мраке раздался последний «вздох» единственного оставшегося в живых органа, после чего последовала секундная тишина. Вместо его удара послышался другой, особо жестокий. Звуки изнывающей стены отдавались во тьме, и едва послышался еще один удар – мгла словно бы стыдливо отдернула свои темные языки, давая сердцу пожить еще немного. Оно забилось. Гулко, прерывисто, нетерпеливо. Вот только тело так и не вернулось.
Горячий парной душ обнимал каждую часть тела. Я подставляла лицо и руки, вытягивала шею, путалась пальцами в тяжелых волосах. Изредка открывающиеся глаза ощущали тяжесть под весом припорошенных каплями влаги темных ресниц. Как бы я не старалась просто насладиться моментом – не получалось. Перед глазами все еще стояла красная стена с контекстом «НЕЛЬЗЯ», за которой скрывался некто, спасший мою жизнь. Пусть ментально, пусть не по-настоящему. Но сердце забилось, и только благодаря ему. Светодиодные отличительные знаки освещали кровавый блок, смешивая красный и голубой свет в совершенно новый оттенок, но ни один из них не позволял рассмотреть незнакомца. Облокотившись о кафельную стену и подставляя спину потокам горячей воды, я прикусила губы. Неуловимая мысль витала в мозгах, оставляла свои следы в наполненной белым паром комнате. Рука могла нащупать ее физические свойства, и все же едва пальцы сцеплялись на этом мало-освященном силуэте, как тот резко ускользал.
В лобной части мозга отдалось пульсацией. Беззвучно шикнув, я прислонила кулак ко лбу с налипшими волосами. Каждый такой толчок под черепной коробкой отзывался пульсацией вен где-то внутри, там, в извилинах, куда невозможно запустить пальцы, чтобы размять ноющий участок организма. Боль в передней части головы заставляла сотни разноцветных кругов переливаться перед глазами, на долю минуты я потеряла ориентацию в пространстве. Белые кафельные стены плыли, прислоненная к кафельной плитке рука перестала осязать ее холод. Пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать себя на ногах – все мышцы разом перестали слушаться, наливаясь слабостью и становясь такими же вялыми, как сосиски для хот-догов. Я могла грохнуться в обморок. Но вместо этого, щурясь и не убирая руку с едва прощупываемой стены, аккуратно сползла на дно широкой, но не глубокой ванны.
Разгоряченные потоки воды перестали покрывать кожу краснотой. Я не чувствовала холода, жар оставался недоступным для осознания. Все, что мог делать организм – судорожно сжимать ладонями пульсирующие виски, усиливать дыхание и отгонять гул приближающегося поезда в голове. Казалось, что я уже не просто на земле с железной дорогой стою, а на самих железных путях жду смерти, как неизбежного бывалого друга! Шея на рефлексах мотала головой из стороны в сторону, лишь бы избавиться от нарастающего шума под черепной коробкой. В какой-то момент в ушах раздался словно бы щелчок, и пульсация исчезла в одну секунду. На сжатые плотно колени упало несколько красных капель.
Слабость не оставляла меня даже тогда, когда я торопливо стирала кровь с носа, точно улики преступления. Пальцы от таких манипуляций дрожали, сами ноги наливались свинцом. Кровь не пугала меня с прошлого вечера. Тогда увозящая двух офицеров машина принесла в мой мир новые сомнения относительно честности босса, новые сомнения относительно участия Коннора в моей жизни. Учтивый голос Ричарда оповестил о кровотечении, и это в конец сломило мое желание быть безучастной ко всему происходящему вокруг дерьму. Кровь была поспешно стерта, с Ричарда было взято обещание молчать. Все это можно было бы списать на случайность, просто небольшие последствия после аварии и операции, в конце концов, меня собирали по частям. Но нечто, что поначалу мной игнорировалось, больше не могло уйти от внимания: боль в голове не посещала меня ни разу после пробуждения. Теперь, едва на пути появился андроид, заставляющий меня задуматься о прошлом в другом ключе, я буквально плавилась от давящего виски шума и яростных ударов внутри черепной коробки. Лопающиеся сосуды, освобождающие боль, были признаком жестокого повышенного давления. А это означало, что и сердце тревожилось мыслями о жизни «До». Разве что его учащенного биения я не могла прочувствовать из-за нещадной адской боли в серых извилинах.
Да, я могу списать все на болезнь, хирургию и прочее. Могу даже обратиться к Дориану с целью консультации. Могу. Но не стану.
Дрожащие руки останавливали кровь даже тогда, когда та перестала идти. Шум воды наполнял кафельные стены, однако я уже не сидела в самой ванной, предпочтя ощущать холод белого пола. Прижатое к носу полотенце не покрывалось красными пятнами: все, что могло выйти – уже вышло. И все же мне не хватало сил оторвать махровую ткань от лица и встать на ноги. Слабость по-прежнему разъедала мышцы, всякое мышечное волокно при попытке сокращения отвечало судорогой. Все, что мне оставалось – сидеть на полу, учащенно дышать и ждать, когда нарастающая внутри паника утихнет.
Темный силуэт, скрытый красной пеленой, мелькал перед глазами. Я видела, как настойчиво ударяется кулак по стене, тут же заменяла картинки в голове другими, не менее тревожными. Серые глаза, покрытые мелкими морщинками в уголках, смотрели с жестокостью, яростью. Даже Гэвин Рид не смотрел на меня так в день знакомства в баре. Да, он проявлял признаки агрессии, источал массивные потоки злости, но все же это была не та ненависть, что читалась на лице некоего лейтенанта Андерсона.
Лейтенант Андерсон. Почему я помню вашу фамилию, лейтенант? Едва андроид в синем костюме уложил руку на скрипучую кожаную куртку седого напарника, едва в воздухе послышалось имя «Хэнк», как в голове всплыла фамилия, точно бы я знала ее с самого рождения. Эти знания я могла сравнить с теми, что получаю каждый раз после сеансов Дориана. Они – истина, беспрекословная правда, неукротимая действительность, которую я вынуждена принимать как данность. Но между этими знаниями были различия: знания Дориана воспринимались мной фальшиво, словно бы я думала не о себе, а о совершенно постороннем человеке; знания о фамилии и имени лейтенанта были настоящими, не сквозящими лживостью и обманом. Они были, есть и будут правдой. Еще бы знать, почему я в этом так уверена.
Новые друзья. Новая экипировка. Мозги новые. Всыпать по первое число за выходки. Незнакомый мне мужчина грозился применить воспитательный прием, аргументируя моей безрассудностью. Я бы даже не стала задумываться о причине агрессии ко мне со стороны полицейского, не самые приятные первые минуты знакомства с Ридом в баре показали, что я в полицейском участке имела дурную славу. Однако лейтенант выражался четко и ясно: «Новые». Если у меня появились новые друзья, экипировка и мозги, то где ж старые, лейтенант? Где?..
Предстоящий сеанс с Дорианом был назначен на двенадцать часов. Любой день недели в компании психиатра начинался с двух часов дня, однако вторник имел свои особенности. Психотерапевт желал вернуться домой как можно раньше по делам семейным, и никто из нас не смел его винить. С его жизнью и его историей нельзя было не пойти на уступки, даже если босс и оплачивает его работу не малыми суммами. Наконец, найдя в себе силы для выхода из ванной, я, для устранения излишней расслабленности в мышцах, заставила затекшие руки и ноги выполнить парочку упражнений йоги. Никогда не задавалась вопросом, откуда я знаю осаны и почему мышцы так изящно выполняют команды, однако все же находила логичную причину для данного факта. Может, пробуждение и отобрало у меня память с возможностью терпеть близость кого-либо на свете, мышечная память работала знатно. Это стало понятно еще в те моменты, когда пальцы на автомате собирали и разбирали оружие, когда андроид Ричард был отправлен покорять стенку у бассейна.
В кухне, как и всегда, бубнил телевизор. Войдя в комнату с бело-черными стенами и кухонной мебелью, я уселась за стол напротив мистера Камски. Босс встал раньше меня, надо же. Должно быть, не торчал всю ночь в подвале, как обычно. Проведенный в компании полицейских и ковбоя-Кервена вечер выбил нас обоих из сил, сразу после ухода долгожданного гостя (от которого все же перепала шоколадка) мы, не сказав друг другу ни слова, разбрелись по комнатам. Засыпать было тяжко. Гнетущие мысли терзали уставшую от вечных переживаний душу, но я все же нашла в себе силы отмахнуться рукой от злобного голоса седого Андерсона и жалостливых карих глаз Коннора в изящном синем костюме. Я не давала переполняющим меня противоречиям ворваться в мозг, заставить думать и анализировать, как обычно усевшись у стеклянной стены. Возможно, именно поэтому меня посетил сон, наполненный красным светом и звуками ударов.
