От нее веяло теплом. Даже жаром. Клетки, наполняющиеся жизненно важными жидкостями, закипали от этого стойкого тепла, однако их плавление было приятным. Как будто дотрагиваешься до солнца в страхе быть обожжённой, но при этом встречаешь только упоительный поток космической энергии вместо боли и страданий. Изредка пространство заполнялось тихим гулом, сравнимым разве что с гулом земли при мчавшемся где-то в километре старом паровозе. Я не видела ранее этой стены. По крайней мере, во снах.
Красный блокирующий участок каждый раз воображался мной при попытке в серьез задуматься о прошлом, даже сидя в ванной с шариком-антистресс я нащупывала нечто, что не пускало меня вперед, что требовало отойти на несколько шагов назад с помощью включения всего одного чувства – чувства страха и самосохранения. Точно за ней было нечто ужасное, гадкое, опасное, и бессознательная часть мозга требовала не подходить к этому закутку памяти ближе, чем на несколько гектар. Но ведь это было всего лишь воображение! А сейчас же я вижу ее перед собой – толстую, кровавую, пульсирующую светом так, точно состоит не из твердого вещества, а из переливающейся жидкости.
Нерешительно проведя правой рукой по волосам, я расправила пальцы и аккуратно приблизила ладонь к стене. Сгустки тепла смешивались с мимолетным холодом, точно кто-то рядом открыл дверь в подвал и пустил могильный сквозняк. Желания соприкасаться с психическим блоком не было, и я уже хотела убрать ладонь обратно на коленку, как заметила нечто странное, не естественное. Легкое, но бесшумное движение, вызывающее в груди слабость.
Там, за стеной кто-то был. Темный человек, что по законам физики, логики и космоса должен был быть озарен светом красной стены, но вместо этого озарен был только силуэт по краям. И все бы ничего, но за спиной человека была та же тьма, что и за мной.
Прищурившись и слегка пригнувшись, я попыталась рассмотреть незнакомца поближе. Силуэт сидел точно в такой же позе, держа одну руку на коленке. Правая, как и у меня, была в сантиметре от стены. Слегка сгибающиеся пальцы почти касались красного блока, впитывали в себя тепло, жар, исходящий из ставшей нам помехи. Но это было не единственное, что могло взволновать и, что собственно, взволновало. Силуэт был мужской. Широкие плечи, мужские затемненные черты с выделяющимися из-за белого свечения скулами, протянутая вперед рука. Голубая повязка на плече. Голубой треугольник слева на груди. Готова была поспорить, что человек или андроид смотрел на меня в упор, как и я на него. В грудной клетке взметнулась яркая тропическая птица, заставляя ощутить в мышцах слабость. Сердце не билось быстро или сбивчиво, нет. Оно билось размерено, каждая его часть выполняла свою работу исправно, однако вспыхнутое внутри чувство слабости было связано не с мышечным двигателем, а с образовавшейся дырой в легких. Парные органы отказались работать, не позволяя мне совершать вдохи. Но я словно бы и не нуждалась в кислороде. Не было удушения, не было криков умирающих клеток, требующих воздух! Была потерянность, был страх, что этот кто-то за стеной встанет и уйдет. Я не могла этого допустить, и потому, уже не боясь жара стены, уложила на нее обе ладони и прислонилась максимально близко.
«Кто ты?» пыталось вырваться с губ, вместо этого слова поглощались тьмой, сгущающейся за спиной. Силуэт не двигался. Его рука медленно опустилась на колено, отчего голубая повязка на плече заиграла разными оттенками.
Мне срочно требовалось привлечь его внимание! В голове мелькала только эта потребность, и я настойчиво тарабанила одной раскрытой ладонью по сгустку красной энергии, получая в ответ приглушенные тьмой звуки ударов. Легкие не требовали воздуха, они вообще не работали. Тягучая бездна с успехом обволокла парные органы, и теперь ее языки точно струи воды начинали выползать из ребер к другим органом.
«Прошу, ответь мне!»
Человек или андроид не отвечал. Его глаз не было видно, не было видно и других черт лица, кроме скул, освещенных неизвестным источником света. Но я знала, что он смотрит на меня, знала! Кожа покрывалась мурашками от такого наглого взгляда в упор, даже жар стены не воспринимался ею так сильно! Уже не стесняясь своей реакции, я забила по стене обеими ладонями. Гул ударов отдавался в округе, и тут же затухал во тьме. Словно бы кто-то пытался пробиться через кучи подушек, так быстро растаивали в воздухе приглушенные удары. Постепенно тьма внутри заполонила и желудок. Темная субстанция заставила желудочные мышцы расслабиться, наполняя собой орган. Вскоре я не могла ощутить голода, потребности в воздухе. Тело выедало изнутри тьмой, что просачивалась из органа в орган, растворяя меня, как и эти звуки, в воздухе. Оставалось лишь сердце – его биение отдавалось в висках, отчего я щурилась время от времени из-за нарастающего шума.
Силуэт медленно поднялся на колени, приближаясь к стене еще ближе. Я все еще не могла видеть его лица. Оно пряталось во тьме, и красный свет ментального блока не освещал незнакомца. С каждой секундой время приближало меня к концу, я ощущала это внутри, благодаря той тьме, что выедала внутренности. Ноги постепенно начали тускнеть, руки становились прозрачными. Оторвав ладони от стены, я с ужасом осмотрела свои пальцы. Каждый из них начиная от кончика постепенно рассеивался. Я исчезала.
«Впусти меня…» в последний раз обратившись к незнакомцу за стеной дрожащим голосом, я прижала уже почти растворившиеся руки к груди. Но и ее ведь тоже уже не было. Там, где должны были быть ключицы, где должна была вздыматься женская грудь, теперь сжимались и разжимались языки черноты. Только сердце исправно билось, обнажая свои темные бордовые предсердия и желудочки, испещренные фиолетовыми и синими капиллярами.
Не чувствуя собственного тела, я со слезами на глазах осмотрела грудную клетку. Одежда исчезла, за ней исчезли кожа, мышцы, грудная клетка. Не было рук, не было ног, не было волос. Я, ощущая себя ветром, попыталась дотянуться до оставшегося висеть в воздухе сердечного двигателя, но и к нему тьма постепенно начинала подступать.
Ментальная стена отозвалась гулким ударом. Человек или андроид с голубыми светодиодами на теле с силой ударил ладонью по той стене, испытывая меня взглядом несуществующих глаз. Сердечный цикл становился тяжелее, прерывистее. Я не видела своего тела, как и не могла почувствовать сжатий собственных пальцев в кулак. Но не желала смотреть на то, как умирает последняя живая часть меня. Беззвучно исходя в рыданиях, я старалась согреть двигатель тем, что когда-то было ладонями. Оставшееся от меня бестелесное сознание умоляло его поработать еще немного, еще чуть-чуть! Сделать хотя бы еще несколько ударов! Сжимаясь в комок вокруг затухающего сердца, я старательно отгоняла тьму ментальными руками под гул ударяющегося кулака незнакомца о красную стену. Орган сделал последний удар, замер и…
Судорожно глотая воздух рассвирепевшими легкими, я вскочила на постели. Широко распахнутые глаза тут же отозвались потоком боли от яркого света и бликов со стороны. Голубые стены встретили меня с особым спокойствием, однако я не собиралась приходить в себя прежде, чем не убеждусь в нереальности сна.
Закрыв глаза, я, не останавливая сбивчивое дыхание, нетерпеливо ощупала себя с ног до головы. Копна спутанных волос, слегка мокрых в районе лба. Сам лоб, покрытый холодным потом. Опустившиеся под гнетом ужасного сна женские плечи, ключицы, скрытая просторной рубашкой грудь. Живот, бедра, ноги, сами руки! Как же жалко, что нельзя еще ощупать себя изнутри. Настолько неприятно было перестать ощущать потребность в воздухе, как будто бы находишься под слоем воды и желаешь вздохнуть, но понимаешь, что если сделаешь – тут же погибнешь.
Наконец, придя в себя, я накрыла похолодевшими ладонями лоб. Первые лучи солнца давно отливали серебром и золотом на речной глади, маленькие птицы, сидящие на дереве рядом со стеклянной стеной, беззвучно распевали свои преждевременные весенние песни. Большая часть одеяла и подушек были мокрыми. Кожа покрывалась испариной вот уже несколько часов, судя по тому количеству влаги, что скопилась в слоях ткани. Даже рубашка, и та напрочь вымокла. Впервые за долгие недели мне не хотелось вставать. Страх, что овладевал мной перед затухающим сердцем, сейчас требовал остаться в постели, зарыться от мира в одеялах и не вылазить до Апокалипсиса. Оно билось так слабо, так медленно. Все, что осталось от меня, вот-вот могло умереть. Я сгорала от боли и понимания безысходности под светом красной ментальной стены, буквально утопала в мольбах к тому, кто стоял напротив. Понимала, что если мышечный двигатель остановится – это будет конец всего. Поглощающиеся тьмой удары мужского кулака по стене отзывались в мыслях снопами искр, каждый такой удар на мгновение заменял мне биение собственного сердца, которое вот-вот умрет. В конце концов, оно замерло…
