– А вы? – мой вопрос заставил его дернуть головой. Смотреть однако на меня андроид не стал. – Вы знаете, что такое счастье или любовь?
Гул мотора разрывал тишину. В ушах уже изрядно шумело, и потому окно в спешке было закрыто. Теперь мы словно бы были в закрытом помещении, слишком близко друг к другу расположенные, вынужденные насыщать стенки машины совместным теплом. От этой мысли мне стало не по себе, но не по причине страха перед внезапным физическим контактом, нет. Мне просто было неловко.
– Знаю, – так же безэмоционально произнес андроид.
– И какого это?
– Больно, когда исчезает.
Желание задавать вопросы испарилось. Беззвучно охнув, я всецело погрузилась вниманием на дорогу. Бизнес-центры остались позади, и теперь жилые районы сменялись друг за дружкой. Тут и там по обочинам сновали дети на велосипедах, взрослые же отсутствовали. Большинство либо сидело дома, либо занимались лужайками во дворе, устанавливая клумбы и керамических гномов.
– Извините, – неловкость разъедала, точно кислота. Чувство стыда усилилось, и кожа вновь начала наливаться румянцем. Мне хотелось оказаться от андроида на сотни миль, лишь бы больше не сидеть с тем, чьи чувства я только что затронула. Кто бы знал, что разговаривать с девиантом будет так сложно. – Я не хотела напоминать о чем-то грустном.
Радио слабо спасало ситуацией, даже напротив: бесило и раздражало. Отключив звук, я приподняла рукава белой испачканной в кофе рубашки и нахмурено сосредоточилась на проезжей части. Несколько минут нами овладевало молчание. Я понимала, что следует заткнуться. Умение закрывать рот в нужный момент было моим достоинством. Но кожа на правой ладони все еще помнила электрические разряды при соприкосновении с пальцами Коннора, я же сама все еще вспоминала мольбу в темных глазах детектива, которого сначала приняла за живого человека.
У меня никогда не будет прекрасной капризной розы, за которой я буду ухаживать в ожидании ответной любви. Я абсолютно пуста как в прошлом, так в настоящем и будущем. Но кто был той самой розой для Коннора? Человек или андроид? Женщина? Мужчина? А может, просто какое-то животное? Ведь по заверениям Камски девианты испытывали повышенный интерес и заботу к другим формам жизни, не обязательно к собакам или кошкам. Кто бы он ни был, эта роза завяла. Оставалось надеяться, что девианты не однолюбы.
– Мистер Камски уверяет, что мы должны быть благодарны за все пережитое, – стараясь говорить как можно аккуратнее, я вызвала к себе интерес пассажира еще в момент произнесенной фамилии. – Плохое или хорошее – все, что с нами случается, делает нас такими, какие мы есть. И я согласна с ним в какой-то степени, но… если это и вправду так больно, то я рада, что не знаю, каково быть счастливой.
Вряд ли я смогла утешить андроида этими словами, но и вряд ли я вообще имела в целях утешение. Проведенные сеансы с психиатром Дорианом доказали, что слова сочувствия ничего не стоят для покалеченной души. Люди лишь подавляли свои эмоциональные порывы, заставляли негатив копиться внутри и, что еще хуже – могли оскорбиться чьей-то попытке лишить его возможности на освобождение от давящих эмоций. Гораздо лучше было согласиться с человеком, чья утрата была тяжелее порога психологической выносливости. И я согласилась, вместе с тем сделав вывод, что не так уж и нужны мне эти симпатии и влюбленности.
Остаток пути мы проехали в тишине. Коннор больше не смотрел в мою сторону, как и я не старалась обращать на него внимание. Заезжая на Зендер-стрит, я с прикрытым любопытством осматривала жилые дома. Было интересно узнать все, чем может жить девиант. В конце концов, он первый из своего рода, кто встретился на моем пути. Хотелось бы узнать о машине как можно больше, чтобы наконец разрешить мировоззренческий алгоритм из разряда «человечество – отстой, девианты – ?».
Остановив по просьбе детектива машину напротив зеленой лужайки, я присвистнула. Домина был просто потрясающий! Двухэтажный, в темных бордовых тонах, с белой треугольной крышей и с широким парковочным местом перед гаражом. Если андроиды жили так хорошо, то боюсь представить, что скрывается в этом доме и сколько в нем комнат! Мне было бы скучно в одиночестве жить в таком огромном здании. Все же надеюсь, что Коннор найдет свою капризную розу.
– Ничего себе домик, – пришлось пригнуться над рулем, чтобы полноценно осмотреть представший участок. Серый автомобиль серии Reno стоял на дорожке, загораживая проезд к гаражу. – Выглядит потрясающе! Даже лучше, чем барак Камски.
– Вы живете у мистера Камски? – андроид уже хотел выйти наружу, как тут же убрал руку с дверной ручки, окатив меня ушатом ледяной воды из удрученного и удивленного тона. Темные карие глаза хмурились, губы приоткрылись в непонимании моего выражения.
– Ну, не так, как обычно живут мужчина и женщина, – я пожала плечами, переместив взгляд с дома на андроида. Темные волосы, вопрос в безупречных блестящих глазах, даже мужественная шея – все в нем было настолько гармоничным, что не давало отвести взор, находя в свете закатного солнца все больше прекрасных деталей идеальной внешности. – У мистера Камски своеобразный бзик на безопасности, так что я в его доме занимаюсь исключительно вопросами по ее обеспечению.
– То есть, вы отдаете свою жизнь тому, кому она не нужна?
Я не знала, что на это ответить. Взгляд перестал изучать мелкую щетину на мужских щеках, перестал осматривать вздымающуюся грудную клетку в имитации дыхания, перестал следить за шевелением в разговоре полных губ. Вся его привлекательность тут же улетучилась под гнетом произнесенных слов. Теперь даже андроид понимал и прочувствовал все то одиночество, что приходится испытывать. Разве что пока я старалась дружественно согласиться с болью его утраты, Коннор бросал в мое лицо слова так, точно пытался заставить стыдиться. Что ж, у него получалось. Я и впрямь начинала ощущать стыд. Андроид тем временем не унимался.
– Разве это правильно?
– А кто вы такой, чтобы решать, что правильно и нет? – не без намека на обиду переспросила я. – Я живу так, как считаю нужным. И вполне имею на это право!
– Не могу быть уверенным, что вы довольны такой жизнью.
Смелость его ставшим холодным голоса добавляла к обиде внутри еще и чувство оскорбленности. Единственным человеком, кто мог решать за меня, был Элайджа Камски, да и то не во всех вопросах. Сейчас же эта машина в полицейской униформе заверяла меня в том, что я якобы должна чувствовать. И черт… он был так прав.
Не дожидаясь от меня ответа, андроид, виновато бросив на меня взор, покинул автомобиль. Я потерянно наблюдала за тем, как Коннор делает идеально сбалансированные шаги по бетонной дороге, как расправляются плечи, как мужская рука открывает дверь. Я видела, как Коннор застыл на пороге доме, едва повернув голову за левое плечо, предоставляя вниманию тонкую темную прядь на виске. Не могу на него злиться. Хочу, но не могу. Вижу перед собой восхитительно выполненную машину, вид которой вроде бы должен вызывать либо неприязнь (спасибо Ричарду), либо отсутствие чувств. Но нет. Я лишь крепко сжимаю руль в руках, ожидая, что андроид обернется и пройдет по дорожке обратно в машину, господи, я ждала этого! Почему я ждала этого?! Но Коннор не стал этого делать. Полицейский вошел в дом, и вскоре в гостиной зажегся свет.
Бешеный сердечный ритм мог выдать меня всякому, кто находился бы в районе пяти метров. Настолько громким было сердцебиение и точно таким же стук вен в висках. Кожу лица обдавало жаром, я старательно терла ее заледеневшими руками, призывая внутренние органы к порядку. В отдаленном углу сознания нашептывал голос, казалось, он слышится даже из выключенного радио. Огромная красная стена с надписью «НЕЛЬЗЯ» старательно отодвигала меня от порочных мыслей, любая из которых могла привести к новой головной боли или еще чему-то нехорошему. Я вырывала каждую из них поочередно, вытаскивала из головы, как бездомная кошка выгрызает паразитов из своей шерсти, но их становилось все больше. Прошлое с участием андроида модели RK800 было накрыто толстым слоем амнезии, стереть которую не поможет влажная салфетка или метроном в кабинете Дориана. Но вот будущее было полностью в моих руках. Либо я ищу причину странных реакций собственного организма, либо оставляю все как есть, и не бегу вслед уходящему поезду.
