— Неужели тебе действительно наплевать?

— На что мне наплевать, Винс?

— На меня. На нас.

Я высвободился из его хватки, пытаясь сфокусировать плывущий в неизвестность взгляд.

— Я хотел бы одним махом перечеркнуть все никчемные двадцать лет, которые я прожил бездарно. Но ты… нет, ты — единственное, о чем я никогда не жалел по-настоящему. Да, злился. Да, мечтал послать куда подальше. Но не могу ведь.

— Да почему? Ведь это…

— Заткнись… — оборвал я его. Меня кренило набок, язык начал заплетаться, но я понимал, что нельзя вырубиться, оставив Винсента в таком неадекватном состоянии. — Прежде, чем ты снова начнешь утверждать, что из-за шприца с триптамином я стал к тебе безразличен… я скажу тебе, скажу просто и тупо: без тебя меня нет. Так что пусть лучше я сдохну сейчас… у тебя на руках… от твоей руки… неважно! Короче, пусть лучше это буду я, чем ты.

Он словно бы окончательно закаменел. Хрен с тобой, медитируй… Я откинулся на спину, чувствуя во всем теле жуткую тяжесть. И тремор дал-таки о себе знать… Не вырубаться… не вырубаться… не…

Но благополучно отключиться не дали холодные ладони, обхватившие мое лицо.

— Посмотри на меня.

— Не могу…

— Открой глаза.

Поднять веки оказалось непомерно тяжким усилием, как непомерно тяжело бывает порой вздохнуть. Или заснуть. Или кончить.

— Что он тебе наплел?

С добрым утром, логика Винса.

— Угадай, Блэкстоун… Нет, ты подумай хорошенько. Догадаться же так сложно… учитывая, что мне на тебя якобы наплевать…

Его взгляд стал чуть человечнее благодаря появившейся там ярости.

— Никогда не думал, что ты поведешься на столь дешевое представление.

— А я повелся, представь? — ноги явно запланировали подкоситься. Надеясь, что не получу по лицу повторно, я обхватил Винса за шею, уткнувшись лбом ему в плечо. — Знаешь… рассвет ты сегодня встречаешь в одиночестве…

Его рука коснулась моих волос, поглаживая. Знакомый, немного неуклюжий жест…

— Неужели сохранить мне жизнь было настолько важным для тебя? Почему?

В ответ на этот совершенно дебильный вопрос я тяжело вздохнул.

— Люблю тебя, кретин. Люблю. Жить без тебя не могу.

Я мог бы ляпнуть еще какую-нибудь псевдоромантическую ерунду. Но лампа накаливания в моем мозге, вечно светящая в чужие глаза, перегорела, сознание стало аморфным… и я вырубился на плече у Винса в ту же секунду, когда, собственно, понял это.

====== Глава 11. Points de suspension ======

Комментарий к Глава 11. Points de suspension Points de suspension(фр.) — многоточие.

Мы ошибаемся в определении степени, в какой нас ненавидят или боятся; ибо хотя мы сами и хорошо знаем степень нашего расхождения с какой-либо личностью, партией, направлением, но последние знают нас весьма поверхностно, а потому и ненавидят лишь поверхностно. Мы часто встречаем благожелательность, которая нам необъяснима; но если мы ее понимаем, то она нас оскорбляет, ибо показывает, что на нас смотрят недостаточно серьезно и придают нам недостаточное значение.

11 сентября, 2002 год

Всё познается в сравнении.

А это я к тому, что вчера был никакой не отходняк. То, что со мной творится сегодня — вот это отходняк. Мало того, что вырвало желчью, так еще и ватные ноги никуда не делись, а зубная щетка в руке выделывала замысловатые кульбиты, все время падая в раковину.

У меня болит голова, все мышцы… и такое ощущение, что даже кожа. Да, чувствую себя рыбой, которую живьем очистили от чешуи. Преобладающей потребностью было растянуться прямо на полу, чтобы линолеум холодил стянутую после обильного намыливания кожу, и валяться так весь день, тупым взглядом таращась в потолок, обнаруживая там несуществующие формы и текстуры.

В общем, интересный на сегодня набор потребностей. Какая только дичь ни забредает в человеческие мысли, подумать только…

— Человек предпочитает желать небытие, нежели вообще не желать, — пробормотал я, после чего нервически захихикал. Ницше преследует меня даже до полудня, когда я обычно являю пример полной или частичной деградации.

«А что бы сказал ты сам?..»

А я бы сказал одиозное «Жизнь — дерьмо». Или просто скромно промолчал бы. Мне лень думать и становиться первопроходцем на поприще современной метафизики… В черепной коробке сплошная вата взамен мозга.

Если у человека есть кофеварка, то и турка всенепременно имеется. Просто так. Чтобы была. Нужно же изображать каким-то чудным образом оживленную утреннюю деятельность? Нужно, да. Несомненно.

И дались же кому-то дурацкие комиксы про супергероев? Дрожащими руками перелить кофе в чашку — вот это подвиг. Или мне так кажется?..

Когда дверь, ведущая в кухню, отворилась, я дернулся, едва не смахнув чашку на пол.

— Тихо. Тихо, это всего лишь я, — Винс успокаивающим жестом вскинул руки. Но, заметив кофе, тут же подскочил ко мне. — Охренел ты что ли?

— Нормально вообще. Что, кофе уже нельзя попить? — возмутился я, с ужасом глядя, как плоды моих непосильных трудов утекают в канализацию.

— Нельзя, разумеется, — оставив чашку в раковине, он снова переводит взгляд на меня. — Сейчас нельзя.

Медленно-медленно протягивает руку; каждое его движение выверенное, с едва заметным напряжением, как движения дрессировщика, работающего с неприрученным еще животным.

— Осторожнее, — я вздрагиваю и морщусь, когда он задевает синяк. Жуткий синяк, расплывшийся чуть ли не на всю правую скулу — точно такой же и точно там же, где был летом.

— Только не говори, что… Черт, это я? — недоверчиво спросил Винс. У меня аж глаза на лоб полезли от такого вопроса.

— Нет, блин, это моя соседка! — я попытался отойти, но у меня не было такой возможности. Блэкстоун сгреб меня в охапку, прижимая к себе так крепко, будто бы от этого зависела его жизнь.

— Прости…

— Блэкстоун, ты идиот или правда ничего не помнишь?

— Практически ничего… урывками.

Вероятность того, что он прикалывается, я по понятным причинам отмел сразу.

— Сомневаюсь, что ты мне веришь… — пробормотал Винс куда-то мне в макушку.

— А какого хрена сомневаешься? — я всё же обнял его в ответ. — Знаешь, Блэкстоун… плевал я на то, что ты псих. Но ты просто феерический болван.

— Я знаю. О том и речь.

Так бы и стоял рядом с ним, стараясь осмыслить очередную лажу. Это уже образ жизни, не правда ли? Винсент в объятьях, лажа в голове… Как можно жить иначе?

— Послушай, Алфи… что бы не сказали тебе обо мне другие… что бы я сам сейчас о себе не сказал… Я люблю тебя.

— Ненавижу такие предисловия, — раздраженно ответил я, отстраняясь. — Просто скажи то, что хочешь сказать. Давай покончим со всем этим.

Рухнув на стул, он спрятал лицо в ладонях.

— Я убил его.

Мне только и осталось, что подивиться богатому воображению своего ни разу не бой-френда и таращиться на него с глупым видом.

— Ты… что?

— Мне не стоило завязывать с приемом лекарств… и вот в итоге… — он выпрямился, смотря на меня несколько ошалелым взглядом. — Я даже лица не помню… только хруст костей и кровь. Черт, я так боялся, что это мог быть ты…

— Этого не может быть, — заторможено отозвался я. Нет, конечно же этого не может быть!

— Это правда. Я убил Форестера.

Не без ехидства вскинув брови, Бриджит разглядывала нежданного визитера.

— Вот так-так! Сам Винсент Блэкстоун пожаловал в нашу обитель порока! Что привело тебя сюда, сладкий? Зависть моногамного самца?

Винсент смерил ее холодным взглядом.

— Я ищу Гонсалеса.

— О, вот оно что, — усмехнулась Бриджит, с беззаботным видом прихлебывая ликер. — Сегодня его все ищут. А я прямо-таки не при делах, обидно даже…

— Где он? — перебил Винс, пройдясь по залу острым взглядом.

— Тебе зачем? — уже без издевки спросила она.

— Я могу придумать какую-нибудь дерьмовую отговорку. А могу просто ограничиться стандартным «Это не твое дело».

Бридж с подозрением вгляделась в безжизненное лицо Блэкстоуна.