====== Глава 1. Lever le masque ======

11 сентября, 2002 год. Сан-Франциско, штат Калифорния

«Зверское убийство в отеле “Четыре сезона”!»

Джефф Нортон с кислым видом созерцал первую полосу утренней газеты. В его ушах уже звучали вопли шефа по поводу утечки информации. Нет, это были даже не вопли — похоронный марш запланированному отпуску. Джеффу чертовски хотелось придушить грошового писаку, состряпавшего эту статейку. Не только за нагнетание обстановки, но и за то, что в некоторых догадках этот самый писака был прав. Не факт, впрочем, что правота эта не куплена за доллары у нечистого на руку копа.

«…полиция не разглашает имени убитого, но, судя по всему, он был знаком со своим палачом лично…»

«…по степени жестокости и изощренности преступление имеет не слишком много прецедентов…»

«…была вскрыта грудная клетка и вырезано сердце. Вполне возможно, что оно стало сегодняшним завтраком маньяка…»

— Тьфу! — Нортон раздраженно швырнул газету на стол.

— То-то и оно, что «тьфу», — послышался мрачный голос. Не оборачиваясь, Джефф развел руками и рухнул на стул. Напротив него опустилась Элизабет Хаммонд, психолог-криминалист.

— Лиз, что это, мать его, за херня? Какой, на хрен, завтрак?! Как это вообще в печать пропустили?

— Тема завтрака раскрыта не полностью, хотя парень явно фанат фильмов о Лектере.

— Очень смешно.

— Джефф, не то чтобы я тебя удивлю, но… наш горячо любимый шеф рвет и мечет, — Лиз сочувственно скользнула взглядом по лицу коллеги. — Давненько у нас не было такого веселого дельца.

— Что это? — поинтересовался следователь, кинув обреченный взгляд на бумаги в руках Лиз.

— Шедевр эпистолярного жанра от патологоанатома. В смысле, заключение судмедэкспертизы.

— И что же там такого, что вобьет последний гвоздь в крышку гроба моего отпуска?

— Ну, начнем с чего-нибудь простенького… Убийца вскрыл парню грудную клетку и буквально выдрал оттуда сердце… Многочисленные ушибы и гематомы — это уже банальное избиение. В крови трупа обнаружена лошадиная доза некоего препарата на основе трипторелина.

— Наркота какая-то? — не понял Нортон.

— Нет, — покачала головой Лиз. — Гормональный препарат, подавляющий сексуальное влечение, используется для химической кастрации. Там, правда, отнюдь не чистый трипторелин; присутствуют вещества, в совокупности дающие весьма интересный эффект. Я могу сделать вывод, что убийца неплохо разбирается в медицине.

— Черт, это жестоко, — Джефф скривился. Лиз хмыкнула, но промолчала. — А зачем, скажи на милость, кастрировать мужика, если собираешься его убить?

— М-м-м… Дай подумать… Тебе о чём-нибудь говорит выражение «трещины в анальной области»?

Джефф недоверчиво вскинул бровь. Потом нервно засмеялся.

— Он его изнасиловал.

— Именно. Причем допускал, что жертве могло это понравиться.

— Еще бы не допускал! — выдавил инспектор. — Ты видела этого хлыща? Как есть пидорас!

— Нортон, ты, как обычно, изящен в выражениях, — парировала Лиз, ехидно щуря свои холодные серые глаза. — Конечно, не ты один это заметил — Грейс мне посоветовал расспросить о трупе мальчиков из «Firmament», — ее короткие наманикюренные ногти скользнули по краю столешницы. — Нет, это определенно не серийный убийца. Вообще, топорная работа… Во всём этом недостаточно рациональности.

— Ну, милая моя, начать ведь никогда не поздно! Хотя, знаешь, в твоих словах есть резон.

— Верх остроумия, — Лиз покачала головой. — Пожалуй, я Гвилиму скажу то же самое. Геморроя с серийным убийством будет гораздо больше.

— Ты считаешь, это правильно? — меланхолично переспросил Джефф.

— Кто-то в отпуск хотел, нет? Вот и поразмышляй над тем, что правильно, а что не очень, — с этими словами она покинула кабинет.

30 июня, 2002 год

Сгинь отсюда.

Ладно, хотя бы превратись по волшебству в качка со свирепой физиономией.

Отлично, О’Нил. Ты уже в своих малахольных мыслях беседуешь с зеркалом. Стоит ли использовать это как материал для дипломной работы?

Женоподобное существо хлопает глазами из недр зазеркалья. Мне только и остается, что изо дня в день убивать его раздраженным взглядом. Да, я красивый и да, мне от этого хреново. А вздумай я кому сказать это — поднимут на смех и скажут «перестань напрашиваться на комплименты». Проверено.

Классическая красота уместна для произведений искусства, а не для живых людей; красивый человек оценивается по критериям вещи и таким образом становится чем-то вроде вещи. Оценка по внешности — самое поверхностное суждение о человеке, какое только может быть.

Да, я зануда и ботан. Это мне тоже много раз говорили.

От унылой рефлексии отвлек знакомый энергичный стук в дверь. Бросив полотенце на подвернувшееся по пути кресло, я поспешил открыть.

— Привет, Алфи, — за дверью обнаружилась Фиона О’Коннелл с неизменной улыбкой на лице. — Я к тебе не с пустыми руками, как видишь.

— Да уж, вижу, — проворчал я, забирая у Фин локальную катастрофу полосато-рыжей расцветки. — Гектор, вот что тебе дома не сидится?

Ответа, к счастью, не последовало. Гектор лишь томно прищурил свои золотистые глазищи и чуть изогнулся, меняя позу у меня на руках. Разбаловал я его, хуже, чем любого породистого кота.

— Ладно тебе! — засмеялась Фин. — Гектор просто скучает по мамочке. Он же еще совсем крошка!

Мой Гектор был одним из четверых котят, которых родила Бэнши — кошка семейства О’Коннелл.

— Крошка… А по пожарным лестницам шмыгает как матерый уличный котяра. Иди, лопай, крошка! — я наклонился и опустил Гектора на пол. Котенок тут же скользнул в квартиру. Краем глаза я заметил, что скрылся он именно на кухне.

— М-м-м… А вечером что делаешь? — Фин с надеждой посмотрела на меня, от чего резко испортилось настроение.

— О, извини, мне сегодня опять на работу.

— Ну и работа у тебя. Стоишь за барной стойкой с вечера до утра… Даже не высыпаешься толком, — расстроено протянула она, заправив за ухо вьющийся огненно-рыжий локон, который вечно выбивался из наспех собранного конского хвоста. — Ну, еще увидимся.

— Пока, — сопроводив прощание натянутой улыбкой, я закрыл дверь.

Знала бы она, какой я на самом деле бармен…

Со второй чашкой кофе ко мне вернулась сомнительная бодрость. Мое бодрствование обычно пассивно-пессимистичное — уж не понимаю, что во мне нашел такой человек, как Фиона. Просто так сложилось, что я поселился в этой квартире, а соседка оказалась моей же однокурсницей. Только у нее журналистика, а у меня психология. Иногда пересекаемся на поточных лекциях.

— Эй, бармен, ты где? — послышался из ванной сонный голос Тори.

— На кухне! — откликнулся я. — И у меня есть кофе!

Через минуту в кухне нарисовался смуглый красавец Викторио, который в кои-то веки удосужился надеть хотя бы джинсы. Я не ханжа, но отсутствие одежды на сексуально привлекательном парне здорово отвлекает.

— Привет… — зевая, протянул он. — Кто там приходил, Фиона твоя?

— Неужто ревнуешь?

Тори по обыкновению засмеялся. У него звучный, очень заразительный смех. Это — лишь то немногое, что продолжает мне в нём нравиться несмотря ни на что.

— Ревновать гея к девушке? О, ну только если чисто по-дружески. Нет, всего лишь поражаюсь мышлению хронических гетеров. Чтобы всё просечь, много ума не надо... Бармен! Мэтт бы угорел со смеху…

— Ты сейчас мою подругу дурой обозвал, гений философской мысли.

— Ну, что ты, красавчик, я ведь тоже твой друг, — примиряющее заулыбался Тори. — Нет, я про то, что она не догадывается, как зажигательно мы трахаемся.

— Уж не твоими стараниями, дружок, — язвительно парировал я. Определенно, не его стараниями. — Да уж, Тори, мы с тобой — просто образчик дружеских отношений!

Радостно скалясь и приговаривая нечто в духе «Ты — мой друг, и я твой друг…», Тори схватил меня за руки и потащил в предсказуемом направлении. Увы, разделить его постельный энтузиазм мне мешала невозможность пить кофе во время секса.