Винс не ответил, нервно щелкая колесиком зажигалки. Он смутно представлял, что такое тотальный родительский контроль, у папочки Оливера были несколько иные воспитательные методы.

— Надеюсь, не все геи делают из ссор с партнерами такую проблему? Расслабься, Алфи добрый, отходит быстро!

— Знаю. Но у каждого есть лимит терпения.

— Боже, ты говоришь совсем как он. Ладно, принц, жди дальше свою Золушку, а я пойду.

— Почему Золушку? — у него даже получилось улыбнуться.

— Потому что приползает не позже полуночи.

Все еще посмеиваясь, Фиона скрылась за соседней дверью.

«Золушка… Надо запомнить!» — Винс, кажется, понял, почему Алфи так нравилось эта девица — позитив, источаемый Фионой, был заразителен.

Три сигареты спустя, когда сумрак окончательно сгладил тусклость лампочек, входная дверь внизу скрипнула. Некоторое время спустя Алфи нарисовался в поле зрения.

«Эт… это, мать вашу, что за креатив?!»

Алфи не был склонен изменять своему имиджу ультрамодного засранца. Всегда в идеально отглаженной одежде, прямой как струна, с высокомерно вздернутым подбородком, разглядывающий всех и вся сверху вниз… в общем, не потрепанное сутулое существо, едва переставляющее ноги.

К слову сказать, больно странная у него была походка. И не только походка. А впрочем, не стоило развивать сейчас эту мысль, как не стоило пренебрегать тримипрамином последние два месяца.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло осведомился Алфи, замирая в паре футов от него.

— Занимаюсь культурным времяпровождением, разумеется, — будничным тоном заверил Винс и тут же, не выдержав, повысил голос. — Догадайся, блядь, что я здесь делаю! Тебя жду, разумеется! Где тебя черти носят?

— Тихо ты… — Алфи болезненно поморщился. — Соседей мне только не хватало сейчас для полного счастья.

Старательно пряча глаза, он вытащил из кармана ключи. Пока он возился с замком, Винсент скальпельным взглядом прошелся вдоль тонкого профиля, по неровным волнам спутанных волос. Взгляд уперся в отчетливые следы пальцев на коже возле шеи. У Алфи была бледная кожа, на которой синяки появлялись при малейшем неосторожном воздействии.

— Ты заходишь? — их взгляды всё-таки встретились. Глаза О’Нила были чуть мутными, с широкими наркоманскими зрачками.

«Нет… Нет, только не с ним… прошу тебя, не сейчас!»

Но он уже переступил порог, ставший символической чертой. Звук закрывшейся двери перерубил хлипкую веревочку, на которой каким-то чудом последние две минуты держалась его крыша.

— Боже, Алфи, не корчь из себя поруганного натурала, — посоветовал Джейк, лежа на кровати и методично прокуривая комнату. Я дрожащими пальцами пытался застегнуть пуговицы. Пока что поддалось чуть меньше половины. — Да не валяй ты дурака. Куда ты пойдешь в таком состоянии?

— Лишь бы от тебя подальше, — горло почему-то саднило, хотя последний час я был по большей части нем как рыба.

— Я тебе настолько противен, что ты не в состоянии провести со мной ночь?

Я встал, морщась от боли в растянутых мышцах — а растянули мне всё, что в принципе можно было. Джейк особой деликатностью не отличался, так что не удивлюсь и вывиху.

— Ты не представляешь, насколько ты мне противен, — я выдавливаю из себя слова — мне настолько сложно разговаривать, что впору воспылать ненавистью к своему речевому аппарату. — Ты мне настолько противен, что при мысли о том, что я с тобой переспал, впору идти и прыгать с Голден Гейт.

Эта мысль действительно казалась сейчас очень заманчивой.

— Глупо отрицать, что ты подсознательно не хотел этого.

— Мне расценивать это как подозрение на стокгольмский синдром?

— Расценивай как хочешь.

Да, конечно. Ты же не знаешь, что такое стокгольмский синдром, дубовая башка.

Управившись, наконец, с одеждой, я снова посмотрел на Джейка. У этого ублюдка был такой вид, словно это его поимели по сомнительному согласию и у него сейчас отходняк.

— Алфи, всё могло быть по-другому. Идиот здесь ты. Свои поступки я считаю вполне разумными.

— Ты можешь считать, что они разумны. Ровно до тех пор, пока тебе не придется о них пожалеть.

— Останься.

Забей на разглагольствования, Алфи. Он всё равно не слышит.

— Хватит с тебя счастья, Джейки.

— А если я скажу, что это не просьба?

— Я скажу: на хуй тебя и твои не-просьбы, — с этими словами я вышел, хлопнув дверью с максимальной силой, на которую был сейчас способен.

Я уже понял, что совершил большую глупость, поддавшись на шантаж, но…

Сейчас я получил передышку — мне дадут время на раздумье, или что-то вроде того. Но что делать дальше?

Вытерпел предпосылки тремора и слабость во всем теле. Вытерпел поездку на такси, косой взгляд водителя. Вытерпел подъем на второй этаж, закуренный какой-то скотиной. Что дальше?

А дальше лицезрение Блэкстоуна, торчащего возле моей двери. Это я вынести не в силах.

Хочу подойти и обнять его. Хочу оказаться как можно дальше от него.

Что я могу сделать? Что я могу сказать ему, кроме как правду?

— Что ты здесь делаешь? — не в силах молча терпеть его подозрительный взгляд, спросил я.

— Занимаюсь культурным времяпровождением, разумеется, — ответил Винс так спокойно, что я приготовился к худшему. И не зря.

— Догадайся, блядь, что я здесь делаю! Тебя жду, разумеется! Где тебя черти носят?

— Тихо ты… — от его воплей голова раскалывалась еще сильнее, а нечеткая из-за завесы сигаретного дыма реальность опасно дрогнула. — Соседей мне только не хватало сейчас для полного счастья.

Я не мог стоять здесь вечно — меня элементарно вырубало. Если по какому-то веществу есть медицинские показания, то вполне разумно ждать каких-то побочных эффектов и от производных. Я подошел к двери, лелея мечту попасть ключом в замочную скважину, что было весьма трудно под пристальным взглядом, зная, что он может увидеть…

Точнее, зная, что он увидел.

Зайдя в квартиру и взявшись за дверную ручку, я нерешительно поднял глаза на Винса. Он рассматривал меня в какой-то странной прострации.

— Ты заходишь?

Да. Помедлив, он заходит. Закрыв дверь, я какие-то десятые доли секунд надеюсь, что пережил худшую часть сегодняшнего сумасшествия.

Нет. Всё только началось.

Чужие руки резко прижали меня к дверному косяку. Я смотрел в холодные, немигающие глаза, не узнавая их. Они не могли принадлежать человеку, находящемуся в нескольких дюймах от меня.

— Я не спрашиваю, какого хрена и где ты был, — говорит тихо, спокойно, но у меня такое ощущение, что я на допросе. — С кем?

— Это неважно…

— Неважно?

И снова привкус табака на чужих губах. Конечно, нет того отвращения, которое было с Джейком. Но остался страх. Холодный, липкий, совершенно дикий страх. И я не могу даже прикинуть ту степень, в которой этот страх может оказаться оправдан.

Винс отстранился. У него все то же картонное выражение лица, которое у несдержанного Блэкстоуна не может быть по определению.

Он вообще ведет себя не как Блэкстоун, которого я знаю…

Он бьет меня по лицу — резко, наотмашь, другой рукой продолжая удерживать возле двери, не позволяя мне рухнуть к его ногам.

Нет. Нет, этого просто не может быть! Винс ни за что бы меня не ударил. Но скула наливается тяжестью, предрекая красочный синяк на пол-лица.

Добро пожаловать в реальность, блондиночка.

— Мне жаль… — он обнимает меня. И смеется — тихо, отрывисто, совершенно безумно. — Мне чертовски жаль, что ты считаешь это неважным… Мне чертовски жаль, что ты мне лгал…

— Я не…

— Я же люблю тебя, Алфи. Я так тебя люблю… И поэтому я готов тебя убить голыми руками… Скорее всего, я и вправду убью тебя.

Убивай, мне-то что… Главное, что всё-таки любишь. Боже, в мире суточной давности я отдал бы все, чтобы услышать это.

— У тебя плохи дела с логикой, Блэкстоун… но это тоже теперь неважно… Всё кончено.