Боже, Блэкстоун, заткнись. Ты нелеп. Определенно нелеп. Да! И я убеждаю вовсе не себя, а…

Эм, а кого тогда? Свое юное эго, что ли? Дожили…

— Твою ма-а-ать! — простонал я, принимаясь биться затылком о спинку кровати. — Блэки, ты такой умный, я балдею!

— … и почему бы, черт тебя дери, не взять трубку? Я прекрасно знаю, что ты валяешься на кровати и издеваешься!..

— Экстрасенс хренов, — удивленно прокомментировал я, приложившись еще сильнее.

— … и вообще, знаешь, меня заебал этот монолог!

Иди ты, Винсент Джерард, далеко и надолго. С этой мыслью я повернулся на бок, сдувая упавшую на глаза короткую прядку волос. Один маразматик отстриг перочинным ножиком. «На удачу!» — говорит… Проклятье… Даже моя прическа напоминает о нём!

Конечно же, я пришел к себе на квартиру. А куда я еще мог пойти? Пришел, попил виски с колой из зеленой фаянсовой кружечки, похандрил немного, вздремнул часика на четыре; встал помятый, бледный и еще более озлобленный на нашу затраханную цивилизацию и отдельных ее представителей, а также на тот факт, что я хочу обратно к Винсу. Я хочу сейчас быть с ним, обнимать его, целовать, говорить присущую случаю ерунду. Но вместо этого лежу здесь, злюсь на него, а также на себя и это предательское желание. Любовь… Я думаю, что это то чувство, когда человека хочет не только твое тело, но и то, что люди зовут душой. Чувства там, разум… не знаю я. Пусть будет душа, хрен с ним, с этим агностицизмом. Люблю я Блэкстоуна. Люблю, какой бы скотиной он ни был.

Некоторое время спустя телефон снова зазвонил. Я подпер голову рукой и с любопытством стал ждать звукового сигнала.

— Послушай меня, блондинчик, — дождался, ха! — Если бы мне кто-то заявил, что у меня появится малолетний полюбовник, которого я буду доставать по телефону, то я бы посоветовал этому шутнику направить свою буйную фантазию в другое русло. Но реальность такова, что я тебе уже полдня названиваю! А посему оцени мое покаяние и вали домой!

Полюбовник?! Домой?! Ну надо же, да он меняет приоритеты прямо-таки на глазах! Кошмар, как женское вмешательство ломает личность!

И, тем не менее, на губах у меня постепенно расплывалась эта дурацкая ухмылка влюбленной школьницы…

Прежде чем я снова вернулся к самобичеванию с участием спинки кровати, в кармане джинсов зазвонил телефон. Винс развлекается с автоответчиком, Шон уже звонил, даже Бриджит не преминула наговорить всяческих пошлостей с претензией на поздравления…

— О, черт, — я оторопело уставился на экран. Ну и денек, а? Нервно хмыкнув, я вдохнул поглубже и ответил на вызов. — Привет, Тори.

— Кхм… привет, — послышался в динамиках тихий голос Викторио. — Я всё же решил позвонить… С днем рождения.

— Спасибо, — чувствую себя последней мразью. Неловкой мразью.

— Как дела? Я уже так давно тебя не видел…

— Ну, я бы не сказал, что у нас осталось так много точек соприкосновения.

— Ты не появлялся в «Полуночи» с тех пор, как ушел с работы.

«С тех пор, как ушел к Винсенту», — так это звучит. Да так оно и есть.

— Я там был раз или два, — правда был. С Шоном и Фин. А Винса туда не затащишь, не действовала даже угроза переспать со всеми симпатичными парнями, которые только попадутся на моем тернистом пути. Собственно, его психопатическое величество соизволили мило улыбнуться, вручить мне упаковку презервативов и поцеловать в лоб, после чего посоветовали организовать очередь под запись, а также ближайшие пару дней не показываться ему на глаза. Ха-ха. Охренительно смешно.

Словно бы услышав мои мысли, Тори смеется.

— Точки соприкосновения… Если начистоту, Алфи, то у нас их вообще нет. Я прав?

— Да, — я в некотором ступоре из-за его внезапной прозорливости. — Ты прав, пожалуй.

— Мне никогда не понять, чем акварельная мазня отличается от масляной, я никогда бы не смог поступить в UCSF, и словарный запас у меня в десять раз меньше, чем у тебя. Да, я не Блэкстоун, да, мне до него расти, расти и никогда не дорасти. Одно «но», дорогой мой… Он никогда не будет относиться к тебе так, как отношусь я. Он никогда не будет готов на все ради тебя, как готов я. Он никогда, черт возьми, не будет любить тебя так, как люблю я! — он порывисто вдыхает — звук, похожий на жадный глоток никотина, который словно бы оседает у меня на языке противной, вяжущей горечью. — Ты, блядь, на части разваливался, когда он так вот просто взял и уехал. Ни объяснений, ни прощаний — к чему все эти розовые сопли, они же для дайков и ванильных педиков!.. — его голос скакнул вверх на добрую октаву.

— Это не твое дело! — сорвался я. — Что за привычка — говорить о том, о чём ни черта не знаешь?

— Я знаю, Алфи. Я знаю! Ты просто не принимаешь меня всерьез! — Тори снова засмеялся. — Господи, О’Нил, ты порой бываешь таким высокомерным ублюдком… Но я готов умолять, унижаться… лишь бы ты хоть раз в жизни мог услышать меня.

Я не хочу слышать тебя, Тори.

— Ты не понимаешь… — я отключился, не прощаясь, будучи не в состоянии блюсти все тонкости этикета.

Я старался не думать о том, что мои чувства Винсу до лампочки. Но сейчас, когда меня просто ткнули в это носом, только и остается, что дать пинка «своему юному эго», дабы послать к черту всю эту фальшь, унизительную и нелепую… Если подумать, то Винс же не виноват, что мне требуется больше, чем он может дать. В этом нет ничего удивительного — я едва вышел из подросткового возраста, а он уже взрослый человек. Это подразумевает заметное различие наших экзистенциальных и эмоциональных потребностей. Но я… я привык считать, что мы одинаково смотрим на вещи.

Видимо, это исключение. Фатальное такое исключение.

Скрипнув зубами, я направился в ванную. Как следует умывшись холодной водой, оперся руками о край раковины и уныло уставился на свое отражение, пытаясь усмотреть на лице несбыточную мечту в виде загара. Интересно, а почему от воды круги под глазами видны еще отчетливее? Я похож на завзятого торчка или это освещение такое плохое?

О, нет, милый. Ты похож на педика, который ноет перед зеркалом из-за какой-то ерунды, не в состоянии пойти и решить свои проблемы. И стоит ли вообще раздувать свое самомнение, если ты такой трус?

— Знаешь, блонди, а у меня бы на тебя не встал, — презрительно сообщил я своему отражению, после чего с чувством выполненного долга вернулся в комнату и, тяжело вздыхая, нашарил среди складок смятого покрывала свой мобильник. Найдя в списке контактов Блэкстоуна, с тоской взглянул на кнопку вызова, которую нужно было нажать, дабы отомстить за поруганный автоответчик. И я не мириться собирался. Ни в коем разе!

Но прежде, чем я нажал-таки эту долбанную кнопку, мою руку от кисти и до локтя прошило неприятным ощущением вибровызова. Царапнув раздраженным взглядом незнакомый номер, высветившийся на дисплее, я всё же ответил.

— Слушаю.

— О, в кои-то веки твои действия совпали с моим желанием. Продолжим в том же духе? Уверяю, получим обоюдное удовольствие!

— М-да, — я выпрямился. — Я-то думаю, почему дерьмо сегодня не в массовом объеме?

— И почему же? — когда Джейк говорит таким нежным голосом, я автоматически напрягаюсь.

— Потому, Джейки, что ты олицетворяешь большую его часть.

— Ты пошутил, я посмеялся. Что ж, с днем рождения, злобный ты ублюдок! Подарок получишь при личной встрече.

— Подари его сам себе.

Его идиотское ржание вызывает у меня малодушный порыв стать несуществующим Богом и поставить этот день на быструю перемотку. Сил уже нет быть шутом при дворе господина Абсурда и лицезреть парад несостоявшихся бойфрендов.

— Джейк, что тебе от меня опять нужно? — устало поинтересовался я.

— А я что, не могу позвонить просто так?

— Ты даже сто восемьдесят баллов по шкале Айзенка наберешь с большей вероятностью.

— Я почти обиделся, дорогой! — Джейк фыркнул. — Ну, как дела твои? Как Блэкстоун поживает?

— Что, прости? — сказать, что я офонарел, означало преуменьшить яркость испытываемых эмоций. — Послушай, Джейки… твоя осведомленность меня немного напрягает. Могу лишь сказать, что это не твоего ума дело. Тебя это не касается.