— Нет уж, Блэкстоун. Перенаправить конфликтоген в горизонтальную плоскость тоже не получится.

— И что ты предлагаешь?

— А я тебе не мать, не психотерапевт и не секс по телефону, чтобы говорить, что тебе думать и делать. Хоть об стен убейся, но пусть это будет на твоей совести.

Винсент прошел к креслу и замер возле него, глядя на меня со смесью паники и раздражения.

— Черт возьми, Алфи… Что у тебя за дерьмовый характер? — требовательно поинтересовался он.

— В твоем возрасте вредно так волноваться, Блэкстоун, это во-первых, — тридцать два — это, допустим, не много. Но мне-то всего двадцать, а познается все в сравнении. — У меня охренительный характер! Это во-вторых.

— О да, охренительный! Стою и охреневаю! — Винс с остервенением провел рукой по волосам. — Ну что опять не так?!

— А что, всегда должно быть «так»? Если да, то заведи-ка ты себе хомячка… Хотя, нет, — эти слова я уже цедил сквозь зубы, — для тебя даже хомячок был бы непосильной ношей! С ума сойти, как я вообще мог доверить свою судьбу подобному кретину?!

— С какого потолка ты притянул столь мудрое изречение? — у него действительно обиженный вид. Прямо сама невинность.

— А твои поступки — уже не повод?

— Да какие поступки? Пейдж — никак не милая девочка с ранимой душой. То, что ты видел, — не более чем столь любимый женщинами театр одного актера!

— Еще скажи, что ты решил подыграть!

— Нет, почему же? — за этот невозмутимый тон мне впору его возненавидеть. — Наоборот, я не утруждал себя этим. Да и вообще, к чему переливать из пустого в порожнее? Пейдж без меня не пропадет, уж в этом можешь быть уверен…

— Я тоже без тебя не пропаду.

С твердым намерением уйти я встал, тут же чувствуя хватку его ладони у себя на запястье.

— Алфи… если бы я вообще понимал, что ты пытаешься мне доказать, то…

— …доказал бы обратное, — закончил я скучающе. — Не такой уж ты и загадочный. Пусти!

— Не пущу. Можешь нести ахинею и дальше, но я тебя никуда не отпущу.

— Да, конечно! — воскликнул я сердечным голосом. Выдернув-таки руку, все же остаюсь на месте. — Я несу ахинею! Нет-нет — ересь! Всуе имя Блэкстоуна поминаю, ага.

— Успокойся или объясни хотя бы, в чём суть претензии?

— В том лишь, что ты не способен нести ответственность даже за себя самого, уж не то что за другого человека, — я отстраненно наблюдал за тем, как он нервно переминается с ноги на ногу. — И прекрасно знаешь это, разве нет?

— Я не вижу повода, из-за которого ты все это мне говоришь, — его глаза утратили красивый коньячный оттенок, темнея от злости. — Я не давал тебе этого повода!

— Вот-вот, именно так. Ты ничего не делал и ничего не говорил… — как обычно. Святой Винсент. — Только вот одним чудным летним днем зачем-то полез языком мне в рот.

— Вот ведь… при чём здесь это?

— Да ни при чём. Это вообще не играет никакой роли.

Приблизившись, Винс положил мне руки на плечи, склоняясь так близко, как только мог; позволяя заблудиться в глубине его полубезумных глаз, с головой погрузиться в красноватый отлив темных радужек.

— Тогда скажи мне… — его губы почти касаются моих, в буквальном смысле позволяя ощущать каждое произнесенное им слово, — скажи… почему, как ты считаешь, я чуть ли не на аркане тащил тебя в свою квартиру, в свою постель… в свою жизнь, в конце-то концов?!

Чем длиннее становятся произносимые им предложения, тем сильнее я ощущаю, как возвращается влечение к нему, совершенно ненужное и неуместное сейчас. Однако, я тоже не так-то прост.

— Для декора? — полушепотом предположил я. У Винса такой взгляд, словно бы он готов ударить меня.

— Поболтать и потрахаться, так что ли?

— А почему бы и нет?

— Да не тот я человек, пойми… — он делает попытку обнять меня, но я вовремя вырываюсь, понимая, что не выдержу этого.

— Значит, нет? — я с сомнением покачал головой. — Раз уж ты не считаешь это просто взаимовыгодным интимом… Тогда ты скажи мне… прямо здесь и сейчас: кто я для тебя?

Как обычно, резкая смена эмоций. Вместо злости на его лице теперь растерянность.

— Я не знаю, что тебе ответить, Алфи… Я просто не знаю.

У меня еще была надежда — да-да, надежда, эта сентиментальная сволочь, чей забитый лопатой труп продолжает красноречиво бередить оставленные ею раны. Но это было самое худшее, что Винс мог ответить.

— Ты не знаешь. Очень мило.

К горлу подкатил мерзкий сухой ком. Ты что, О’Нил, реветь вздумал? Нет уж. Желая избежать подобного позора, я торопливо направляюсь в коридор.

— Нет, я прошу тебя… Кому нужны эти сцены, давай нормально поговорим! — он снова попытался приобнять меня, но я шарахнулся в сторону, чувствуя, что моей выдержки, моих душевных сил — меня всего — на это не хватит.

— Спасибо, поговорили уже.

— Алфи, не делай того, о чём мы оба будем жалеть…

— Я жалею и буду жалеть лишь о трех вещах: я приехал не в тот город, сделал не тот выбор и полюбил не того человека.

У него выражение лица словно у беспомощного ребенка. В глубине души он со мной согласен, я вижу это. Я это знаю.

Вот ведь черт… Я и не думал, что в день рождения бывает что-то хуже, чем «Happy Birthday». Ненавижу праздники.

— Я всё еще не советую тебе это делать, — насмешливо сообщил Хосе, слезящимися от сигарного дыма глазами глядя на раздраженного Джейка.

— Не пойти ли тебе на хуй со своими советами? — огрызнулся тот, тоже закуривая. — Лучше скажи по существу.

— Допустим, отказать я не могу. Нравишься ты мне, — Гонсалес противно оскалился. Он, разумеется, паясничал, но Джейка все равно передернуло. — Но я считаю это очень опрометчивым поступком и предпочел бы не иметь ко всему этому никакого отношения.

— Тогда почему же ты согласен?

— Ну… хотя бы потому, что мне интересно, чем это закончится. И учти: спасаться от праведного гнева Сэма будешь сам, я под этот гребаный танк не полезу.

— Я же тебе объясняю: скорее всего, если все пойдет так, как нужно мне, то…

— И от Блэкстоуна тоже.

— Блэкстоун, Блэкстоун… Достали вы со своим Блэкстоуном! — разозлился Джейк. — Он здесь по сути вообще никто, зато говорят о нём везде!

— У Блэкстоуна есть имя, ему хватает. Еще у него есть Верджер — непререкаемый авторитет. Главное, что тебе следует понять: Блэкстоун и Верджер — это как та песня, из которой слов не выкинешь.

Джейк изо всех сил ударил кулаком об стену. После чего задумчиво воззрился на свою руку — костяшки указательного и среднего пальца распрощались с кожей и уже начинали вяло сочиться кровью.

— Послушай, Джейк, — осторожно начал Хосе, — я что, по-твоему, совсем идиот? За последние два месяца ты так резко сменил предпочтения — только мальчики и только блондины. К чему бы это, интересно?

— Какое тебе дело до того, с кем я сплю?!

— Ты сам не свой после того, как встретил в борделе этого Фредди…

— Альфред. Его зовут Альфред, — сквозь зубы поправил он.

— Да как знаешь! — отмахнулся Хосе. — Всего лишь смазливый пацан.

«Еще не поздно послушать Гонсалеса… Он ведь прав, черт его дери. Это такой риск. Стоукс того не стоит!»

Увы, здравый смысл никогда не был сильной стороной Форестера. «Стоит. Стоит!» — тут же отвечало подсознание.

Это же Альфред Стоукс. Немногие задачи могут оказаться сложнее, чем добиться его снова. И плевать, каким способом это будет выполнено. Но будет.

«Будет, так или иначе».

— Гонсалес, я не понял: твой треп мне принимать за согласие?

Хосе откинулся на спинку стула и с ехиднейшим видом прищелкнул языком.

— О’кей, Форестер. Я в игре. А теперь посвяти меня в свой гениальный план.

— Знаешь, ты сейчас неправ! — я мрачно уставился на телефон — тот самый, который звонит раз в триста лет, а теперь еще и заговорил язвительным блэкстоуновским баритоном. — Я бы мог назвать тебе одну тысячу триста пятьдесят восемь причин, почему именно, но не стану этого делать, дабы не ущемлять твое юное эго!..