– Спасибо, рады вас видеть. – Несколько смущаясь, устало и церемонно ответили Сесиль и Марианна. Они и вправду искренне рады были бы их видеть, но хотя бы получасом позже.

Мать Марианны предполагала, что юноши сразу удалятся, но она ошибалась: вместо этого Гийом застыл в ступоре у двери, опустив глаза, а Филипп уставился на нее самым бесстыдным образом.

Филиппу исполнилось двадцать четыре года. Он был холодно красив: черные вьющиеся волосы и цвета бледно-голубого топаза прозрачные холодные глаза вкупе с острыми, точеными чертами лица делали его похожим на молодого орла-стервятника. Конечно, он больше походил на отца, чем его светловолосый брат. Однако основное сходство ограничивалось, к сожалению, только вьющимися черными волосами, потому что глаза Жоффруа Де Пеньяка, тоже удивительно сине-голубые, были слишком рассудительны и теплы, не в пример глазам сына, а черты лица были мягки и обтекаемы. С возрастом крестный Марианны стал немного полноват, не смотря на кипучий и энергичный характер, но этот факт только усиливал ощущение надежности и желание уткнуться лицом в его плечо, таким добродушным и уютным он казался.

Марианна, если сказать честно, с раннего детства недолюбливала Филиппа. Он всегда производил на нее отталкивающее впечатление и внушал неприязнь. Девушка видела по его поведению, что Филипп «испорчен» и имеет много дурных наклонностей, однако оставляла свои выводы на этот счет при себе.

Сесиль то же была не в восторге от старшего сына Жоффруа. Особенно ее раздражала его манера смотреть на нее. Этот взгляд, с тех пор, как он перестал быть желторотым юнцом, вгонял взрослую женщину в краску. Она осознавала, насколько она красива, и, возможно, привлекательна, но Филипп был для нее «сыном», таким же, как и его брат Гийом. Да, она была на десять лет моложе их матери, но и на девять лет старше его самого. Это было… возмутительно!

Младший сын Жоффруа Де Пеньяка был совсем другим. Замкнутый и молчаливый он казался образцом правильного воспитания. Наверное, поэтому, все старания Марианны «разговорить» его с детских лет ничем не заканчивались. Она знала, что она «Орхидея, поедающая мух», как прозвал ее Филипп, а Гийом… Копия своей матери. Прямые густые цвета спелой ржи волосы, ярко зеленые глаза, хорошо очерченный рот. Им просто можно было любоваться. Любая женщина позавидовала бы его природной красоте. Но вид его был не женственен, а наоборот угрюмо-упрям, в противоположность его старшему брату, всегда игравшего легкой усмешкой на губах. Хотя разница в возрасте у братьев была около года, и их должно было что-то объединять, они были всегда порознь как день и ночь. И сейчас более чем когда-либо, ощущалось их противостояние друг другу. Вечер был тихим, но в воздухе пахло бурей.

– Мадам Сесиль! – Начал Филипп, не замечая крайней неловкости сложившейся ситуации, а, может быть, действуя и нарочно, – Вы стали еще прекраснее. Вашей фарфорово-белой коже и вашим синим глазам позавидовала бы любая сирена! – Он потянулся поцеловать ее руку, но запнулся, и из-за тесноты каюты упал перед Марианной на одно колено. От злости и неожиданности, раздраженный, он проскрипел зубами:

– А ты, Марианна как была мавританской гарпией, так и осталась! «Орхидея, пожирающая мух»! И ты стала совсем похожа на мальчика! – Продолжил уже менее яростно Филипп. От него неприятно тащило спиртным. Вероятно, и неуверенность его движений была связана именно с этим.

– А ты нисколько не стал умнее, Филипп! – Осек его брат. – Мирри, с этого дня ты находишься под моей личной опекой, как и мадам Сесиль! – По тону его голоса было слышно, что он, скорее всего, оставался на корабле старшим в отсутствие отца. Он попытался вытащить брата из каюты, но он, казалось, совсем не собирался уходить и по-прежнему не сводил глаз с матери Марианны.

Марианна, наверное, покраснела, но в каюте было достаточно темно, да и цвет ее кожи наврядли бы «пропустил» через себя такой милый нюанс. Ситуацию спас крестный:

– Пока капитан и хозяин здесь я, стервецы, – наигранно добродушно похлопал он обоих братьев по спине, входя в каюту, – я забочусь здесь о гостях, и принимаю все решения! – Его голос стал жестче, – а если вам, как двум скорпионам, в одной коробке тесно, то я, пожалуй, отправлю тебя, Филипп, в Квебек, заниматься делами, которые тебя давно уже ждут и которыми тебе уже давно пора заниматься серьезно. А тебя, Гийом, ждет «Клементина», и земля тебя увидит еще не скоро. Я никогда не думал, что вы будете грызца, как две дворовые шавки, вы, Де Пеньяки! И когда! Сейчас! – Он ругнулся так, что даже у бывалого матроса перевернулось бы все внутри. Было видно, что Жоффруа Де Пеньяк мало того, что безумно устал, еле сдерживается, чтобы не взорваться, ведь ему уже доложили о стычках и разладе между братьями. Крестный Марианны извинился за сыновей и за себя:

– Простите, что вы стали свидетельницами этой сцены. И простите моих сыновей за это вероломное вторжение. Отдыхайте. Если что-то понадобится, Мирри, у двери дежурит Харпер, ты его знаешь, как в прочем, и всю «Голубку», команда почти не поменялась. Они все рады, что вы снова на борту. Доброй ночи! – Он поцеловал Сесиль в щеку и похлопал Марианну по плечу.

Де Пеньяки вышли. Было заметно, что отец разнимает братьев, чтобы они не сцепились друг с другом.

– Тебя ждет Клементина! – Пытался задеть Филипп брата.

Но закрывшаяся дверь не дала им услышать, что ответил ему Гийом.

Сесиль с облегчением вздохнула. Склоки Де Пеньяков им вообще ни к чему. Но как такое могло случиться, что они настолько не ладят? Мальчики выросли, это очевидно. Какое-то нехорошее предчувствие появилось у Сесиль, но она тут же подавила его. Им и без того есть о чем думать. Хотя… Прошлое у Эжена и Жоффруа общее и все, что коснется одного, коснется и другого…

Мать и дочь, раздосадованные этим ночным вторжением, стали заканчивать свой «туалет» и готовится ко сну. Радость замечательного вечера растаяла, возвращая их в суровую реальность.

– Спокойной ночи, Мирри. – Тихо сказала Сесиль, устраиваясь поудобнее на тахте, – давай спать, нам обеим нужен хороший отдых.

– Спокойной ночи, мама. – Марианна задула свечи. Они обнялись, поцеловали друг друга и постарались уснуть.

Марианна обдумывала сложившуюся ситуацию, и решила поговорить с Харпером о том, что происходит. Зачем отцу понадобилось возвращаться в их дом? Почему они бегут от кого-то? Что было до того, как папа купил маму на рынке в Марокко?

Почему она этим не интересовалась раньше! Набитая дура! Марианна была снова зла на себя. Это все этот пансион. Платья, шитье, варенья. Танцы. Глупости! Мишура! Чему полезному ее там научили? Что? Дорога по стопам матери Колетт? Дама полусвета с хорошим содержанием? Но она же «орхидея, поедающая мух», таких не содержат, язвительно заметила она сама себе. Кроме того, у нее будет брат. Она выдохнула и попыталась уловить биение его сердца где-то там, в эфире. Белокурый ангелок, с фарфоровой кожей и голубыми глазами, похожий на мать.

«Ну, хоть брат у меня будет загляденье». – Подумала Марианна. И тут перед ней, как будто на яву, появилась бабушка в цветастом переднике, качающая головой, с выбивающимися из прическами белыми пружинками прядей: «Тебе надо отдохнуть, Марианна. Тебе нужны новые силы!» – Сказала она и погладила внучку по голове, и та, как по мановению волшебной палочки, провалилась в густой, глубокий сон.

Марианна проснулась рано, и постаралась аккуратно выбраться из-под одеяла, чтобы не разбудить мать. Было видно, что та уснула только под утро: уголки ее губ опустились, а под глазами пролегли голубые тени переживаний. Сесиль спала крепко, как человек, организм которого наверстывает свое, во что бы то ни стало. Но даже дорога и переживания не отразились на ее красоте. Марианна всегда восхищалась внешностью своей матери и не любила смотреться в зеркало сама. Она была похожа на отца и бабушку-мавританку. Марианна слишком отличалась от других девушек: всегда смуглая кожа, большие черные глаза, обрамленные иссиня черными ресницами и светло-медные, жесткие, вьющиеся волосы. Ее отец, Эжен Д Мар, был плодом любви Николя Д Мара и марроканки, принявшей в христианстве имя Маргарита. Маргарита была подарена дедушке Марианны самим халифом Марокко за спасение его жизни. Марианна с удовольствием перебирала в памяти неоднократно рассказанную бабушкой историю, все ее детали, восхищалась дедушкой и могла бы пересказывать ее бесконечно. Но воспоминания сейчас для Марианны отошли на второй план.