– ФБР слушает.

– Говорит Гамма. – Гарри узнал голос агента – он уже говорил с ним раньше. Имени его он не знал и потому называл его Бонд. Этот Бонд разговаривал с ним не слишком приветливо, но всегда выслушивал и всегда говорил, что фиксирует полученную информацию. Гарри, впрочем, подозревал, что Бонд никак её не использует, ибо ни телевидение, ни газеты ни разу не сообщали о поимке обнаруженных им шпионов. Ничего, однажды Гамма докажет Бонду, что достоин быть на службе у правительства. Может, именно сейчас.

Наступила короткая пауза. Гарри подумал, что Бонд, наверно, включил диктофон.

– Что у Вас?

– Я только что разговаривал с двумя шпионами.

– С двумя шпионами.

Гарри пересказал разговор.

– Кто ещё это мог быть, кроме красных шпионов? Они спрашивали, как проехать в Аламеду, а я послал их в Сакраменто. Вы можете схватить их на автобусной остановке на конечной станции линии БАРТ.

– Хорошо. Спасибо.

– Вы что, не собираетесь ничего делать? – с яростью спросил Гарри.

– Я не могу разглашать информацию о расследовании, – сказал Бонд. – Вам это известно.

– Но, говорю Вам, тот человек был русский. И женщина, которая с ним, она – она наверняка из Южной Африки. Разве Вы не говорите всё время, что русские пытаются захватить Африку?

– Чернокожая южноафриканская шпионка, – сказал Бонд.

Похоже, до него, наконец, дошло, подумал Гарри.

– Да, не иначе.

– Хорошо. Большое спасибо. – И связь прервалась.

Гарри повесил трубку. Наконец-то Бонд стал слушать его. Наверно, он так быстро повесил трубку, потому что торопится созвать оперативную группу и выслать наперехват диверсантам.

Те шпионы долго пробыли в этой телефонной будке и рядом с ней. Может, ещё раньше другой шпион что-то для них здесь оставил. А может, они сами что-то здесь оставили для других шпионов! Если он найдёт это – о, тогда ему будет, что показать Бонду! Он посмотрел на телефоне, на полках, под дверью, даже проверил возврат монет. На всём лежал тонкий слой городской пыли. Ему захотелось вымыть руки. Он нашёл монету в двадцать пять центов, но никаких секретных документов не обнаружил. Может, они оставили тут микроточку. К сожалению, он не представлял себе, как может выглядеть микроточка. Он тщательно осмотрел найденную монету, но не увидел в ней ничего необычного.

И тут он вспомнил ещё одну ужасную вещь, которую рассказывали о русских шпионах. На дверные ручки, на телефоны, на деньги и на всё, до чего им удаётся добраться, они наносят не то радиоактивную, не то ядовитую пыль.

Он выронил монету, словно она жгла ему пальцы, пинком отшвырнул её в угол и как ошпаренный выскочил наружу.

Охваченный внезапным страхом при мысли, что за ним следят, Гарри подозрительно огляделся. Они оставили ту монету для приманки и пометили её, и теперь они знают, что он враг. Он тщательно вытер ладони о брюки. Надо как можно скорее где-нибудь вымыть руки. Но домой он сейчас не пойдёт – нет, он не так глуп, чтобы привести их к себе домой. Вместо этого он пойдёт следом за теми двумя шпионами. Это собьёт с толку остальных шпионов, и они пойдут за ним и столкнутся с первой группой. Может, тогда Бонд со своими людьми накроет их всех вместе.

И Гарри направился на станцию.

Сидя в поезде, несущемся по проложенному под заливом тоннелю, Ухура рассматривала расклеенные на стенах вагона объявления в надежде, что они расскажут ей что-нибудь о здешней культуре – что-нибудь такое, что поможет ей не выдать себя. Но всё это были краткие объявления – почти что код, где несколько слов объясняют всё своим, но совершенно непонятны чужаку. И она стала разглядывать схему маршрутов.

– Павел, – внезапно сказала она, – тот человек указал нам неверное направление.

– Что? Как это? – И, вскочив, Чехов уставился на схему.

Ухура провела пальцем по линии маршрута, который указал им прохожий.

– Я не знаю, где находится Сакраменто, но если мы доедем до Беркли и дальше повернём на восток, то, во-первых, мы станем удаляться от моря, вместо того, чтобы приближаться к нему. Насколько я помню, в этом направлении никакого моря никогда не было – а если и было когда-нибудь, то исчезло задолго до двадцатого века. А во-вторых, Беркли находится к северу, а в Аламеду надо ехать на юг. – И она коснулась места на карте, где была обозначена Аламеда.

– Ты права, – сказал Павел.

– Нам надо будет выйти на следующей остановке и пересесть, – сказала Ухура. – Интересно, сколько придётся заплатить? Это становится дорогостоящим.

– Странно, – задумчиво произнёс Павел, – почему тот человек сказал нам неправду.

– Не понимаю, – покачала головой Ухура. – Может, он нездешний и стеснялся показаться неосведомлённым.

– Да, вернее всего.

Они вышли на ближайшей остановке, дождались электрички, идущей в южном направлении и вошли в вагон. Ухура села у окна, радуясь, что они не потеряли слишком много времени. Она выглянула в окно. Напротив них как раз остановилась другая электричка, идущая на север.

– Павел, смотри!

В вагоне идущего на север поезда сидел тот самый человек, который неправильно сказал им, куда ехать. Он тоже посмотрел в окно, взгляды их встретились, и он вскочил. Оба поезда тронулись – один на юг, другой на север – а незнакомец всё смотрел на неё с изумлением и злобой.

Обменять бумажные деньги на металлические, пригодные для платы за проезд в автобусе оказалось куда сложнее, чем раздобыть эти бумажные деньги. Из первых двух магазинов, куда они обратились, им пришлось выйти ни с чем. В первом хозяин молча указал им на написанное от руки объявление, прикреплённое к стене над прилавком прозрачной клейкой лентой: «Размен денег не производится». Владелец второго спросил зло: «Что я вам, банк, что ли?» Спок начал было говорить об утерянном багаже, но хозяина это не смягчило. Сердито проворчав что-то об иностранцах, он предложил Кирку и Споку покинуть его магазин.

– Моя маскировка оказалась удачной, – заметил Спок, когда они снова очутились на улице.

– Слишком удачной, я бы сказал, – буркнул Кирк.

– Адмирал, – сказал Спок, – насколько я понял, количество имеющихся в нашем распоряжении денег не слишком мало, чтобы позволить нам ехать на автобусе, а наоборот, слишком велико.

– Очень точно подмечено, мистер Спок.

– В таком случае, нам следует приобрести что-нибудь ценой меньше разности между достоинством одной купюры и суммой в металлических деньгах, которую мы должны заплатить за проезд в автобусе.

– Ещё одно верное замечание.

– Это элементарная логика.

– Настолько элементарная, что даже я сумел додуматься до этого. Мне не хотелось покупать всякую дребедень, но ничего не поделаешь.

И с решительным видом он вошёл в третий магазин. Спок последовал за ним. Кирк взял из чаши на прилавке маленький прямоугольник, завёрнутый в фольгу, и вручил купюру продавщице. Та нажала на аппарате несколько клавиш, и аппарат с жужжанием выдал небольшую бумажную полоску. Продавщица вложила прямоугольник в пластиковый пакет, перехватила края пакета полоской бумаги и надёжно прикрепила её, вонзив с помощью маленького прибора изогнутый кусочек проволоки. Спок, никогда раньше не видевший ничего подобного, с интересом наблюдал за её действиями. Покончив с этим, продавщица вручила пакет Кирку.

– Что-нибудь ещё? – спросила она.

– Да, благодарю Вас, – сказал Кирк. – Разменять деньги. Мне нужны монеты. – Он показал ей мелочь и протянул ещё купюру.

– Послушайте, мистер, мне очень жаль, но босс бывает очень недоволен, если меняю людям деньги и даю мелочь на автобус – ведь вам это нужно? – и к полудню мне уже нечем давать сдачу. Если бы это зависело от меня…

– Неважно, – сквозь зубы сказал Кирк. – Я возьму ещё одну. – Он взял ещё один завёрнутый в фольгу прямоугольник, выждал, пока продавщица заново проделает весь ритуал, и вышел из магазина.

– Держи, Спок, – сказал он, когда они снова очутились на улице. – Угощайся.