– Это пока, – прокомментировал я, и она ответила мне усталой улыбкой. Несмотря на все обстоятельства, день, проведенный плечом к плечу с ней у котла, оказался куда приятнее, нежели я смел надеяться.
– Зелье готово? Оно сработает? – нетерпеливо спросил Люпин, тем самым подтверждая мои подозрения: ничего обнадеживающего разузнать им не удалось.
– Пока что остывает, затем ему следует настояться в закрытом пузырьке шестнадцать часов, а это до четырех часов завтрашнего дня. Для Веритасерума пузырек должен быть цвета ляписа, для нашего зелья мы используем агатовый, так как ему присущи красноречие и обращение слов врага против него самого. Сработает ли это? – Я пожал плечами. – Шансы довольно… невелики. Ничего подобного ранее не практиковали, кроме того, не исключено и, я бы даже сказал, вполне вероятно, что мы допустили не одну ошибку в выборе ингредиентов или же в расчетах.
– Будем надеяться, что это сработает, – проворчал Грюм. – Возможно, это наш единственный шанс.
Грейнджер побледнела, но голос ее не дрогнул.
– Что вы узнали?
– Это αλήθειας κατάρα, Алитера Катара или Заклятие Правды, – подал голос Люпин. – Как вы можете догадаться по названию, оно довольно древнее. Это проклятие насылали при помощи вдыхания пыльцы, добываемой из…
Я поднял руку.
– Опустим лекцию по истории, Люпин. У нас мало времени. Существует или не существует способ разрушить проклятие?
Люпин провел пятерней по волосам.
– Да, способ разрушить проклятие существует, но я не уверен, что у нас есть на это время.
– Как много времени это может занять? – спросил Поттер.
– Оно… скажем, это зависит от обстоятельств индивидуального характера.
– Как видишь, я довольно решительно настроен, – заметил я. – Нечего откладывать это в долгий ящик.
– Сомневаюсь, что ты справишься с чем-то подобным в одиночку, Северус. И это касается не только тебя, – поспешил добавить он. – Вообще всех. По правде говоря, я не уверен, что это вообще кому-либо под силу.
Я вздохнул.
– Достаточно увиливать от сути, Мерлина ради. Ответь, наконец, как это сделать?
Он облизнул губы и робко взглянул на Грюма.
– Чтобы разрушить проклятие, нужно выяснить самое глубокое убеждение человека и убедить его, что это ложь. Пошатни истину, что теплится в самом сердце человека, и проклятие более не сможет использовать истину против него.
Самое глубокое убеждение. Известно ли мне самому, каково оно? Разве кто-нибудь на этом свете догадывается, что таится в глубине его собственной души?
– Но… это же кошмарно, – мгновение спустя отозвалась Грейнджер. – Самое глубокое убеждение – это сама сущность личности. Если его разрушить, это фактически убьёт человека. Уничтожит изнутри.
Грюм согласно кивнул.
– Не говоря уж о том, что это почти невозможно провернуть.
Поттер покачал головой.
– Каковы шансы сделать это за один день? Ведь, к примеру, у маглов на самокопание уходят года.
– Для начала, мы можем выяснить, с чем имеем дело, – заявила Тонкс. – Может, это не так уж и невозможно. – Она обернулась ко мне и, прежде чем я успел ее остановить, спросила: – Каково твое самое глубокое убеждение?
– Что я недостоин любви, – я был принужден проклятием говорить лишь правду, и не было ни единой возможности уйти от прямого вопроса. Придя в ужас, я зажал рот рукой, но было уже слишком поздно: признание сорвалось с моих уст. Я яростно отодвинул стул и вышел вон из комнаты.
Я завернул за угол и остановился неподалеку от холла. Закрыв глаза, я прислонился к стене и уперся ладонями в гладкую панельную обшивку. Я дышал отрывисто и сбивчиво, точно стальные оковы оплели грудную клетку. О боги, неужели во всеуслышание я признался в том, за что так рьяно себя презираю, дав Поттеру повод посмеяться надо мной! Самолично вынес себе приговор, осознал истинность того, о чем подозревал на протяжении долгих лет. Перед глазами снова возникли пораженные моим признанием лица, среди которых выделялось лицо одной лишь Грейнджер: в ее глазах стояли слезы. Она испытывает ко мне жалость, что может быть хуже?
Со временем я снова взял себя в руки. Это ничего не меняло: мне не доверяли, меня считали врагом и ненавидели. А это лишь очередной плевок в душу. По мере того, как во мне возвращался контроль над оцепеневшими мышцами, я услышал, что прямо за углом ведется горячий спор.
– Как ты не понимаешь, Гермиона? Это наш шанс наконец выяснить, что на самом деле у него на уме!
– Это говорит в тебе Сириус, Гарри, не ты, – гневно возразила Грейнджер. – Он никогда не доверял Сев… Профессору Снейпу.
– Может, у него была на то веская причина, – стоял на своем Поттер. – Я считаю, что мы обязаны задать ему парочку вопросов. Кому он на самом деле служит? Собирается ли он нас предать? Что-то в этом роде.
– Дамблдор ему доверяет, – настаивала она. – Тебе не кажется, что директор знает, что делает?
На мгновение повисло молчание. Когда Поттер заговорил снова, голос его звучал куда менее уверенно.
– Снейп может водить его за нос.
– Самого могущественного волшебника в мире? Гарри, ты серьезно?
Поттер промямлил что-то в ответ.
– Кроме того, подобный допрос просто оскорбителен, – продолжала она. – Ты же знаешь, как он рискует ради Дамблдора, ради всех нас! К тому же, это не честно, ведь он не может противостоять проклятию!
Я ощутил прилив благодарности – она пыталась меня защитить. И этого не омрачил даже тот факт, что менее чем через три месяца она с большей вероятностью заступится за Сивого, нежели за меня. Гниль на руке Дамблдора распространялась медленно, но верно. Данное ему обещание, а также обет, заключенный с Нарциссой ради защиты Драко, неумолимо приближали момент, когда я буду вынужден одним движением руки разорвать все связи с Орденом, опорочив себя клеймом предателя. Единственное грело душу: вероятно, я более ее не увижу. Мне удастся избежать ужасной муки – созерцать отвращение и ненависть в ее глазах. Что угодно, но это было выше моих сил.
Я отчаянно желал иметь возможность оправдаться, вселить в ее сердце проблеск сомнения в моей вине, лишь бы она не была так строга ко мне. И тогда меня осенило.
Я сделал несколько шагов вдоль коридора и, выдав свое присутствие, прервал их спор. Поттер выглядел подавленно, Грейнджер – рассерженно. И, конечно же, прекрасно.
– Как смеете вы устраивать мне допрос, Поттер? – процедил я как можно более насмешливым и высокомерным тоном. – Вы сомневаетесь в моей преданности?
– Конечно же нет! – встряла Грейнджер.
Поттер поколебался, но затем решительно заявил:
– Да.
– Если вы спросите и я отвечу, вы готовы принять любые необходимые меры, если ответ не… придется вам по вкусу?
Поттер вздернул подбородок и взглянул мне прямо в глаза.
– Да, – ответил он.
– Прекрасно, – обратился я к Поттеру, но взгляд мой был прикован к Грейнджер. – Потому что у вас нет ни единого шанса одолеть Темного Лорда, если вы не готовы делать то, что от вас требуется. А теперь спросите, кому я служу.
– Кому… – начал Поттер.
– Не вы, – перебил его я. – Грейнджер. Спросите.
Ее глаза блестели, неужели это были слезы?
– Я не хочу. Мне это не нужно. Я вам верю.
– Тогда доверьтесь мне сейчас, – сказал я, как можно мягче. – Спрашивайте.
Глаза ее были полны замешательства, губы чуть приоткрыты. Все, чего я желал в этот момент – наклониться и поцеловать ее, и всего-то.
– Прошу вас, – произнес я.
Она облизала губы.
– Кому вы служите? – прошептала она.
– Альбусу Дамблдору, всегда и во всем, – произнес я, после чего развернулся и ушел прочь.
По пути в комнату я не мог избавиться от мысли: вспомнит ли она мои слова спустя несколько месяцев, и будет ли этого, вопреки всему, достаточно, дабы сохранить в ее сердце хотя бы толику доверия.
**********
Четверг. Полночь.