— Какой упырь! — покачала головой Нина, когда я закончила. — Лерка, бедная… И ведь ничего теперь уже не поделаешь.
— Ничего, — согласилась я. — Было бы это еще случайно, по глупости, но вот так, пять лет подряд… Мне просто придется как-то перетерпеть и жить дальше. Хотя сейчас я даже представить себе не могу — как.
— А если рассказать все Вадиму? Все — как было? — предложила Кира, но я то ли засмеялась, то ли захныкала.
— Нет, Кир, не вариант. И вообще, девчонки… Спасибо вам. Если бы не вы…
И тут меня наконец срубило. Как только удалось добежать до туалета — загадка.
37
Так жутко меня не полоскало, даже когда я ждала двойняшек. Удивительно было другое: как мне удалось вполне связно изложить подругам всю историю после бутылки вина в одни ворота. Видимо, дело было в стрессе. Сначала почти совсем не взяло. А вот когда закончила и немного расслабилась — в одну секунду оказалось, что пьяная в дрова. Последним моментом, который я смутно помнила, были обнимашки с унитазом. Дальше — темная ночь.
Утром я проснулась с раскалывающейся головой. Во рту, как папа говорил, словно замполит нагадил. От малейшего шевеления тошнота снова подступала даже не к горлу — к ушам.
— Живая? — поинтересовалась Кира, заходя в спальню. — Я там у тебя в ванной похозяйничала немного. Тоники-фигоники, крем. Диван, кстати, классный.
— Ты здесь ночевала, что ли? — спросила я, тихо умирая.
— Ну да. Одну тебя было оставить… что ли? Близнецы вечером уехали. Я сейчас на работу, а Алке в ночь, так она приедет, побудет с тобой.
— Спасибо, — всхлипнула я.
— Ну-ка не реви. Все будет… может, и не особо хорошо, но будет. Пока никто не умер, все еще не так страшно.
Стараясь не делать резких движений, я взяла с тумбочки телефон и посмотрела, нет ли пропущенных звонков или сообщений. Пять звонков от Котика и один с работы. На часах — половина одиннадцатого. Я набрала рабочий номер и сказала Лене, что отравилась и не приду. А потом отправила Котика в черный список. И Маринку туда же. Все, хватит с меня.
— Что там на улице? — спросила я у Киры.
— Жарко.
Читай на Книгоед.нет
Жарко… Уже третий день сильная жара. А сильная жара в Питере обычно заканчивается чем? Правильно, грозой. И это моя единственная надежда. Будет еще хуже? А куда еще-то? Обнаружить себя замужем за Котиком? Плевать. Насыплю ему крысиного яда в борщ. Есть ли хоть малейший шанс вернуть все? Только если вспомню то, о чем забыла. До ближайшей грозы. Сколько их вообще осталось этим летом? Может, одна — последняя.
Кира пожарила омлет и заставила съесть кусок. Меня снова вывернуло, и стало немного легче. Во всяком случае, я смогла уснуть и проспала почти до вечера. Проснувшись, первым делом схватилась за телефон, но пропущенные вызовы были только по работе. Вадим не звонил — да это было и к лучшему. О чем мне с ним говорить? О разводе? Не сейчас, пожалуйста, только не сейчас.
Алла просидела со мной часов до восьми и отравилась в свою редакцию на ночное дежурство. На тот случай, если срочно надо будет поставить в номер горячую новость или наоборот — что-то убрать и заменить.
— Ты точно в порядке? — спросила она, надевая в прихожей туфли. — Или Нинку к тебе отправить?
— В порядке, Ал, спасибо, — прошелестела я, подпирая стенку. — Не беспокойся.
— Ну, конечно, не беспокойся, — хмыкнула она, чмокнула в щеку и ушла.
Я сварила самый крепкий, просто адски крепкий черный кофе с перцем и выпила чашку в несколько глотков. А потом села на кухонный диванчик, обхватив голову руками.
Думай, голова, думай, панамку куплю. Что мы с тобой забыли? Чего не хватало в долбанном парке двадцатилетней давности?
Но как я ни старалась, ничего не получалось. Я элементарно не могла представить себе четыре разных варианта того эпизода и сравнить. То есть могла, но поверхностно. Только события — не эмоции, не тончайшие чувственные ощущения. Промучившись так больше часа, я поняла, что ничего не выйдет. По крайней мере, до тех пор, пока я снова не окажусь на той чертовой скамейке майским днем тысяча девятьсот девяносто восьмого года.
Если не получится сейчас, буду пробовать снова. Пока не начнется осень. Не смогу — значит, буду ждать следующего лета. Повторять, повторять — раз за разом, пока наконец не выйдет. Пока сучий Котик не пробежит мимо. Нет, я не буду сейчас думать о том, что, может быть, вообще больше никогда не смогу попасть в тот день. Если я буду об этом думать, то просто сойду с ума.
Вторник, среда, четверг… Я, как говорила бабушка, уперлась. Стиснула зубы и просто ждала. Жара — день за днем. На небе ни облачка. На работе впахивала, как папа Карло. Взяла себе новый проект и писала в одиночку, чего давным-давно уже не делала. Лишь бы занять голову. По вечерам кто-то из девчонок тащил меня в люди. В кино, в кафе, на концерт. Я приезжала домой и без сил валилась в постель. Только отмечала: еще один день прошел.
В четверг, когда я вернулась домой, шкаф встретил меня пустотой на половине Вадима. На кухонном столе лежала записка:
«Лера, вещи забрал. Пока живу у Ивана. Через неделю улетаю в Австралию на год. Буду читать лекции в университете Мельбурна. В эти выходные приеду на дачу поговорить с ребятами. Будь добра, не появляйся там. Электронная почта та же, номер телефона скину. Деньги буду переводить на карту. Несмотря ни на что, — эти слова были жирно подчеркнуты, — у нас дети, поэтому будем на связи. Все остальное решим потом. Всего хорошего».
Дала себе волю, поплакала, уперлась снова. Пятница, суббота, воскресенье…
В выходные было хуже всего. Я даже звонить на дачу не стала. Все равно Вадим приехал в пятницу и все рассказал. Как ни странно, звонков не было ни от мамы, ни от двойняшек. Скорее всего, Вадим попросил их этого не делать — пока я не позвоню сама. За что я была ему очень благодарна.
Алла с Ниной звали к ним на дачу, но я отказалась. В субботу уехала на залив и весь день бродила по берегу. Переночевала в придорожном мотеле, а в воскресенье погнала Джерри в сторону финской границы. Сколько раз мы ездили по этой трассе — когда летали за границу из Хельсинки, когда откатывали визу. Я даже пожалела, что не взяла загранпаспорт. Приехать в Вантаа, поставить машину на стоянку, взять билет — куда угодно… Но нет. Прогноз на понедельник обещал ливневые дожди с грозами. Да и потом разве убежишь от себя?
В понедельник утром я надела белое шелковое платье — то самое, с подрезом под грудью, в цветах, листьях и разводах. И ужасные босоножки на каблуке. За рулем в них было страшно неудобно. Плевать! На работе всем от меня было что-то нужно, и всех я отфутболивала. Сидела и таращилась в метео-карту в интернете. А после обеда подорвалась и поехала к парку.
Удобное место было плотно заставлено машинами, и мне снова пришлось припарковать Джерри у «Вашингтона». Отсюда дворами до дома Котика было минут десять ходу. Интересно, его еще не посадили? Или хотя бы не уволили? Можно было попросить Упадышева выяснить, но мне и на это уже было наплевать.
На этот раз гроза шла с юга — не лиловая туча, просто черная с седыми краями. Я прогуливалась по аллеям, дожидаясь, когда раздастся первый, еще тихий раскат грома, похожий на ворчание большой собаки.
Что я забыла? О чем нужно непременно вспомнить?
Все замерло в дремотной душной истоме. Ни один листочек не шевелился. Шум машин с улицы доносился глухо, как сквозь слой ваты. По спине под платьем стекали струйки пота. Страшно хотелось пить, но я оставила бутылку с водой в машине.
Еще светило солнце, похожее на каплю расплавленного металла, но чернота уже подползала. И вот наконец зарокотало. Внезапно подул ветер, деревья взмахнули ветками. Пыль вихрями поднялась с дорожек, скрипнула на зубах. Я поспешила к скамейке. Она выглядела старой и трухлявой, краска облупилась, и я даже испугалась, что это не та.
…За шиворот упала холодная капля — я вздрогнула. В воздухе висела водяная пыль. Голубь ухаживал за голубкой. Прошла мимо Маринка — и я зажмурилась, чтобы ее не видеть. Еще несколько секунд — и покажется Женька. Как же я его ненавидела в эту минуту.