— Не понимаю этого, — я поставила кружку и вытерла пенные усы. — Он с ней развестись хочет?
— Да нет, наоборот.
— Тогда зачем эта слежка? А вдруг найдет что-то? Тогда что? Тут уж точно либо разводиться, либо жить дальше с абсолютным знанием, что измена действительно была. Не воображаемая, а реальная.
— Не знаю, Лер, — Вадим задумался, глядя куда-то в мировое пространство. — Для кого-то легче пережить реальную, чем постоянно думать, было или не было. Хоть какая-то определенность.
— Ничего себе определенность!
— Великодушно простивший получает в руки грозное оружие. Почти ядерное. Это, знаешь ли, большое преимущество в домашних войнах.
Разговор мне совсем не нравился. Было ли это случайным совпадением, или?..
Стоп, стоп, Лера, у тебя уже паранойя. И ничего в нем эдакого, в разговоре этом. Да, скользкая тема и опасная, но разве тебе не интересно, что он в этом направлении думает? Кажется, вполне так актуально, нет?
— Хочешь честно? — он посмотрел на меня так, как будто я была двоечницей, в третий раз подряд завалившей экзамен. — Я все это время был почти уверен, что у тебя кто-то есть. И Маринка о том же намекала.
— Помню, — сказала я, с трудом проглотив слюну. — Ты еще сказал, что тебе наплевать. То есть не было, но стало.
— На самом деле не стало. Помнишь, мы как-то давно с тобой об этом говорили? Что можно простить случайную измену по глупости. Трудно, очень трудно, но можно. Мало кому удается прожить жизнь и ни разу никем больше не заинтересоваться, кроме законной половины. Другое дело, что делать с этим интересом. Затоптать, как окурок, или поддаться соблазну.
Я молчала, не зная, что сказать. Что бы сделала я, если бы не просто подозревала, что Вадим мне изменяет, а узнала точно? Смогла бы простить или нет? Может быть, такую вот глупую, одноразовую, случайную измену и смогла бы. Хотя в глубине все равно постоянно сидела бы мысль о том, что однажды случившееся может повториться снова. Но если бы оказалось, что он изменял мне несколько лет подряд… нет, точно нет. И надеяться на то, что он простит меня, если вдруг узнает о Котике… можно не надеяться.
— Лера, послушай, — он накрыл мои пальцы ладонью. — Я не хочу ничего знать. Понятно? Я не из тех, кто придумывает что-то и потом из-за этого страдает. И очень хорошо научился не думать о том, что не нужно. Поэтому если вдруг что-то действительно было, держи это при себе.
— Потому что если ты узнаешь, простить меня не сможешь… — это был не вопрос, не утверждение, что-то между. Говоря это, я смотрела на свое обручальное кольцо, которое вдруг начало расплываться.
Так! Никаких слез! Поняла?!
— Я знаю парня, от которого жена ушла к другому. Вышла замуж, родила ребенка. А потом развелась и вернулась к нему. И они снова поженились. Я как-то спросил его под рюмку, не думает ли он о том, что жена была столько времени с другим мужчиной. Сначала он ответил матерно. Потом сказал, что все равно она в итоге с ним. А потом опять матерно, и очень крепко. Давай закроем эту тему, ладно?
Я молча кивнула. Мы допили пиво и пошли домой.
Ночью, когда Вадим уснул, я снова и снова прокручивала в голове этот разговор. Иногда мне казалось, что все обойдется. Люди не могут долго жить в напряжении, и даже самое противное, отвратительное со временем оказывается в дальних чуланах и подвалах. Да, оно может иногда всплывать, но не висит перед глазами постоянно, как похабный вирусный баннер на экране монитора. Я постараюсь обо всем забыть — если, конечно, можно забыть о том, что и так не помнишь.
Но потом всплывала банальность — что все тайное рано или поздно становится явным. И странно, что до сих пор еще не стало. Видимо, время еще не пришло. Может быть, именно тогда, когда у нас снова все станет хорошо…
На следующий день после работы я поехала к Нине, которая заказала в интернет-магазине примерку миллиона разных осенних тряпок и хотела, чтобы кто-то помог ей оценить и выбрать. Алла все еще болела, Кира снова работала допоздна, поэтому пришлось мне.
Поскольку на бесплатную примерку отводилось не так уж много времени, разговаривать нам было некогда. Я открывала коробки и пакеты, расстегивала молнии и пуговицы, откладывала в сторону то, что не подошло. Когда курьер уехал, мы еще раз со вкусом рассмотрели все выбранное и уселись пить чай.
— Маринка тебе не звонила? — спросила Нина, размешивая в чашке сахар.
Я рассказала о сброшенном звонке и о том, что это здорово меня беспокоит.
— Да, неудачно вышло, — согласилась Нина. — Черт, я все эти годы удивлялась, как ты вообще с ней дружишь. И Алка тоже. Если честно, мы ее терпели только из-за тебя.
— А зачем Алка тогда ее на день рождения пригласила, когда мы с ней перестали общаться? — удивилась я. — С Маринкой?
— Ты ничего не путаешь? — нахмурилась Нина. — Когда это было?
— Четыре года назад.
— Лер… Четыре года назад Алка вообще день рождения не отмечала, у нас тогда бабушка умерла. И я что-то не помню, чтобы вы с Маринкой надолго ссорились.
— Может, и путаю, — согласилась я, спохватившись, что здесь, в этой реальности, все могло быть не так. — Не ссорились, но было такое, что почти не общались.
— Ну, мы об этом ничего не знали.
— Нин, почему я с ней дружила — это отдельная песня, долго рассказывать. Так уж… исторически сложилось. Может, потому что неловко было ее оттолкнуть, когда у нее проблемы были. После первого развода, после второго.
— Вот как? — Нина задумчиво крутила в руках ложку. — А мне казалось, все дело в том, что она слишком много о тебе знает.
— Я тебя умоляю, — не слишком убедительно засмеялась я. — Какие у меня тайны? Все как на ладошке. Семья, работа. Даже завалящего любовника нет.
— Да? Ну ладно. Просто последние года два… да какие там два, больше, гораздо больше. В общем, было такое ощущение, что ты какая-то… странная, что ли. Не такая, как раньше. Как будто что-то скрываешь. Вот мы с Алкой и думали, что у вас с Маринкой какие-то тайны. По правде, не очень приятно было.
— Если честно, Нин, у нас не очень хорошо было с Вадимом. И я никому не говорила.
— Ну да, — с обиженным видом кивнула Нина, — как же, испортить имидж девочки, которую облизала удача.
— Да нет, не в этом дело, — я покачала головой. — Просто не люблю, когда меня жалеют, сочувствуют. Понимаю, что это вполне может быть от чистого сердца, но все равно как-то…
— Да, Соболева, ты такая. Ладно, что поделаешь. Сейчас-то у вас как?
— Вроде нормально.
— Вроде или нормально? — Нина обеспокоенно наморщила лоб.
— Нормально, нормально.
— А Маринка знала?
— Я ей не говорила, но, наверно, догадывалась. Если уж стала так откровенно на него вешаться.
Подумав, Нина потянулась за телефоном.
— А давай-ка я ей звякну, — сказала она, листая записную книжку. — Узнаем, чем красавица наша дышит.
Маринка взяла трубку, и Нина включила громкую связь. Сначала они поболтали немного о всяких нейтральных вещах, потом Нина плавно перевела разговор на меня. И тут Маринку, которая, похоже, была хорошо под мухой, начало клинить. Эта зараза, сказала она, совсем оборзела, не хочет с ней разговаривать, сбрасывает звонки и вообще свое еще получит. Отольются кошке мышкины слезки. Нина попыталась выяснить, в чем дело, но внятного ответа так и не получила — кроме того, что Соболева тупая сука, которая скоро будет горько плакать.
— И ведь заметь, — сказала я мрачно, когда Нина закончила эту содержательную беседу, — я с ней не ссорилась, не ругалась. Последний раз мы виделись на дне рождения. Насколько я помню, там все было мирно.
— Ну, если не считать, конечно, того, что ты ей сказала под занавес, — хмыкнула Нина.
— А что я ей сказала? — под ложечкой противно заныло. — Не припоминаю.
— Да ты, вроде, и не особо пьяная была. Неужели не помнишь? Она весь вечер тебя донимала, всякие подколы, намеки, шуточки-прибауточки. А в конце, когда ты уже такси вызвала, наклонилась к ней и сказала. Кира в туалет ушла, Алка тоже не слышала, только я. Сказала очень нецензурно, насколько она тебя достала и в какую пешую эротическую прогулку может отправляться. И, мне кажется, ей это очень сильно не понравилось.
