Грюндерство. Гонка линкоров и вооружений вообще. Идея догнать и обогнать, построить коммунизм, обеспечив по тонне зерна на человека в год. Японская фетишизация роста ВВП в 1970-х.

При этом технологическая революция воспринимается двояко:

– простая рационализация, которая позволит поднять норму прибыли и создать очередной рынок;

– катастрофа, закрывающая рынок уже созданный, как создание электрического освещения уничтожило рынок освещения газового.

В таких условиях научно-технические новации мыслятся как совершенно непрогнозируемый фактор. В XX веке из воды можно сделать бомбу, которая взорвет мир, но не получится синтезировать эликсир вечной молодости. Случайность? Но человеку в 1900 году невозможно представить, что именно так все и получится.

Однако последние сорок лет возникает иллюзия предсказуемости новаций.

Достаточно неплохо исследованы большие циклы развития техники. Внедрены концепции сдерживания «экспоненциального роста» – экологические, основанные на устойчивости биосферы, ресурсные, основанные на ограниченности ресурсов и емкости рынка, основанные на падении спроса. Существуют разнообразные формы контроля: отдельные изобретения (вроде экранопланов или паровых автомобилей) просто не продвигают в силу инертности, больших капиталовложений, сговора на рынке и т. п. Какие-то прорывные технологии просто ушли из оборота, как сверхзвуковая пассажирская авиация. Ядерная энергетика оказалась чрезвычайно административно емкой. Области сверхбыстрого прогресса ограничены: электроника, отчасти биотехнология, материаловедение и т. п.

Образно говоря, в прогноз на следующие несколько лет можно закладывать рост емкости аккумуляторов, мощности процессоров, экономичности двигателя и делать вид, что все в порядке. Но потом прилетают «Черные лебеди» – внезапные кризисы, которые post factum получают отличное объяснение. Причем зависимые от своих спонсоров журналисты до последнего будут убеждать вкладчиков, что ситуация под контролем…

Если говорить о восприятии нового, то получается противоречивая картина:

– процессы вокруг нас цикличны, есть спиральное развитие с относительно предсказуемыми кризисами, которые носят ограниченный характер. Рецепты борьбы просты и понятны: резервирование (это еще в Ветхом Завете описано) и вложение средств в инфраструктуру (что окончательно стало ясно уже в XX веке);

– прогресс открывает нам все новые уровни организации материи, новые системы, и это дает качественно иные угрозы, кризисы, проблемы. Меняются правила игры, причем опора на традицию в лучшем случае может смягчить кризис (и на этом строят свои расчеты почти все консерваторы мира), а в худшем – загнать ситуацию в тупик (это как раз то, чего консерваторы боятся, но в чем не признаются под страхом виселицы). Требуется работа по осознанию проблемы и самосовершенствованию, громадные усилия для качественного скачка, который может вытащить систему из воронки кризиса.

В результате для прогнозистов мы имеем стандартную «вилку» в ответах:

– либо считать новый кризис очередным, цикличным, проходящим в рамках уже известной последовательности. Тогда надо, стиснув зубы, держаться за свои активы, оптимизировать расходы и готовиться к послезавтрашнему росту. Так и поступают 99 % бизнесменов;

– либо – поменяется все, завтра воссияет новое солнце или опустится мгла. Тогда надо идти на страшный риск: не считаясь с затратами, вкладывать средства в неочевидные, на вид убыточные проекты.

Отсюда же вытекают две противоположные оценки развития техники: с одной стороны, – тотального запаздывания в оценке ее возможностей, с другой – чрезмерного ожидания. Особенно усложняет оценку рационализация и чисто количественное усовершенствование техники: оно как обезболивающие, которые лишь маскируют от больного течение рака. Так и, скажем, «альтернативная энергетика» рекламируется как панацея, хотя обладает низким EROI (энергетической рентабельностью).

Если взять какое-то количество прогнозов по любой теме, связанной с технических прогрессом – начиная от альтернативной энергетики и завершая генетическим программированием, – мы увидим распределение между алармистами и оптимистами, между революционерами и консерваторами. Причем оно почти не зависит от реального содержания новых технологий, возможного кризиса или развития научной базы[10]. Просто есть набор масок, ряд ролей, которые требуется одушевить, произнося свои реплики с актуальными вариациями.

Позавчера это было «глобальное потепление», вчера «нанотехнологии», сегодня «3D-принтер». Завтра появится очередное словечко-маркер, которое сотрется за несколько месяцев. Потому из-за инфляции всех обозначений и любых терминов невозможно приготовиться к настоящему скачку в технике только «по популярным источникам».

Как решить эту проблему восприятия научно-технических революций?

– Иметь несколько самостоятельно отыгранных вариантов будущего как своеобразный черновик плана действий. Прислушиваясь к инсайдеру, мы отдаем себя в его власть, ничуть не меньшую, чем у врача над пациентом. Прогнозы в СМИ исполняют агитаторскую функцию. Попытка нанять «гуру», некоего провидца-прогнозиста, который за четверть часа в рабочем кабинете даст ответы на все вопросы, тем более ошибочна. Как истина этот процесс (мы постоянно постигаем что-то новое), так же футурология и прогностика – тоже процессы. Их нельзя останавливать. Но регулярное общение с прогнозистами требует от нанимателя/потребителя:

а) хоть какой-то подготовки, уровня образования, представления о возможностях футурологов (чтобы не верить в гороскопы и гадалок): от понимания зависимости техники от онтологических ограничений (законов физики, чтобы не покупать вечный двигатель) до сравнительно частных, например геологических или биологических, ограничений (религиозная вера в сланцевую нефть – это плохо);

б) в идеале – некоего своего подразделения, которое постоянно мониторит ситуацию и анализирует ошибки в своих же прогнозах. Да, не у всех субъектов хозяйствования есть деньги на такие подразделения. Но в каждой отрасли существует свой прогностический журнал или набор авторов, которые регулярно пытаются прогнозировать ближние и средние перспективы развития. Но если регулярно отслеживать публикации, вести учет наибольших успехов и провалов в прогнозировании – можно сознательно пользоваться этими работами.

– Искать и использовать какие-то закономерности, которые с очень высокой вероятностью переживут очередную смену форматов. Тут хороший пример дает природа: типизация живых существ по размерам, весу и т. п. на протяжении всей истории эволюции, сталкиваясь с ограничениями, вырабатывала «типоразмерный ряд», зависящий от доступной в пище энергии, конструкционного материала организмов животных. То есть биологические «революции» позволяли заселить сушу, подняться в воздух и т. п., но соотношения размеров и определяющих их величин подчиняются достаточно простым математическим зависимостям [264]. Широкое распространение тех или иных технологий – это всегда равновесие между потенциальными возможностями по созданию техники и актуальным уровнем инженерных знаний. Создание автомобильной отрасли есть своего рода прорыв, эквивалентный, допустим, появлению в среде млекопитающих отряда рукокрылых (летучих мышей). И какой будет следующая ступенька в автомобилестроении (или другой отрасли), с одной стороны, зависит от множества факторов (сырья, источников энергии и т. п.), с другой – будет подчиняться вполне простым зависимостям. И если лошади под вопросом, то обивка сидений и смазка уж точно никуда не исчезает.

– Сформулировать для себя «ставку»: тот проект развития, в рамках которого должна вестись работа на перспективу, и определить средства/силы/время, которые субъект может вложить в этот проект. Прогностик должен учитывать обратную связь между действиями субъекта и трансформацией мира, происходящей от этих действий. В проекции на технику это означает подготовку к использованию перспективных технологий или прямое вложение в их разработку. Естественно, к формулированию «ставки» приложимы все требования стратегирования.