Диана осмеливается двигаться и, стянув перчатку, ощупывает затылок, кровь есть, но кости вроде бы не сломаны. Пробует пошевелить головой, кроме лёгкой тошноты и усилившегося головокружения — ничего. Если ей повезло, она обойдется сотрясением. К лицу Диана не прикасается — оно ощущается как болезненная маска, и этого достаточно.
Набравшись решимости, она садится, тошнота подкатывает к горлу. Кто-то подаёт бутылку с водой. И на том спасибо. Смыв часть крови с лица и попив, Диана может говорить. Поднимает голову, на неё смотрит тот самый мужчина — Полководец, о котором говорила Инквизитесса? — и два совсем юных солдата. Армия. Без врачей. Значит, никакой санитарной помощи Власти и правда не выслали.
— Мне нужен мой саквояж, зеркало, чистая тряпка и воды побольше. Я тут врачея.
Диана пытается казаться уверенной, но на самом деле ей страшно. Она не знает окруживших её людей и их целей, не знает, где находится, не знает, как обрабатывать собственные раны, как определить, что её мозг не получил серьезных повреждений, если из оборудования только микроскоп и скальпель. Она с тоской думает, что хорошо бы попросить их позвать Артемию, но она всё ещё вне закона и вряд ли обрадуется армейским, куда-то её ведущим. Не говоря о том, что им не объяснишь, кого и где искать. А ещё Диане было бы стыдно просить её помощи. Она столько раз видела на Артемии повязки, сделанные ею же, шрамы и гематомы, что не справиться самой — сказать «я даже этого не могу без тебя, видишь?» В коне концов, что в этом может быть сложного?
Сложным оказывается просто смотреть на себя в зеркало. На лице буквально нет живого места, волосы напитались кровью и повисли жесткими колтунами. Она кое-как смывает тряпкой кровь, хорошо бы промыть волосы тщательнее, но не нагибаться же над ведром в таком состоянии и при свидетелях. В перевязочном пакете не находится ничего для обеззараживания, так что ей приходится откупорить бутылку твирина, приготовленную для обмена. Шипя от боли, она прикладывает тряпку, пропитанную им, к ранам. Наконец доходит до бинтов, никто не стремится помочь даже подержать растрескавшееся зеркало, а Диана не просит. Руки подрагивают и повязки ложатся слабо и криво, долго не продержатся. Она чувствует на себе взгляды окруживших мужчин, и они смущают её, бессильную, неловкую, неуверенную. Нужно покончить с этим как можно скорее.
Закончив, Диана встаёт, выпрямляется, несмотря на головокружение, и выжидающе смотрит на Полководца.
— Генерал Александр Блок, — представляется он.
— Бакалавра Данковская, — Диана старается выдерживать уверенный тон, словно она держит весь город под контролем. — Спасибо за помощь.
— Не за что. Нам есть, что обсудить, но, думаю, сейчас не лучшее время.
— Согласна. Я зайду к Вам утром.
Она выходит из Управы, сдерживая дрожь в ногах, и направляется к дому Равель. До Омута она сейчас не доберётся, а Лара вроде бы собиралась привечать нуждающихся. Диана сейчас очень нуждается во сне под хорошим обезболивающим в доме, до которого не нужно идти больше часа её слабой походкой.
Лара встречает её заспанная, но, разглядев повязки, начинает суетиться, предлагая помощь и лекарства.
— Мне нужна только кровать, — грубо отмахивается Диана.
Но потом она вспоминает, что Артемия может волноваться или злиться на неё за то, что она так и не пришла. Нужно хотя бы как-то её предупредить.
— Хотя, знаешь, — Диана смягчает тон, — ты сможешь найти кого-то, кто передаст послание Артемии Бурах?
На лице Лары проступает удивление, но она неуверенно кивает.
— Только записку тебе тоже придётся написать самой, я сейчас не смогу, — Диана и так стоит, опираясь на стену, руки ещё дрожат, а перед глазами всё плывёт при любой попытке сосредоточиться. — На словах: «Извини, я попала в переделку, но уже в порядке».
— Хорошо.
— Спасибо, Лара, — Диана пытается улыбнуться, но бинты и ушибы мешают. — Я расплачусь с тобой утром.
Диана принимает мерадорм и ложится спать.
========== Акт Первый. Сцена Пятая ==========
Диана просыпается позже обычного, голова ещё кружится, да и все синяки и ссадины отдаются болью. Болью же отдаются и воспоминания о вчерашнем дне, о том, как слова Инквизитессы разрушили надежду до основания, как сама Диана едва не погибла в Бойнях, и даже не успела этого испугаться. Усилием надломленной воли Диана отгоняет горькую апатию и заставляет себя взяться за дела.
Лара передаёт ей ворох записок и сама говорит, что у неё есть просьба. Диана заверяет, что зайдёт к ней сразу поле того, как побеседует с Полководцем — с военными лучше не ссориться. Она отдаёт Ларе часть своей еды за помощь, и убеждает её съесть хотя бы что-то прямо при ней: с этой сердобольной девушки станется всё раздать и голодать несколько дней. Возможно, так это обычно и происходит.
Блок Диане не понравился с первого взгляда, а во время разговора с ним впечатление только усиливается: он рубит с плеча своё мнение и делится излишне пафосными речами о борьбе с болезнью, о которой не знает ровным счётом ничего. Кроме того, он явно пытается стравить её с Инквизитессой, что вне зависимости от его или её личных симпатий, Диане не на руку. Она сворачивает диалог по возможности краткими ответами и, вспомнив требование детей, просит все дела с Многогранником и его обитательницами решать через неё. Диана не признаётся себе в том, что её просьба продиктована не только обещанием, но и собственным любопытством. Стоит упомянуть Башню, как отзываются мысли и сомнения, возникшие вчера. Диана позволяет себе в них погрузиться в надежде, что это поможет продвинуться к цели. К какой именно, она пока не уверена.
Наконец Диана может покинуть Управу и разобрать пришедшие за утро записки. Несмотря на указанную везде срочность, прежде всего она возвращается к Ларе — стоит отплатить ей минимальной вежливостью за помощь, которую она оказала вчера.
Лара удивляет. Кто бы могла подумать, что она попросит достать ей оружие. В первую очередь Диана думает о возможности её самоубийства и только потом оценивает ситуацию. Лара слишком ответственна, да и способ не самый простой. Что-то в ней есть такое, что говорит — не для этого, но и не для самозащиты ей понадобился миниатюрный револьвер.
Диана всё пускает на самотёк, позволяет Юлии её руками провернуть свой план. Каждая имеет право на безрассудство, не ей, спустившейся вчера в Бойни, осуждать трёх женщин, мстящих своим врагам и защищающих подруга подругу. Она так и не понимает, зачем Ларе устраивать покушение на Полководца, а Юлии с Анной её спасать, но это не имеет для неё значения. В итоге она получает три панацеи, которые планирует при необходимости распределять самостоятельно, несколько трупов военных, четыре армейских карабина и относительную уверенность в безопасности всех троих участниц странного заговора.
Всё снова ведёт к Многограннику. Стоит Диане обратить на него чуть больше внимания, как даже Виктор обращается к ней с просьбой лично посетить Башню, словно чудо само зовёт её познакомиться с ним. Каин, кажется, сходит с ума, или собирается сойти, если отметать вариант с реальным переселением душ. Но если для него безумие равносильно смерти, как и для самой Дианы, то умирающим не отказывают, тем более, когда их интересы совпадают с собственными.
В прошлый раз Диана была в Многограннике, когда все слова о его чудодейственности казались не серьёзнее детских сказок, да и пустили её лишь до Хана, не показывая внутреннее устройство Башни. Сегодня она поднимается по бесконечным лестницам с трепетом, несвойственным ей и её взгляду на мир. Услуга, которую Хан — маленький правитель Башни — просит за возможность её посетить, кажется теперь практически пустяковой, один карабин полученный от Блока вдобавок к тем, что были — и Диана уже желанная гостья. Заметив, как ненадолго перестала думать о моральной стороне своих поступков, патроны она всё же подменяет на холостые. Не хотелось бы лишней стрельбы с участием детей по её вине.
Многогранник открывается перед ней. Настолько, насколько это возможно. Она видит лестницы, со стоящими на них детьми, выглядящими растерянными, словно только что проснулись. И стены, бумажные стены, исписанные как будто рассказами или какими-то описаниями, но, сколько в них ни вглядывается, Диана не может разобрать ни единой буквы. Если верить Хану, всё самое интересное и волшебное происходит за этими гранями — там сбываются мечты и задерживаются сны, там тысячи детей бесконечно длят счастье и делят его с другими. От тонких стен веет какой-то непонятной силой, они притягивают и просят воспользоваться их магией. Но Многогранник противится и не пускает её даже подсмотреть, что происходит в нём. Потому что Диана давно не ребёнка, или есть какие-то другие причины? Может, сами детские мечты настолько сильны, что вытеснили всё взрослое, что могла бы вмещать в себя чудесная башня — от идей до самих взрослых. Спускаясь на землю по череде лестниц, Диана не замечает, что рассуждает уже совсем как местная, как Каины. Ещё немного, и она поверит во всё, что они ей говорили и будут говорить.
