Диана уже вернулась в «Омут», отмылась от крови, не без помощи бледнеющей Евы обработала раны, написала и отдала посыльным необходимые вечерние записки, подавив странное желание отправить Артемии напоминание, ещё раз пересмотрела бумаги Сабурова, как обычно, не найдя ничего полезного.
Артемия не приходит, хотя время перевалило за полночь. Диана ждёт, несмотря на необходимость идти спать, чтобы хоть как-то подготовиться к следующему дню. Беспокойство нарастает, сама того не замечая, Диана меряет шагами комнату, мысли мечутся, предлагая разные варианты: «она придёт, просто ещё занята», «может, вообще ничего не было? может, приснилось?», «с ней что-то случилось, ей нужна помощь», «она и не собиралась приходить, ей нравится обманывать меня», «у неё нашлись дела, или даже людини, гораздо важнее», «она вообще не помнит, что обещала прийти», «я придаю этому слишком большое значение». Наконец, Диана останавливается и задаёт себе вопрос, не пришедший в голову раньше: «Почему я вообще её жду? Почему для меня важно, чтобы она пришла?». Диана не знает ответа и не хочет задумываться, вместо этого, сказав себе: «вовсе я не жду», она переодевается в сорочку, не замечая, какими резкими стали её движения, как чуть не отрываются под пальцами пуговицы, как одежда летит на пол комом вместо привычной аккуратной стопки. Наконец, Диана забирается под холодное одеяло с полным намерением заснуть — она вымоталась за день, ей просто необходим отдых. И необходимо прервать этот утомительный разговор с собой.
Но сна нет, вместо этого возвращаются те же мысли. И тот же вопрос: «Почему я хочу, чтобы она пришла?». Диана смотрит в потолок, прогоняя надежду, что вот сейчас будут тяжелые шаги по лестнице, скрип открываемой двери и насмешливо-нежное “ойнона”. Мысли о том, что с Артемией что-то может случиться отметаются: что может произойти с этой женщиной, такой сильной, такой уверенной, такой непобедимой. В груди тяжестью разрастается обида: она действительно ждала Артемию, и та не пришла.
Волной накатывает старательно вытесняемое одиночество. На контрасте со вчерашней ночью оно чувствуется всё яснее. Диана никогда не была душой компании, у неё не было большого количества подруг, да и долгих отношений, но коллеги, разделяющие её мнение, понимающие её, поддерживающие даже самые невероятные идеи, помогали понять, что она не одна. Не одна в борьбе с мироустройством, не одна в своих взглядах и планах. Их присутствия не было достаточно, но разве чего-то бывает по-настоящему столько, сколько нужно? Здесь не осталось и этого. В этом странном городе всё неправильно. Неправильные порядки, неправильные верования, даже воздух и архитектура неправильные. Никто не сможет понять и поверить в её идеи, потому что здесь всем заправляет магия и предсказания, а не научный подход. Никто не сможет понять саму Диану — здесь она дьяволица в змеиной коже, которая скорее убьёт город, чем поможет ему. В чём-то они правы — нелюбовь Города к Диане абсолютно взаимна. Даже Приближенные, чью поддержку обещала Мария, только пугают, путают, дают невыполнимые поручения, ни в чём не заинтересованы или ничего не говорят. Разве что Ева искренне пытается помочь Диане, но её услужливость, её покорность, её бесконечное самопожертвование только отталкивают из-за вечного ощущения, что Диана только использует её, ничего не давая взамен.
Диана знает, что не задержится здесь надолго, и мысль о возвращении в Столицу поддерживает её. Она верит, что когда вернётся, сможет восстановить статус и продолжить исследования. Но пока она действует одна, в незнакомом городе, в ситуации, где понятно чуть больше, чем ничего, ей одиноко и даже страшно. Вчера это было не так: когда они с Артемией вместе работали, когда выпивали и говорили, когда целовались и ласкали подруга подругу — страшно не было. Казалось, всё выполнимо, и найдется другой путь создать вакцину, и город этот выстоит под натиском эпидемии, и Диана выполнит все свои цели — близкие и не очень. А потом настал день, и всё стало другим.
Диана удивляется сама себе: значит, с ней можно вот так просто – перекинуться парой фраз, напоить, поцеловать, и она уже не спит и ждёт кого-то, потому что одна не справляется. Открытие ей не нравится, и она говорит себе, что это просто холод, бессонница и твирин. И, может быть, что-то такое в Артемии, чего она понять не в силах.
Закрыв глаза, Диана невольно вызывает в памяти вчерашний вечер в деталях, какие не хотела бы помнить. Теперь она знает запах и вкус Артемии, её огрубевшие руки и влажную от пота кожу. И не может забыть. И её тело тоже помнит все прикосновения и все вызванные ими ощущения. Следуя этой памяти, Диана проводит рукой по внутренней стороне бедра — от колена и вверх, неосознанно повторяя движение Артемии. И продолжает повторять её действия, чтобы хоть как-то забыться. Её собственные руки совсем другие — пальцы тоньше, кожа мягче, и двигаются как-то не так, как вчера чужие. И сейчас это ощущается иначе, чем обычно — жалкой заменой, попыткой себя обмануть. Теперь уже намерено прокручивая в голове одни и те же сцены, словно пытаясь их затереть, обесценить, Диана тихо и почти отчаянно стонет в свою же свободную ладонь.
Обхватив себя руками, она поворачивается на бок. Кажется, плотное одиночество и беспокойство отступили, но остались стыд и какое-то презрение к себе — к тому, как болезненно и как жалко она реагирует на произошедшее. Тело расслаблено, и, оставаясь в своих тяжёлых чувствах, Диана, наконец, засыпает.
***
Утро встречает Диану ливнем, ставшим постоянным, и приглашением Стаха Рубина. Этот город и эта болезнь вынуждают их идти на почти ритуальные шаги, кажущиеся Диане всё более варварскими. Сегодня создание вакцины требует живое сердце. А живое сердце требует участие Гаруспини, как единственной, имеющей на вскрытие, пусть и шаткое, но право. Пока Диана думает, как говорить с ней о работе после всего, что случилось, слова Рубина выбивают почву из-под её ног.
— Она должна была прийти шесть часов назад. Так и не явилась. Вам придется найти её или сделать всё самой.
Если Артемия не пришла к Рубину, хотя того требовал её долг, это значит только одно.
«Она в опасности, — твердит себе Диана, пока, едва не переходя на бег, идёт к “Сгустку”. — Наверно, что-то случилось ещё вечером. Как глупо. Как же глупо». Диана чувствует облегчение — неправильное, эгоистичное — от того, каким всё оказалось на самом деле. Теперь надо найти Артемию.
— Арестовали люди Сабурова, — через шум крови, стучащей в висках, слышит она.
И срывается с места, едва не прослушав что-то про знакомого Лары Равель.
— Да, вчера была удачная ночь! — вместо приветствия горделиво произносит Александр Сабуров, сверкая самодовольной ухмылкой.
«Не то слово, удачная» — язвительно думает Диана, пытаясь отдышаться. Она узнаёт, что Артемию поймали вместе с людьми Браги. Не с поличным, но обвинений достаточно, чтобы правительственный инквизитор довёл дело до расстрела. Диана не даёт себе времени на сомнения, правдивы ли обвинения, и не совершила ли Артемия на самом деле чего-то такого, за что её могут расстрелять. Даже если и совершила, без неё создание вакцины может оказаться невозможным. И, конечно, Диана всё ещё хочет встретиться с ней хотя бы раз.
— Освободите Бурах, комендант. Она нужна мне… для дела, — говорит она с неожиданной для самой себя паузой. Но Сабуров, кажется, и так достаточно раздосадован тем, что Бакалавре нужна помощь такой варварки, и на детали не обращает внимания.
Получив едкое наставление делать всё самой и своими мозгами — как будто Каиных ей мало с такими советами — она отправляется к Ларе. Из той приходится чуть ли не пытками вытягивать подробности о местонахождении Артемии. Диана хотела бы быть мягче с этой девушкой, но она слишком торопится, и адреналин с беспокойством слишком льются через край, так что Лара всё больше сжимается под её взглядом, говорит всё тише и с всё большим страхом в голосе. Потом опять будут говорить про змею с револьвером, пусть так.