Карманные часы сообщают, что время приёма подходит к концу. Если бы не они, Диана этого не узнала бы. Она окидывает коротким взглядом пациентку.

— Что-то болит? — спрашивает Диана устало.

— Ойнона, это я.

Воздух застревает в горле, сердцебиение учащается. Она поднимает глаза, фокусируется.

— Зачем ты… — Диана понимает, что голос у неё дрожит. — Уходи.

Всё её болезненное спокойствие, всё усталое равнодушие рассыпается. Она слишком обессилевшая, чтобы что-то сейчас сделать, но чувствует всё остро. Диана просит уйти, потому что знает, что виновата перед Артемией, потому что не хочет снова проходить через попытку объяснится, снова выслушивать упрёки в свой адрес. Диана, в то же время, хочет, чтобы Артемия осталась. Потому что она дарила ей тепло и заботу, и забыть это, отказаться не получается.

— Выслушай меня… — говорит Артемия тихим просящим, почти умоляющим голосом.

— Снова? — страх берёт Диану за горло. — Я всё поняла, не надо больше.

— Я не буду ни в чём тебя обвинять.

Диана смотрит недоверчиво, загнанная, вжатая в своё кресло, не в силах шевельнуться. Артемия упорная, если решила что-то сделать — сделает, поэтому Диана соглашается на разговор кивком. Артемия встаёт напротив неё.

— Послушай, — начинает она, — ты в последнее время снова мало ешь, плохо спишь — ты поправь меня, если я не права, — постоянно уставшая, тебе сложно концентрироваться.

Диана неосознанно кивает. Да? Нет? Она не знает, нормально ли она ест, можно ли списать усталость и проблемы с концентрацией на плохой сон, объединено ли всё это каким-то единым смыслом, или же ей просто нужно время, чтобы оправиться от их с Артемией ссоры.

— Я думаю, — Артемия продолжает уже увереннее, — ты болеешь. Нет, не песчанка и вообще ничего подобного. Мне кажется, в тебе зараза другого рода. Я хочу проверить. Если это так, хочу тебя вылечить.

Что-то в Диане противится этой мысли, буквально кричит: «Я здорова! Не надо со мной ничего делать!». Видимо, это отражается на её лице, потому что Артемия неожиданно опускается на колени перед её креслом. У Дианы перехватывает дыхание.

—Я хочу тебе помочь. Я беспокоюсь о тебе, — говорит Артемия, не сводя взгляда с её лица. — Действительно беспокоюсь, чувствуешь?

Она берёт ладонь Дианы в свою и прикладывает её пальцы к запястью. Пульс с бешеной частотой бьётся под кожей.

Диана обескуражена. Само предположение, которое Артемия выстроила неизвестно на чём, неприятно и странно. Но то, что сейчас происходит, говорит о многом. Диана действительно ей не безразлична. Может быть, ещё не всё потеряно, и у неё есть ещё шанс. Но чего же Артемия всё-таки хочет?

— Зачем тебе это? — Диана впитывает, запоминает этот момент. Если между ними всё закончится, у неё останется этот день, и Артемия перед ней на коленях, её просящий взгляд и голос, её пульс под пальцами.

— Мне тоже важно знать правду.

Есть вероятность, что Артемия права. Небольшая, необоснованная, но всё же есть. Слишком часто у Дианы что-то идёт не так, слишком часто за погоней за целью следует вот это невероятной тяжести разочарование, прижимающее её к земле. Заставляющее скулить и плакать, поднимаясь. Может быть, она об этом?

— Я вижу, как оно съедает тебя изнутри, — говорит Артемия, чтобы не дать Диане слишком задуматься и отказаться.

И слова как будто попадают в точку. Диана чувствует себя опустошённой, съеденной, она сама объяснила бы это иначе, но доверие к Артемии всё ещё сильно. Желание быть с ней всё ещё сильно. Она почти готова согласиться, но страх снова сковывает. Поэтому Диана спрашивает:

— Что это будет? Какой-то ритуал?

— Да, ритуал, — Артемия поглаживает её руки кончиками пальцев. — У меня уже всё готово, тебе нужно только согласиться.

— Это опасно?

— Я буду рядом. С тобой всё будет хорошо, обещаю, — она чуть сжимает ладони. — Только проверить, ойнона. Тебе не станет хуже, а если я не права, я не буду больше тебя этим мучить.

Артемия редко просит её о чём-то, почти никогда. И при этом отдала Диане столько своих сил и своего времени, что ей никогда не расплатиться. Небольшая уступка, пусть внутри всё клокочет от страха, пусть Диана совсем не уверена в предположении Артемии, пусть она не верит в ритуалы. Может быть, хотя бы одной из них станет легче.

— Хорошо, — говорит Диана, и лицо Артемии светлеет, появляется чуть заметная улыбка. — Сейчас?

— Да, — Артемия встаёт, нетерпеливо тянет Диану за руки вверх. — Одевайся.

Пока Диана меняет халат на пальто, натягивает тёплые перчатки, переобувается, Артемия что-то говорит Айян в её каморке, Диана не вслушивается.

Артемия ведёт Диану по степи, держит за руку крепко, шагает быстро, и Диана едва успевает, увязая в снегу и земле, запинаясь о корни.

Они подходят к юрте, Артемия приподнимает одну из шкур, пропуская Диану, следом заходит сама. Внутри — устланный досками пол, небольшая печь, пара простых деревянных лавок. Жарко, влажно и душно. Зоя в лёгком платье, покрывшаяся испариной, подбрасывает мелкие сухие дрова.

— Я растопила, — она выпрямляется, вытирает лоб. — Мне точно-точно нельзя остаться?

— Точно нельзя, — говорит Артемия благодушно, Диана в это время стоит за её спиной, стараясь быть незаметной. — Спасибо.

Зоя одевается, бросает на Диану долгий взгляд, словно хочет что-то сказать, но выходит молча.

— Это баня? — спрашивает Диана с недоверием.

— Да, — Артемия разворачивается к ней, пытается ободряюще улыбнуться, но всё же в глазах читается тревога. — Тебе будет жарко, разденься. Насколько сможешь.

Диана остаётся в тонкой рубашке поверх белья, закатывает её рукава, смущенно теребит край, смотрит в деревянный пол. Артемия тем временем тоже частично раздевается, складывает их вещи.

— Что мне делать? — спрашивает Диана, стараясь успокоить этим своё желание сбежать.

— Садись пока, — Артемия кивает на лавку, открывает бутылку, принесённую с собой, наливает из неё в кружку. — Пей. Медленно.

Диана принюхивается, напиток пахнет как твирин с чем-то ещё, вероятно, другими травами. Она несмело отпивает, но жидкость оказывается не такой обжигающей, даже терпимой. Диана мелкими глотками опустошает кружку и наблюдает за Артемией, которая топит всё жарче и жарче. Беспокойство спадает, на смену ему приходит безразличие и лёгкое головокружение. Диана не пьянеет, скорее, расслабляется и немного теряет связь с реальностью. Артемия кидает в печь пучок травы.

— Я допила.

— Что ты чувствуешь? — Артемия снова наполняет кружку, садится рядом.

— Ничего особенного, — Диана оценивающе смотрит на жидкость, налитую до краёв. — Немного голова кружится и всё. Сколько мне надо выпить?

— Зависит от твоего организма, — Артемия пожимает плечами, — и от других факторов.

Диана пьёт. К её горлу подступает тошнота, возможно, потому что она даже не помнит, когда ела в последний раз. Артемия добавляет ещё травы в печь, их запах вместе с запахом настойки становится невыносимо плотным. Отдавая кружку, Диана подносит руку к губам.

— Меня тошнит, — тихо жалуется она.

Артемия касается её запястья, и Диана вздрагивает — рука кажется слишком холодной по сравнению с собственной кожей. Рубашка и волосы липнут к телу, пропитавшись потом. Все эти ощущения только усиливают тошноту.

— Я понимаю, — Артемия снова наполняет кружку. — Всё будет хорошо. Пей.

Диана допивает до половины, когда кружиться начинает не только голова, но и комната вокруг, стоит моргнуть. Немеют ладони и губы.

— У меня перед глазами всё кружится, — язык заплетается, слова даются с трудом. — И руки онемели. Я не хочу больше.

— Пей, ойнона, так надо, — Артемия говорит ласково, с сочувствием, но в Диане наоборот вскипает злость.

— Тебе надо? — тихо шипит она, но всё же продолжает пить, пока Артемия добавляет ещё пучок трав.

Диане кажется, что она падает, поэтому свободной рукой она хватается за край лавки, едва сжимая онемевшие пальцы. Злость нарастает с каждым глотком, хотя в Диане ещё утром не было на неё сил, не говоря уже о нынешнем состоянии.