К утру после бессонной ночи работоспособность к Диане неожиданно возвращается. В свободное от пациенток время она перепроверяет все отчёты и медкарты, перечитывает несколько глав наиболее удобного справочника, и к вечеру вполне довольна собой. Она поднимается наверх, чтобы приготовиться ко сну, но успевает снять только халат, когда слышит внизу голос Артемии:

— Диана здесь?

Айян что-то тихо отвечает, Диана не может разобрать и надеется, что, как она и просила, Айян скажет, что Диана не дома. Входная дверь закрывается, и Диана шумно выдыхает, замечая, как задрожали руки, словно она находилась в опасности. Сломав две спички, она зажигает сигарету и затягивается, надеясь успокоиться. Но снова слышит звук открываемой двери, и возмущённый голос:

— Кого ты пытаешься обмануть? На её этаже свет горит.

Мысленно выругавшись, Диана на несколько секунд серьёзно задумывается, не спрятаться ли ей, и только потом понимает, как это глупо.

Артемия поднимается по лестнице, Диана пытается хотя бы дышать ровно.

— Ойнона, я… — Артемия, уставшая и раздражённая, но пытается говорить мягко.

— Не надо, — Диана отворачивается, только бы не смотреть на неё. — Просто уходи.

— Нет, я не уйду. Ты видишь, до чего мы довели недоговорённостями?

— Мы только и делали, что говорили, разве нет? — Диана уже не пытается быть спокойной и сдержанной. Может быть, если она не будет этого делать, всё закончится быстрее. —Я старалась, Артемия, я старалась, как могла, тебе угодить. А ты не обращаешь на меня внимания, что ещё мне нужно сделать?

— Я не обращаю внимания? — переспрашивает Артемия, и её голос тоже теряет мягкость. — Я слишком много его на тебя направила. Вместо того чтобы всю себя посвящать Укладу, как я была обязана, как диктует мой долг, который я приняла, я снова и снова думала, жива ли ты, в порядке ли ты, не придумала ли ты новый способ себя уничтожить.

— Не надо ставить мне в вину то, на что ты согласилась из жалости ко мне, — Диана тушит сигарету о стоящее на тумбочке блюдце, пепел рассыпается вокруг него. В лицо снова бросается краска, раз не удаётся уйти от разговора, Диана готовится защищаться. — Какая тебе вообще разница, что я делаю. У меня своя голова на плечах есть, хватит со мной нянчиться.

—Беспокоиться, — Артемия яростно бьёт кулаком по стене. — Это называется беспокоиться о ком-то, кто тебе небезразлична.

— Если беспокоишься о моем состоянии, просто возьми и уйди, — Диана нашаривает рукой, оставленный на тумбочке нож для писем, показывает его Артемии и с издёвкой в голосе продолжает: — А то вдруг мне захочется вскрыть артерию от всех этих разговоров.

— Не смей, — Артемия подходит к ней больше злая, чем напуганная, протягивает руку, Диана пятится вглубь комнаты.

— Тебе же самой это нравится, признайся. Чем слабее, чем уязвимее было моё состояние, тем добрее ты была ко мне, тем больше я чувствовала твоё тепло, — подносит нож к шее, растягивает губы в ухмылке. —Может, так я могу вернуть тебя?

Диана наблюдает, неудовлетворённо, отчаянно: Артемия смотрит на неё, брови сдвинуты на глаза так, что оставили от них только щелки. Что сверкает в них — разочарование ли, злость ли, боль ли; углядеть невозможно.

— Положи нож или я сама его заберу, — Артемия даже не говорит, приказывает. Ни следа нежности.

— Забирай, — выкрикивает Диана, обида накрывает её с головой. Нож летит в сторону Артемии но, разумеется, не попадает. — Я тебе уже отдала всё.

Артемия делает к ней шаг. Ещё один.

— Все дружелюбие, всё внимание, все терпение, на которые я способна,— Диана поднимает глаза и видит Артемию, стоящую рядом, её голос срывается на хрип и снова возвращается к крику. — Все свои роли, которые я для тебя примеряла. Ты ничего из этого не приняла, так чего же ты от меня хочешь?

Каждое слово Диана сопровождает ударом кулака. Болят пальцы и костяшки, содранные о толстые швы кожаной одежды. Артемия хватает её за локти, и Диана ещё пару раз дёргается и замирает, зло глядя вверх.

— Я хотела настоящую Диану Данковскую. Но, судя по всему, передо мной всё это время была её тень.

— Я старалась ради тебя, — Диана переходит на шёпот, оправдывается. — Потому что я люблю тебя.

Слова слетают с губ, и Диана думает: «вот я это и сказала». Но сейчас не то время, не та ситуация, чтобы признаваться. Они вообще никогда не были теми. Диана чувствует, как глаза наполняются слезами.

— Диана, ты ревновала меня к ребёнке; обманывала меня, притворяясь не собой; манипулировала мной; игнорировала меня. Ты целилась в меня из револьвера, — Артемия снова смягчает тон, словно что-то объясняя. Останавливается, смотрит внимательно, обдумывает какую-то промелькнувшую мысль и спрашивает уже с сомнением: — Или ты этого и хотела?

Диана уже плачет, слёзы катятся по щекам, но вытереть их нечем. Если бы Артемия не держала её руки, она не устояла бы на ставших ватными ногах. Диана опускает лицо, всхлипывает, пытаясь заговорить.

— Нет. Я не… Я хотела, — Диана ещё помнит все свои желания: и о возвращении в Столицу, и мечты о том, какими они с Артемией могли бы быть вместе; и то, как отчаянно хотелось вернуть то, что между ними было. Она хотела, чтобы всё было как-то хорошо. Но она всё испортила, в этом Артемия права, и теперь хорошо уже не будет. И было бы лучше не соглашаться тогда, было бы лучше поставить точку. Чтобы не стоять сейчас тут, униженная, осуждённая. Не быть. — Я хотела умереть.

Слёзы останавливаются, хватка Артемии ослабевает. И Диана легко отодвигается от неё, отворачивается. Всё сказано и вывернуто наружу. Диане уже не страшно говорить, поэтому она продолжает, с усмешкой, не над Артемией — над самой собой:

— Тебе-то легко со своей… как там… волей? Так вот, не все такие, как ты. Не все могут прогнуть мир.

— Куда же делась твоя воля? — Артемия говорит ей в спину, и слова эти уже не имеют никакого смысла. — Я видела её в тебе, когда ты приехала. Видела, когда ты начала всё возрождать. Так где она теперь? И где она была, когда ты умирала от песчанки?

Диана стоит, обхватив себя руками, ощущая, как под рёбрами всё сжимается. Что-то похожее было с ней, когда она заболела, тогда она списала это на симптомы, а сейчас её не пугает сходство. Диана чувствует взгляд Артемии на своей спине, и только поэтому не двигается с места.

— Всё это уже не имеет смысла. Вся эта полемика, эти разговоры, эта жалкая больница, этот чёртов город, все попытки, — тихо и безжизненно говорит Диана.— Оставь меня.

Услышав звук закрывающейся двери, Она разворачивается, добредает до кровати, запнувшись о нож. Валится на неё, закуривает. В голове — не единой связной мысли, кроме оглушающей пустоты.

========== Акт Второй. Сцена Восьмая ==========

Половину ночи Диана так и проводит – глядя в потолок и выкуривая одну сигарету за другой, сон берёт её в свои объятия ненадолго, и просыпается она засветло. Тянущее чувство в груди никуда не делось, переживания и ощущения притупились. Диана действует автоматически — завтракает, одевается, занимает своё место в кабинете на первом этаже. Раздавая указания и принимая пациенток, она, кажется, не думает вообще.

Дни сливаются в один, Диана плохо спит и часто бодрствует по ночам, занимая себя курением и бессмысленным пролистываем справочников, только бы не задуматься о том, в какой ситуации оказалась. Посыльный приносит от Сабурова ответ на запрос о больнице, пробежав отказ глазами, Диана убирает его в ящик стола. Вся эта затея с больницей кажется теперь не больше чем способом отвлечься, заняться чем-то в ожидании внимания от Артемии. И теперь, когда ожидать нечего, теряет свою ценность. Не хотела же она, в самом деле, сделать что-то хорошее для этого города?

Если кто-то спросит Диану, как она себя чувствует, она не ответит, что ей плохо. Скорее, скажет, что вообще себя не чувствует. Но спросить всё равно некому. Иногда Диана ощущает удивление, смутное, как сквозь слой грязного толстого стекла: вот опять закончились сигареты, вот еда, оставленная “на потом” почему-то испортилась. Иногда — боль, там же, под рёбрами, необъяснимую, непонятную. Может, это и не эмоциональная боль вовсе? Может, это лёгкие или сердце? Диана — всё ещё врачея, но ответы на эти вопросы её не интересуют. Иногда она неожиданно вспоминает Артемию — какая-то мелкая деталь вызывает ряд ассоциаций, и стекло, скрывающее Диану от самой себя, идёт трещинами. В такие моменты с ней происходит сразу много всего и одновременно ничего. Чувства не поддаются описанию или осмыслению. Просто приступ воспоминаний. Начинается и проходит.