Выбираться почему-то нет никакого желания. Вроде бы бьётся в голове, что надо встать, надо найти свои вещи — Диана осознаёт, что холодно и сыро ей от того, что военные забрали не только саквояж, но и плащ. Надо отыскать Андрея, узнать у него о чертежах. Боль растекается по всему телу вместе с апатичным безразличием, любое движение, кажется, будет стоить несоизмеримых с её возможностями усилий.

Наконец начинает работать мышление. Если её ещё не закопали, и ни крысы, ни собаки, ни сама шабнак не попытались её съесть, то лежит она здесь не так давно. Значит, и армейские могли уйти недалеко, но чем дольше она вот так лежит, тем меньше шансов их найти.

Могила неглубокая, но даже из неё Диана вылезает не сразу. В первую попытку встать головокружение валит её обратно, а во вторую рёбра и руку сводит такой болью, что она сама скатывается вниз, лишь бы её унять. Выбравшись, она словно заново учиться стоять на ногах. С трудом, опираясь на покосившиеся могильные плиты, она добирается до сторожки Ласки.

— Значит, не моя ещё? — девочка как будто и не удивлена восставшей из могилы Диане, разве что погрустнела немного.

— Не твоя, — вздыхает Диана, тоже с лёгкой тоской. — Где они? Те, кто принесли меня сюда.

— За воротами стоят, — Ласка смотрит с жалостью. — У меня вот есть, больше ничем помочь не могу.

Она протягивает Диане заржавевший нож и кусок бинта.

— Спасибо, Ласка.

Диана смотрит в искажённое отражение на лезвии ножа. По лицу помимо грязи размазана кровь — от удара открылась одна из ран, которые ей так заботливо обрабатывала Артемия. На ощупь она кое-как прикрывает предположительно нужное место бинтом.

— Сколько их?

— Вроде бы трое, — Ласка отвечает не сразу, словно уже отвлеклась от разговора и не сразу поняла, о чём речь.

— Ласка, — Диана старается говорить как можно мягче, — у тебя глотка твирина не найдётся? Болит невыносимо.

А ещё страшно. Трезвая она с ножом против троих не выйдет. Ласка смотрит на неё с подозрением, но потом всё же достает откуда-то початую бутылку и протягивает Диане. С детской внимательностью наблюдает, как она делает глоток. Диану снова обжигает горечь, она откашливается и возвращает бутылку.

— Спасибо, Ласка. Надеюсь, не придётся тебе меня закапывать сегодня.

Она встаёт, пошатываясь, уже неясно от чего именно. Унимает дрожь в руках, удобнее перехватывает нож и как можно тише выходит из сторожки. У кладбищенских ворот виднеется только один солдат, к нему она и подкрадывается сзади.

Перерезать кому-то горло совсем не то же, что выстрелить из револьвера. Знание медицины может помочь понять, как правильно это сделать, но не предупредит, как это произойдёт на самом деле. С каким ужасным хрипом будет умирать жертва. Как теплая пульсирующая кровь будет чувствоваться даже сквозь перчатки.

Диана не успевает перевести дух, на хрип откликается ещё один солдат, стоящий совсем рядом, но не замеченный ею сразу. С усилием она пинает его по руке, выбивая карабин, и сама едва не падает от накатившего головокружения. В следующую секунду она уже вытаскивает из него нож. Поднимает упавший карабин и стреляет в третьего солдата, который даже не услышал их возни.

Накатывает бессилие, боль и тошнота. Диана опускается на колени, оружие выпадает из рук. Несколько мгновений безболезненного адреналина и почти животного желания выжить отступают, и всё, что они за собой прятали, возвращается сторицей.

Наконец Диана встаёт, медленно обыскивает солдат, находя по их карманам свои и чужие вещи. Её выпотрошенный саквояж и плащ лежат возле трупа последнего. Она всё аккуратно раскладывает, надевает плащ прямо поверх вымазанной в земле одежды. Отрывает присохший к крови на лице и уже ставший бесполезным бинт и идёт в сторону города. Что именно произошло, она ещё не осознаёт.

Понимание приходит постепенно. Диану бьёт дрожь от холода, страха и ощущения чужой смерти в своих руках. Боль пронизывает всё тело, возвращается головокружение. Люди на улице отшатываются от живой покойницы, пока она бредёт к кабаку. Андрей, как ни странно, тоже уже здесь. Наскоро она приводит себя в относительный порядок, спрятавшись за ширмой, пока Андрей рассказывает подробности своих приключений.

— Я слышал, что искомого архитектора расстреляли.

— Это была я, — глухо смеётся Диана и, не задумываясь, отпивает из протянутой бутылки твирина.

От выпитого ей становится немного легче. Лучше было бы принять обезболивающего, но в этом городе есть только анальгетики с сильным снотворным действием, а на сон нет времени.

Наконец Андрей отдаёт ей чертежи фундамента. Как и в прошлый раз, она разворачивает их сразу же, вглядываясь в комбинацию линий. Становится ясно, что Многогранник стоит, уперевшись длинным стержнем вглубь земли. Диана ещё какое-то время рассматривает бумаги с лёгким восхищением, хоть и не таким, какое вызвали чертежи самой Башни, потом сворачивает их и встаёт, направляясь в Собор. По пути ей передают послание от Виктора Каина, но она не глядя засовывает его в карман.

Инквизитесса бросает лишь короткий взгляд на чертежи, и тут же делает вывод:

— Итак, чудодейственная машина оказалась рычагом, который гонит из-под земли отравленную органику.

— Вы полагаете, строители разворотили некие подземные залежи при его установке? — Диана понимает, к чему клонит Аглая Лилич, и пытается увести её от этой мысли. — Тогда почему болезнь вспыхнула только теперь?

— Под действием силы тяжести штырь мог сместиться и добраться до сгустка. Бурах сказала, что вся земля под городом пронизана ими, возможно, это были ямы, в которых степняки хоронили останки убитых быков. Но для обычных колодцев они слишком глубоко.

— Но, если весь город стоит на этих сгустках, нельзя допустить, чтобы здесь жили люди! — Диана вскидывается, цепляясь за другой вариант.

— И Вы предлагаете уничтожить целое поселение?

— А что предлагаете Вы?

— Я не даю рекомендаций. Решение примет Артемия Бурах. Но мы с Вами нашли источник заражения, поздравляю, Диана.

Было бы с чем поздравлять. Диана задумчиво скользит взглядом по стенам Собора, в голове собираются и рассыпаются элементы головоломки. Что-то не так.

— Причина и источник — не одно и то же, Инквизитесса, — наконец говорит она. — Вы пытаетесь меня обмануть! Ваши выводы так скоры, как будто Вы знали обо всём заранее.

— О чём Вы, Диана? — Инквизитесса делает короткий шаг назад, но лицо её не меняется, — Все выводы Вы сделали сами, это открытие — целиком Ваше.

— Вы хотите отомстить, да? — Диана вспоминает всё, что узнала об Аглае Лилич за время их знакомства. — Властям? Сестре? Месть — плохая союзница для поисков истины.

— Я не хотела с Вами ссориться, — голос приобретает металлические нотки, — но Вы решили иначе. Идите, Диана, для Вас уже всё кончено.

Диана выходит размашистым шагом, и тяжёлая дверь Собора хлопает за её спиной.

Также быстро она доходит до «Омута», в ней клокочут злость, обида, разочарование и желание хоть что-то исправить, изменить ход событий, но ничего не приходит в голову. Она стаскивает с себя плащ, который тут же швыряет куда-то в угол комнаты, расстегивает часть одежды, чтобы осмотреть синяки на теле. Перед зеркалом вытирает лицо, обрабатывает открывшуюся рану, пытается причесать свалявшиеся в колтуны волосы. Всё валится из рук, твирин расплёскивается, волосы с болью остаются на расчёске, бинты разматываются и расползаются под дрожащими пальцами. Рутинные дела не приносят спокойствия. Хорошо бы принять мерадорм и лечь спать, желательно, не просыпаясь завтра вообще. Но она хочет хотя бы заснуть и проснуться с Артемией перед днём, который станет концом.

Артемия приходит. Как обычно, останавливается на входе и коротко здоровается. Её лицо, наскоро перемотанное бинтами, приводит Диану в ужас. Кровавые разводы и корка на губах, выглядывающие гематомы, распухший нос, подбитый глаз. Диана подскакивает к ней в нервозном порыве.

— Что с тобой? — шумно выдыхает она.