Тот, кого она искала.

Однако выйти на двор девушка не успела. Дверь распахнулась прямо перед ней, едва не ударив по носу, и девушка отшатнулась. В коридор вошел Грейсон.

– И куда ты собралась в одиночестве? Снова?

Рука Грейсона преградила Мидж путь. Он сделал столь резкое движение, что ладонь вмялась в стену, ощетинив ту щепками.

– Я не надзиратель, Мидж, я не могу запретить тебе уходить. Но я твой телохранитель, так что у меня есть и будут обязанности. Одна из них – обеспечивать твою безопасность. Значит, я пойду с тобой.

Мидж покачала головой. Ее побег откладывался.

– Я… Я хотела сходить в святилище за списком одержимых, – промямлила она.

Грейсон то ли галантно, то ли издевательски предложил ей локоть.

– Стар, а каково твое определение греха?

– А разве их несколько? Грех – это жестокость, несправедливость, все

остальное – пустяки. О, понятие греха идет от нарушения обычаев твоего

племени. Но нарушение обычая – не есть грех, даже если ощущается как

таковой. Грех – причинение вреда другому человеку.

Роберт Хайнлайн, «Дорога доблести»

После завтрака Мидж и Грейсон собрались идти в святилище. У Геселин нашлась старая карта городка, которую она одолжила спутникам на день. Сама лже-аристократка предпочла остаться в гостинице. Когда Грейсон и Мидж уходили, она лежала на кушетке, полируя ногти.

– Если встретите Айнара, дайте мне знать, – хихикнула брюнетка.

Мидж не стала намекать, что такое развитие событий действительно возможно. Покинув гостиницу, экзорцистка еще какое-то время размышляла о своей спутнице. Мидж ощущала душевную рану Геселин как свою собственную.

День в городе и день в полях ощущались по-разному. Голая земля сохраняла наутро прохладу суровой ночи, и от земли поднимался легкий туман, не простиравшийся выше пояса. Запахов в полях было меньше – травы, цветы, иногда – вонь растерзанной гиенами жертвы. В городе все было иначе. Мостовые быстро прогревались, к полудню накаляясь так, что босиком невозможно пройти. Впрочем, тут и там сновали необутые служанки, как видела Мидж – то ли черная грязь, налипшая на их ступни до щиколоток, хранила ноги от ожогов, то ли кожа их пяток огрубела настолько, что можно было ходить по неостывшим углям, не то что по дорогам городка. Пахло сильнее и разнообразнее, чем вне городских стен: кто-то готовил обед, кто-то выпекал ароматный хлеб, терпко и уютно пахли лошади, тащившие телеги и кареты, везущие всадников; издалека ветер вплетал в этот хор запахов флюиды красильни и мясной лавки – не самое приятное дополнение.

Молодые люди шли по улице, сверяясь с картой. Мидж тяготило молчание, и она попробовала завести разговор. На свою беду, как оказалось.

– Грейсон, я хотела с тобой поговорить. Ты и Геселин… в общем, я не то что б беспокоюсь за нее.

Грейсон замедлил шаг, чтобы поравняться с напарницей – прежде он шел чуть впереди.

– Боишься, что я влюблюсь в нее, как тот Фрутберт или его папашка? Не глупи. Она красива, но я красивых повидал на этом свете. Пусть колдовство сделало ее самой очаровательной, мне явно не это нужно.

Мидж побледнела. Грейсон говорил именно то, чего она опасалась. Геселин не нужен еще один бессовестный любовник, который воспользуется ею и выбросит после, потешив свое самолюбие и утолив похоть.

– Геселин хочет казаться сильнее, чем она есть на самом деле. Она ранимая в душе, понимаешь? Ей пришлось пережить такое, чего ты и вообразить себе не можешь.

Разозлившись, Мидж обогнала Грейсона на добрых четыре фута. Какие-то молодые бездельники, сидящие на заборе, заулюлюкали, засвистели ей вслед, принялись кричать сальности – и тогда Грейсон сделал большой шаг, догоняя девушку. Парни мгновенно замолкли и скатились со своего насеста, напуганные линормьей внешностью Тигра: темная кожа, нечеловеческие глаза, внушительные мышцы. Но Мидж не придала случившемуся значения, поглощенная своими мыслями.

– Не трать свое красноречие, птичка. Не хочу я лезть в чужие беды. Вы еще со вчерашнего вечера болтали про изнасилование – ну, знаешь, эти все женские проблемы. Мужчинам не стоит об этом слушать.

Мидж резко развернулась, так что каблуки ее взметнули пыль на дороге.

– Женские проблемы?! Да ты в своем уме?! Ты говоришь так, будто не мужчины насилуют женщин. Может быть, где-то существует и такое, уризенские слухи говорят о том, что некие дамы пали жертвой демонов, других женщин или, прости меня Айне, зверей, но, даже если эти рассказы – правда, это капля в море. Так что не смей говорить так, будто мужчины не при чем.

– Я… – Грейсон запнулся. Он не привык отказываться от своих слов, тем более, не собирался отступать перед девчонкой, которая без него была бы беспомощна. – Можно подумать, изнасилование – такая страшная проблема.

– Демон побери, ты шутишь? Поверить не могу, что наняла тебя, рассчитывая, что ты не потерпишь никакой несправедливости рядом с собой, встанешь на защиту слабого… и…

Девушка зажала рот рукой, отвернулась. Ее голос из-за стены ладони звучал глухо:

– Нет, я понимаю, глупо. Но ты не знаешь… Не знаешь, каково это – смотреть на терзаемую женщину.

Грейсон внезапно почувствовал жаркую волну стыда, окатившую его с ног до головы.

– А ты знаешь? – Он хотел спросить это мягко, но получилось грубее, чем он собирался сказать, в голосе ненамеренно слышалась насмешка. Которой там быть не должно было.

У Мидж опустились плечи, руки повисли как плети. Она вздохнула и сказала очень устало:

– Да, я видела. Это было в самом начале моего путешествия. Я тогда еще не считала, что мне стоит найти Айнара. Вот, думала я, отныне я творю благое дело, буду спасать людей от демонов. Я могущественна, я добродетельна, я… А оказалось… – Мидж быстрым движением потерла глаза, чтобы слезы не выступили. – Я видела, как прямо на улице разбойник насилует женщину. Это был праздничный день, базарная площадь, должно быть, мужчина напился, и схватил ближайшую торговку. Они возились под прилавком. И никому не было до того дела. Все проходили мимо, никто даже не замедлил шага.

– Но с чего ты взяла, что он ее насиловал? Разве она отбивалась? Может быть, это был ее муж?

Девушка занесла руку, готовая ударить Грейсона, но опустила ее, хлопнув саму себя по бедру.

– Уму непостижимо, какой ты болван. Она слабо ворочалась, будто желая уползти, но он ей не давал и двинуться. Думаю, я на ее месте вовсе бы застыла. Впрочем, я и на своем так поступила. – Голос Мидж охрип от рыданий, которые она глушила в себе. – Видит Айне, я хотела помочь. Но я струсила. Что я могла сделать? Только вызвать огонь на себя. Надо было кого-нибудь позвать, стражу, например, только я не смогла. Сейчас думаю, это все равно бы не возымело эффекта. Они бы просто послали меня, куда солнце не светит. Никому нет дела до страдания простых людей, не аристократов.

Грейсон открыл от изумления рот. До него начало доходить.

– Ты не можешь навредить людям. Ты бы не ударила того разбойника.

– Да. Как Геселин заплатила бесплодием за свой дар, так и заплатила – беспомощностью. Вот каковы условия нашей сделки с Айнаром. – Мидж потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что она стиснула кулаки. Так, что даже пальцы заныли. – Он дает дар, не приносящий радости, еще и забирает что-то взамен.

Грейсон стоял, пытаясь совладать с мыслями: они вились в его голове, точно вспугнутые бабочки, он не мог ни ухватить одну из них, ни даже рассмотреть как следует.

Мидж горько хмыкнула.

– Ты бы знал, какая буря чувств в груди, когда видишь мучимого человека, и не в силах помочь.

Грейсон взял Мидж за плечо. Ему хотелось провести ладонью по ее лицу со всей нежностью, что он бы собрал в себе, но мужчина сдержался.

– Ты не была обязана помогать незнакомой женщине.

– Была.