Первый шаг был предпринят в ноябре 1988 года, когда Моссад порекомендовал израильскому Министерству иностранных дел прекратить с иракцами мирные переговоры. В это время проходили тайные переговоры между израильтянами, иорданцами и иракцами под патронажем Египта и с одобрения Франции и США. Когда Моссад перерезал этот провод, он захотел убедить американцев в том, что у Ирака совсем другие планы, и свалил на Ирак ответственность за срыв переговоров. В январе 1989 года машина психологической войны Моссад – LAP – начала кампанию, чтобы представить всему миру Саддама Хусейна как тирана и угрозу миру. Моссад активизировал все возможности во всех местах мира, от своих агентов в AI («Международной Амнистии») до подкупленных конгрессменов. Саддам убивает своих граждан! – стоял крик – что же могут ожидать его враги?! Страшные фотографии курдских матерей, обнимающих своих мертвых младенцев после иракской газовой атаки, были правдивы и преступления ужасны. Но курды вели против режима в Багдаде кровавую партизанскую войну не на жизнь, а на смерть, и их годами поддерживал Моссад, посылавший советников и вооружение в горные лагеря семейного клана Барзани. Поэтому эти события трудно было назвать войной против собственного народа. Но если оркестр однажды заиграл, как говаривал Ури, то можно только подыгрывать.

Средства массовой информации снабжались информацией для «внутреннего пользования» и сведениями из надежных источников. Сообщалось, что безумный лидер Ирака убивал людей собственными руками, и что он использовал ракеты для ударов по иранским городам. Что забывали сообщить прессе, так это то, что большая часть данных для систем наведения этих ракет поставлялась Моссад с помощью американских спутников. Моссад делал все, чтобы устранить Саддама, но без всякого риска для себя. Они хотели, чтобы американцы сделали работу и разрушили гигантскую военную машину Ирака, чтобы Израилю в один прекрасный день не пришлось противостоять ей на своих границах. Сам по себе этот мотив казался благородным каждому израильтянину, но подвергать весь мир угрозе глобальной войны, и посылать на смерть тысячи американцев было чистым безумием.

В конце января позвонили англичане и хотели поговорить со мной. Они сказали, что это очень срочно и попросили разрешения прийти на следующий день. Я решил передать им на встрече информацию, которую я получил от Ури. Англичане затем могли бы передать ее американцам, с которыми я из-за географической близости не хотел сотрудничать.

Мы встретились в ресторане отеля «Шато Лорье» в центре Оттавы. – Чем я могу Вам помочь? – спросил я мужчину, с которым уже однажды встречался.

– У меня к Вам только один вопрос, о котором Вы, возможно, подумаете, что это чушь. Но мне поручили задать Вам его.

– Давайте.

– Как Вы думаете или верите или знаете, мог ли Моссад каким-то образом быть замешан в то, что произошло с самолетом «Пан Америкэн» рейс 103 над Локкерби?

У меня не было слов. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы до меня дошло сказанное им. Почти автоматически я ответил: – Исключено.

– Почему?

– Для этого не было причины. Это исключено – и баста! Если Израиль или Моссад и несли ответственность за падение самолета, то это всегда до сего времени случалось незапланированно, и всегда было напрямую связано с так называемой государственной безопасностью, как, например, в случае с ливийским самолетом над Синайским полуостровом или с итальянским самолетом, сбитым в 1980 году, когда погиб 81 человек, – о нем думали, что он транспортирует уран. Исключено, чтобы они сделали что-то подобное тому, что произошло над Локкерби.

– Вы говорите так, потому что Вы это знаете или потому, что Вы так предполагаете?

– Подождите-ка здесь, – сказал я. – Я сделаю один звонок, и потом мы продолжим.

В холле отеля я заказал международный разговор за счет абонента и через несколько минут Эфраим был на проводе. – Имели ли мы какое-то отношение к инциденту с Пан-Ам № 103?

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто отвечай. Я должен это знать, потому что, если это так, это будет концом Моссад.

– Нет, – ответил он, не медля. Я знал, что он сказал мне правду. Эфраим не упустил бы такую возможность, чтобы прижать организацию к стенке.

Я вернулся и рассказал англичанину то, что сказал Эфраим.

– Значит, Вы еще поддерживаете связь? – спросил он, улыбаясь.

– Это, возможно, причина того, что я еще жив, – улыбнулся я в ответ. – Но есть то, что Вы должны знать. Это называется операция «Brush-Fire». Следующие полчаса я кратко рассказал ему все, что знал, и попросил его передать информацию американцам. Он не обещал, но сказал, что сделает то, что в его силах. Этим я был доволен.

Следующие месяцы я был занят книгой; мы все ближе подходили к концу. Я был все более напряжен, так как приближался день, когда на меня будут направлены прожектора – и, кто знает, что еще.

Я встретил Ури в центре города. Пару часов мы просидели в моей машине перед городской библиотекой Оттавы. У него для книги была история, которая только что произошла, и он подробно меня информировал.

Ури очень спокойный человек и никогда, сколько я его знал, не показывал признаков страха. Судя по тому, что я о нем слышал, он не был человеком, который жалуется и скулит. Но тогда в машине он был очень взволнован и нервно оглядывался, как зеленый новичок. Он прочитал мне свои заметки, потом разорвал листки на мелкие кусочки и сложил их в свой портфель. Скоро я понял, почему он так нервничает. Речь шла о чрезвычайно щекотливом, даже взрывоопасном материале.

В августе 1989 года группа спецназовцев отряда «Маткаль», элитного разведывательно-диверсионного подразделения израильской армии, и несколько военнослужащих морского подразделения отправились вверх по реке Евфрат на маленьком катере, который был через «бойца» (агента-»нелегала») Моссад куплен у одного местного торговца. Их целью был город Аль-Искандерия и тамошняя фабрика по производству боеприпасов. Речь шла об одном из пяти объектов, которые Моссад определял как возможные атомные или химические сооружения. Остальные находились в Сальман-Пак, Эль-Фаллуджа и Самарра дальше на севере, и к ним было намного тяжелей добраться. По информации, которую Моссад получил в качестве «джамбо»[45] от американской разведки, было известно, что каждый четверг на фабрику прибывает небольшой конвой грузовиков, который загружается взрывчаткой для дальнейшей транспортировки в Кербелу, где производились ручные гранаты.

Их заданием было 23 августа, в среду, занять позицию и ждать, пока на следующий день грузовики не приедут на загрузку. В мгновение ока снайперы из специальных винтовок с глушителями должны были выстрелить специальными детонационными патронами по каждому грузовику, чтобы они взлетели на воздух. Это должно было произойти точно во время погрузки, чтобы вызвать цепную реакцию взрывов, которая продолжилась бы и на складах боеприпасов. Ворота в это время должны были быть открыты, из-за чего лежавшие там штабелями взрывчатка и боеприпасы вызвали бы взрывы в помещениях основного склада.

Подобная операция, сильно смахивающая на самоубийство, никогда прежде не проводилась израильской армией. Основной путь ухода шел по реке вниз и был надежен, если иракцы поверили бы, что причиной взрывов стал несчастный случай. Потом у них возникли бы подозрение, но к тому времени диверсионная группа уже находилась бы в безопасности.

В операции не планировалось задействовать какие-либо силы поддержки, и это было прямо сказано солдатам. Поэтому все они были добровольцами.

Операция прошла очень успешно, и о взрыве стало известно, на что и надеялся Моссад, чтобы направить внимание общественности на постоянные усилия Саддама по созданию большой и мощной военной промышленности. Моссад передал свои «полученные опытным путем выводы» другим западным разведкам и позволил истории о взрыве просочиться в печать, причем приведенное число жертв исчислялось сотнями.