– Послушай, Виктор. Не задавай мне всех этих вопросов. Зайди к ним и спроси их самих.

Я кивнул и вошел в зал. Потом я выпил чашку кофе и взял пару салфеток, чтобы просушить волосы, намокшие на улице под моросящим дождем. Динур пошел за мной. Я чувствовал себя человеком, которого ведут на казнь.

Гидеон высунулся из двери. – Виктор, мы ждем тебя. Пожалуйста, заходи.

– Ну, заходи же, – сказал Динур и подтолкнул меня в сторону бюро.

Я кивнул и вошел в бюро. – Вы звали меня?

– Да, – сказал Арбель тяжелым, самоуверенным голосом. – Мы хотим поговорить с тобой об окончании твоего контракта с Моссад.

– Когда я смогу поговорить с шефом?

– Вообще никогда, – сказал он так небрежно, как будто просил свою секретаршу позвать кого-то к телефону. – Это твой последний разговор.

Внезапно во мне вспыхнула ярость. Я заметил, что они хотят, как можно быстрее убрать меня. Я прекратил быть одним из них, и они больше не хотели меня здесь видеть. Они обманывали меня ради родины и моей веры в правоту нашего дела. Я хватался за каждую соломинку.

– О чем ты толкуешь? Ты не босс, а этому клоуну здесь вообще нечего делать.

– Прикуси язык, Виктор. Я не один из твоих вшивых друзей.

– Ты им никогда и не будешь, ты...

– Достаточно. Глаза Арбеля сверкнули, я заметил, как он все более терял самообладание. – Я хотел поговорить с тобой до твоего ухода. Если даже ты не собираешься мне отвечать, мне все равно. Я тебе даже буду за это благодарен. Итак, слушай меня и никогда не забывай то, что я тебе сказал.

Я откинулся на спинку стула. Меня обижала его манера, но здесь преимущества были у него.

– Когда ты окажешься вне системы, ты должен все забыть, что изучал, что делал, что видел, что слышал или еще каким-то образом узнал.

– Я думал, у меня будет шанс сказать боссу, что, по моему мнению, у нас происходит неправильно, – ответил я. – Я знаю, что то, что я могу сказать, видимо, не имеет большой ценности, но он мог бы хотя бы сделать вид, что слушает меня.

Нафтали покачал головой, но ничего не сказал.

Абель продолжал: – Как ты видишь, это не тот случай. Почему ты сейчас не выдашь то, что ты всегда хочешь сказать. Я передам это ему.

– А что, если я поговорю с премьер-министром, если шеф не хочет встретиться со мной...

– Ты будешь говорить со мной или вообще ни с кем. Он уже терял терпение.

– В моем контракте написано, что в случае недобровольного увольнения я имею право на встречу с шефом Моссад и / или с премьер-министром. Там еще стоит, что эта встреча должна состояться до полного окончания моей работы в Моссад. Я приблизился к нему, как будто я хотел бросить вызов его неограниченной власти.

Он усмехнулся мне в лицо. – Срать я хотел на твой контракт. Кому ты пойдешь жаловаться? Он говорил тихо. – Как ты не понимаешь? Мы обещали тебе, и мы можем нарушить наше обещание. Мы можем делать все, что захотим. Я могу посадить тебя в тюрьму и выбросить ключ. Ты знаешь, что это иногда бывает. Ты только комар у меня на лбу. Ты начинаешь надоедать, и я уже готов раздавить тебя. Послушай, Виктор, вали отсюда, пока у тебя есть время.

– Итак, это значит: нет? Я знал, что окончательно вывожу его.

– Ты что, глухой? Я уже сказал, что ты ни с кем не будешь встречаться. Ты выбыл из игры, и если ты не успокоишься, то тебя самого успокоят.

– Как ты сказал? Я почти перешел на шепот. – Ты хочешь убить меня, если я не буду участвовать в твоей игре? Если ты это имел в виду, то это действительно здорово. Я, наверное, завалил какую-то тренировку, может быть, даже, если довериться всяким слухам, провалил одну операцию. Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что я один из лучших агентов, которые у вас есть, и я, кроме того, еще и патриот, нравится это тебе или нет. А ты, похоже, нет. Ты, возможно, отвечаешь за безопасность страны, но ведь тебя никто не сажал на трон.

Я встал и подошел к двери.

– Это тебе так просто не пройдет! – подпрыгнув, прорычал Арбель мне в спину.

– Срал я на всех вас, – ответил я, не оборачиваясь.

Когда я уже был у двери, неожиданно рядом со мной встал Нафтали. Я взглянул на него. – В чем дело?

– Есть кое-что, что я должен тебе сказать, хотя бы в силу служебной обязанности.

– Я слушаю, но говори быстрей. Я должен начать новую жизнь.

– Когда я увидел тебя во время твоих завершающих тестов, я хотел тебя исключить. Я знал, что с тобой хлопот не оберешься, но меня переубедили. Они видели в тебе большой оперативный потенциал, как они это называли.

– Ну, все, теперь я изгнан. Это должно тебя обрадовать.

Он покраснел. – К сожалению, это не моя заслуга. Есть парочка очень высокопоставленных людей, которых ты сам сделал своими врагами.

– Что же ты хочешь?

– Я очень хорошо знаю твой психический облик. В конце концов, я наблюдал за тобой уже несколько лет. Я знаю, что ты многому научился на этих курсах и за то короткое время, когда ты работал во внешней службе. Ты эксперт по убийствам, кражам, изготовлению фальшивок, вербовке и взлому. После того, как ты этому всему научился, тебя выпускают в мир, где тебе нет применения.

– Ты боишься этого? Тебя беспокоит, что я однажды захочу расправиться с тобой или что?

– Не будь дураком. Я хочу только сказать, что у тебя есть одна основная проблема. Ты должен позаботиться об этом, иначе это тебя убьет. Он остановился, а затем продолжил: – У тебя есть то, что я, совсем непрофессионально, называю нехваткой чувства страха.

– Что?

Ни один мускул не дрогнул на его обрюзгшем лице. – Я не шучу. В начале это было одной из главных причин, по которой они тебя взяли. Здесь у многих людей та же проблема, но у них есть система, которая заботится о них. У тебя этой системы больше нет. До того, как ты научился всем этим штукам, это не играло роли. Он прервался. – Теперь ты влип и заработаешь еще большие неприятности, потому что не боишься последствий. Ты должен подумать о том, что страх это наш защитный механизм, и если он отсутствует, то это недостаток. Ты должен привыкнуть заранее анализировать все, что ты собираешься сделать. У тебя нет природного страха, который защитил бы тебя.

– Значит, ты хочешь мне сказать, что я должен подобрать себе работу, которая бы не требовала от меня того, чему я здесь научился?

– Да, это было бы лучше всего. Он наклонил голову и уставился на носки моих ботинок.

– Скажи своему боссу, что твоя попытка не удалась. Ты, наверное, прав. Меня, похоже, действительно ничего не пугает.

– Это убьет тебя. Если ты не будешь осторожен, Виктор.

– Приятного тебе дня. Я вышел к моей машине. Я весь кипел от ярости.

Когда я забрался в мою маленькую синюю тачку, ярость просто захлестнула меня. Значит, это все. Когда я заведу машину и проеду сто метров до ворот, тогда все будет позади. Каждый, кого я знал в Моссад, становится с этого момента для меня чужаком. Доступ к информации и связанная с этим власть будут закрыты для меня раз и навсегда.

Я не мог этого понять. Жизнь после Моссад – это звучало полнейшей нелепицей. Я ощущал себя персонажем сюрреалистической картины Дали, пересаженным в реальную жизнь, в мир, где все люди таковы, какими они родились, которые делают только то, что им позволено, в место, где правила существуют для того, чтобы их безоговорочно выполняли, а не нарушали.

Меня охватила тошнота, и в то же время мне хотелось кого-либо избить. Я завел машину и поехал к воротам. Я вспоминал, как я впервые попал сюда, счастливым и воодушевленным человеком, любопытным и боязливым, как ребенок, который может попасть в пещеру Аладдина. Теперь я шел в противоположном направлении, огорченный, обозленный, побитый и обманутый.

Я остановился у ворот, чтобы меня пропустили. Я тупо уставился вперед, пока не хлопнуло открывающееся окошко. Это был охранник. Я опустил стекло двери, не глядя на него.

– В чем дело?

– Мне сказали, что я должен забрать твой пропуск, дай его мне, пожалуйста.