Прогнозирование в психологии рассматривается как предвосхищение или оценка человеком возможных событий (в том числе при исчисляемой оценке вероятностей их наступления), как базирующееся на интуиции и анализе, суждениях и продуктивных решениях, характеризуемых новообразованиями не только в результатах, но и в процессуальных характеристиках становления предвосхищений. Психологическая реальность предвосхищений и прогнозов стала изучаться многосторонне: как прогностическая деятельность, как аспекты становления мышления и совершения поступка, как целеобразование и целедостижение, где субъективная неопределенность выступила уже в качестве составляющей смысловой и когнитивной регуляции выборов.

Прогнозирование, в первую очередь, заключается в оценках человеком возможного как еще не знаемого, но уже учитываемого «квазизнания» при регуляции действий и вынесении суждений. Люди с разным интеллектуальным развитием и различным отношением к неопределенности будут принимать решения неодинаково, следуя вызовам неопределенности или отказываясь от действий на основе неполной ориентировки. Если же речь идет об ориентировке в собственных возможностях, целях и смыслах, то ведущими становятся самосознание и личностное самоопределение как составляющие психологической регуляции выбора.

Сама ограниченность знаний (или недостаточная информированность человека) может иметь разные основания: во-первых, субъективное незнание при принципиальной возможности получения необходимых сведений (например, ограниченное знание из-за нехватки времени на его пополнение, в силу недостаточности усилий, прилагаемых для анализа ситуации, или др.). Во-вторых, незнание «объективное» – при принципиальном отсутствии необходимых сведений в накопленном человечеством общественно-историческом надындивидуальном опыте (надындивидуальных знаниях, усваиваемых или присваиваемых отдельными людьми). Если в первом случае можно оценивать индивидуальные различия между людьми – в степени владения необходимыми знаниями или в прогностических способностях, то во втором – движение всего человечества по пути к объективному знанию.

Проблема соотношения субъективного и объективного знания выступает одной из важнейших в методологии науки [Корнилова, Смирнов 2013]. Путаница начинается, когда наряду с дихотомией субъективного–объективного знания появляется дихотомия полного–частного знания для психологических оснований выбора субъекта. Причина не только в том, что трудно оценить необходимую степень полноты знания для осуществления человеком осмысленного выбора. Дело в том, что с появлением теории вероятности были сформулированы разные трактовки того, как связано знание о мыслимом пространстве событий и ожидание события (даже если не предполагается выбор человеком альтернатив). Приведу только одну позицию – Дж. Буля: «Вероятность – это ожидание, основанное на частном знании. Полное же знакомство со всеми обстоятельствами события изменило бы ожидание на определенность (certainty), и не оставило бы ни места, ни необходимости в теории вероятностей» [Boole 1854: 244].

В прошедшем веке в философии науки изменилось понимание самой возможности Наблюдателя (с большой буквы), который мог бы иметь критерии оценивания полноты и истинности знания. Принцип неопределенности, включивший необходимость предположения о «лямбде» Наблюдателя, был освоен как физиками, так и впоследствии психологами [Зинченко, Мамардашвили 1977].

Принцип неопределенности в методологии психологической науки стал рассматриваться в контексте разработки представлений о применимости к психологии идеи стадиальности развития наук (В. С. Степин) и в связи с изменением критериев рациональности (М. Мамардашвили, Г. Саймон, Г. Гигеренцер и др.), с формулированием проблемы полипарадигмальности психологии [Смирнов 2005; Юревич 2005] и открытости человека, с новым пониманием активности и сознания личности [Асмолов 2002; Корнилова 2010]). Множественность теорий и множественность принципов в построении психологического объяснения, т. е. гносеологический контекст принципа неопределенности, – это то, что сегодня можно противопоставить идеям «монизма» и редукционизма в психологии. Обращение к категории неопределенности выступает в роли мостика, проложенного между проблематикой картины мира на стадиях неклассической и постнеклассической науки и основными проблемами методологии психологии: онтологической и феноменологической данности психического, субъективного и объективного в психологическом познании, объективности неопределенности и субъективности детерминизма, соотнесения категорий деятельности и творчества, соотношения чувства и разума в преодолении человеком неопределенности.

Представим только один аспект изменений в подходах к неопределенности – понимание преодоления ее как актов выбора и как этапов интеллектуальных стратегий человека, или возможного риска в мышлении.

Обычно риск связывается с опасностью потерь или выигрышем в прагматических контекстах (здоровья, ресурсов, репутации и др.). Психологическое понятие риска задается в разных аспектах: риск как объективно заданная возможность и опасность потерь–приобретений или как характеристика импульсивности решений и действий (праксиологический аспект), риск как следствие неполноты ориентировки в ситуации или как возможность ошибки из-за недостаточности приложенных при обдумывании усилий (познавательный аспект), как ситуационно заданный фактор или как личностное принятие вызова со стороны условий неопределенности и др.

«Наиболее характерная черта рискованных задач – наличие неопределенности, то есть того, что исходы, которые будут получены лицом, принимающим решение, зависят от событий, которые невозможно предвидеть с полной определенностью» [Козелецкий 1979: 52].

Обдуманный риск означает осознанную готовность человека осуществлять выбор в условиях неопределенности. Мышление необходимо опосредствует стратегии выбора. Поэтому по аналогии со страхованием рисков как «колонизацией будущего» мышление можно рассматривать как психологический процесс построения своего будущего. Направленность выбора в условиях неопределенности требует и личностного самоопределения, поскольку предполагает процессы смыслообразования и ориентировки в личностных ценностях. Рассмотрим такой аспект риска в мышлении как возможность помыслить немыслимое.

Возможное в мышлении – это не только характеристика временной перспективы обдумывания чего-то, но и основа креативных решений, как отражающих создание до того неизвестного нового. Традиционно было принято говорить о риске незнания, а сегодня возникла такая проблема, как риск знания. Речь идет не только о том, что знание может стать опасным (особенно если попадет в ненадлежащие руки), и даже не о старой проблеме «многие знания – многие печали». Риск сопряжен с самой идеей конструирования человеком образа мира и полагания себя в нем. Слово конструирование здесь означает не столько учет конструктивистской парадигмы (в философии познания и психологии), сколько ту идею саморазвития человека, которая в большей степени связывается с личностным самоопределением. Помыслить о чем-то и пожелать этого – вот линия взаимодействия познавательной и личностной сфер; помыслить и ужаснуться – другой вариант.

Но не помыслить о чем-то может означать и недореализоваться, а не просто ошибиться в ситуации выбора. Другой поворот темы – «самосбывающиеся пророчества» (когда наступает событие, предсказание которого как бы уготовано самой возможностью человека помыслить о нем).

Человек в процессе мышления расширяет и умножает сферу мыслимого и немыслимого; так, создавая символический образ кентавра, человек изменяется сам, сополагая возможное и невозможное. Таким образом, возможное в мышлении – это и проблема становления личностного самосознания. Риск узнать самого себя – один из аспектов психологической тематики риска [Петровский 1992; Корнилова и др. 2010].