— Сюда, мой государь! Тут, тут, туточки ступенечки!

И точно, сквозь серую пелену оседавшей пыли я заметил широкие каменные ступени и поспешно сбежал по ним. Круглое каменное кольцо, на котором я только что стоял, закрутилось и поднялось под потолок, преградив собой путь наверх. Пламя многочисленных факелов на стенах заколыхалось от мощного движения воздуха. И тут же навалилась тишина, стало слышно откуда-то доносившееся журчание воды.

— На месте, сударь мой Николай Иванович. Туточки вы отдохнёте. Своей деревянной пиписькой клянусь: вы расслабитесь как нельзя лучше! — пищало существо, дрожа своим тщедушным тельцем от восторга.

Оно подбежало к запертой деревянной двери, несколько раз подпрыгнуло, пытаясь ухватиться за высокую ручку (я уж хотел помочь), наконец, ухватилось и каким-то образом потянуло на себя дверь.

— Привёл! — заверещал мой маленький проводник в образовавшуюся щель. — Я привёл его, красавца!

Ещё не заглох этот возглас, а чары уж рассеялись: до того громадной мне показалась разница между безразличием, царившим в моей душе минуту назад, и нынешним твёрдым осознанием того, что я попал в западню.

— Куда же ты меня привёл? — спросил я довольно-таки сурово.

Существо спрыгнуло на пол и бросило на меня ничем не прикрытый, злобный взгляд, а гадкий коричневый рот растянулся в самодовольной ухмылке.

— Увидишь, красавчик.

— Эдак ты меня теперь называешь, маленький пакостник? — гаркнул я.

— У тю-тю! Испугал! Я тебя не боюсь, Николаша! Тут, тут, туточки я в полной безопасности и могу называть тебя как хочу!

— Что?! Ну-ка, иди сюда! — я щёлкнул пальцами, и существо мигом подскочило и зависло в воздухе, пронзительно запищав. — Будешь ещё обзываться, мерзкая ты деревяшка? Переяславский тебя сейчас манерам хорошим учить будет.

Я хотел применить заклинание немоты, но не успел: в помещение вошла девушка, посмотрела на меня, на кричавшее существо и едва заметным движением губ разрушила мои чары. Маленький проводник упал на пол, тут же вскочил и разразился в мою сторону какой-то пещерной руганью на неизвестном мне шипяще-щёлкающем языке.

— Хаштырь, замолчи, — небрежно сказала девушка.

Существо повиновалось беспрекословно: в молчании бросилось на колени и морщинистым лбом прижалось к полу.

Девушка даже не посмотрела вниз, она сразу перевела взгляд на меня.

— Добро пожаловать, сударь, в гостеприимную обитель уральских фей. Вы будете здесь дорогим гостем.

Я счёл нужным склонить голову в знак почтения.

— Что же явилось причиной вашей ссоры? — спросила девушка с полуулыбкой.

Существо приподняло свою голову и пропищало:

— Сударь грозился расправой, он хотел отрубить мне голову, если я не отведу его обратно, туда, где он заблудился!

— Так? — и снова взор пронзительных светлых глаз пал на меня.

— Это ложь, — ответил я кратко и твёрдо.

— Ты смеешь лгать?!

Существо, которое оказалось способным плакать, брызнуло слезами и подползло к ногам девушки, невнятно моля о пощаде.

— Довольно, надоел мне сей спектакль. Ты обижаешь моих гостей. Сегодня же я прикажу распилить тебя на ветки.

— Госпожа, о, госпожа! Пощадите! — помещение наполнилось воем и стонами. — Всегда служил вам, всегда приводил вам…

— Довольно! Замолчи! — особенно резко и холодно оборвала девушка.

«Приводил вам» — эти слова осели у меня в голове. Они были подозрительны. Впрочем, тогда ещё ничего не предвещало беды, которая случилась далее.

— Сейчас же исчезни с глаз моих. Я не накажу тебя на этот раз за твои полезные дела.

— О, госпожа!..

— Пошёл!

Пятясь, не поднимаясь во весь рост, а скорее ползя, существо добралось до противоположной стены и скрылось в норе.

— Прошу простить за сцену. Характер невыносимый.

— Кто же он?

— Правду сказать, я никогда не интересовалась этим вопросом, знаю только, что Хаштырь — один из лесных духов, в великом множестве обитающих в этих местах. Он слуга, и его происхождение мало нас заботит. Гораздо важнее для нас гости, редкие путники вроде вас. Кстати, узнать ваше имя было бы для меня большой наградой.

Говорила девушка плавно и мягко, слова её тихо текли, следуя одно за другим. Создавалось впечатление, что она не только говорила, но ещё и пыталась околдовать собеседника.

— Переяславский Николай Иванович, — я сделал маленькую паузу, — сыщик.

Что-то похожее на удивление мелькнуло в глазах девушки и быстро исчезло. Привычная, даже, на мой взгляд, несколько заученная улыбка не отпускала бледно-розовых губ.

— Сыщик — отважная должность. Позвольте называть вас Николаем.

— Разумеется…

Девушка поняла причину:

— Меня зовут Капския, и я вышла сюда за тем, чтобы проводить вас к моим сёстрам. Они уже знают о внезапно нагрянувшем госте и больше всего на свете желают с ним познакомиться.

— С удовольствием, — склонил я голову и поправил на плече сумку.

— Следуйте за мной, Николай.

Девушка сильнее открыла дверь и начала спускаться по узким крутым ступеням в каменном ходе, освещённом частыми, но через один потушенными факелами.

Теперь я могу сказать, что Капския была светла и бледна, льняные распущенные волосы накрывали ровную гордую спину. На ней было надето странное, светло-голубое платье из грубой ткани, а на ногах — плетёные туфли без каблука. Она походила бы на простолюдинку, деревенскую девушку на выданье, если бы не княжеская стать, взгляд, свободный от чувств, белые с большими металлическими браслетами руки, не тронутые заботами, неспешные законченные фразы, быстро ковавшиеся в голове, не отягощённой мыслями о суетном. Да и то, как она шагала по ступеням, предавало её образу сказочность и мифичность.

Проход повернул влево и стал чуть менее крутым. Постепенно я начал различать женский смех и возгласы, а вскоре совершенно убедился, что мы подходим к помещению, в котором весело проводят время какие-то девушки.

И вот факелы на стенах стали совсем не нужны, ибо из проёма падал яркий золотой свет. Мы сделали последние шаги, и я ступил на пол, устланный коврами. Огромная зала с драпированными алой материей стенами, с шестью сверкающими люстрами на золотых цепях, с европейской модной мебелью, представленной диванами и стульями, обитыми узорчатой тканью, круглыми столиками и трельяжами с зеркалами, с пальмами в кашпо с изогнутыми лакированными ножками, — эта огромная зала, вдруг явившаяся среди осенней серости и холода каменистого предгорья, ошеломила меня. Также поразило меня количество женщин, в большинстве своём молодых и совсем ещё девочек, которые действительно играли, гоняясь друг за другом, прячась за многочисленными диванами и кое-где расставленными комодами, запрыгивая на стулья.

При моём появлении, сопровождавшемся великим удивлением и смятением, вероятно, ярко отразившемся на моём лице, прелестные обитательницы этой замечательной в своём роде комнаты застыли на месте, оглянувшись в мою сторону, а потом разом, словно услышали строгий наказ матери, оправив подолы платьев, уселись кто на диваны, кто на стулья, а кто на качающиеся плетёные кресла.

— Сударыни, знакомьтесь: Николай Иванович Переяславский, сыщик и наш дорогой гость, — произнесла громко и всё также текуче и немножко бесчувственно Капския. — Будем любить его и жаловать.

Я поклонился, но от меня не ускользнул огонёк, полыхнувший в глазах девиц при слове «любить». Девушки шептались друг с другом, хихикали, поглядывали на меня, но ни одна из них не смутилась и не раскраснелась.

— Вы желаете отобедать? — спросила меня Капския.

— Не откажусь и буду весьма признателен.

— В таком случае, продолжим наш путь.

Мы пересекли залу (мне было неловко ступать сапогами по коврам) и оказались на расстоянии вытянутой руки от величественной золоченой двустворчатой двери, когда Капския снова обратилась ко мне:

— Будьте внимательны и строги к проказникам-купидонам, которые могут быть весьма заносчивы, ежели вы проявите к ним в первую минуту слабость. А впрочем, просто старайтесь не обращать на них внимания.