– Ты думаешь, она может…
Аравейн улыбнулся.
– Если она будет такой же, как ты, Дэйн, то она сможет всё.
***
Ровно через пять дней желание сбежать из Арронтара начало просто сжигать Нарро изнутри.
Почтительное благоговение сородичей раздражало, особенно бесили волчицы – если мужчины только уважали силу нового Вожака, то женщины просто «слюнями исходили», как сказал во сне Форс. Ни одну из них Нарро не хотелось. Ни в каком смысле – ни физически, ни духовно, никак.
Ещё и Лирин добавляла. Нет, она, конечно, не присоединялась к поклонницам тела Вожака, но легче от этого Нарро не было, ведь женщина повсюду ходила за ним. Хвостиком, почти как Фрэн. Вот только присутствие Фрэн никогда не раздражало его, а Лирин… Хотя Нарро вообще предпочитал не думать о том, что к ней чувствует.
Радовал только Вим. Щенок отъедался и с каждым днём становился всё пушистее. Нарро он слушался беспрекословно, а вот всех остальных не любил. Некоторой долей снисхождения пользовалась Лирин, а к другим оборотням Вим относился очень настороженно.
Поначалу Нарро собирался отдать приказ насчёт того, что никаких щенков – какими бы уродливыми они не рождались – топить нельзя под страхом изгнания, но после понял, что это не понадобится. Смотритель питомника был хоть и простым, но понятливым оборотнем, а остальные члены стаи, как только узрели Вима, сразу же поменяли приоритеты. А как же иначе, ведь Нарро пользовался среди сородичей просто безграничным уважением, граничащим с благоговением.
И это благоговение… О Дарида, как же оно его бесило!
Рассказывая о своих чувствах Аравейну, Нарро, честно говоря, ожидал чего угодно, только не той реакции, что последовала после этих признаний.
– Поезжай в Лианор, – сказал наставник, не отрывая взора от Моря Скорби – в последнее время оно неизменно появлялась в его снах.
– В Лианор? – с недоумением переспросил Нарро. – Что я там забыл?
– Ты же хотел познакомиться с Эдигором. А тут и официальный повод – день рождения императора. Заодно и развеешься, проветришь мозги… Ну и привези ему щенка, что ли.
Думал дартхари недолго.
И спустя сутки после разговора с Аравейном, забрав официальное приглашение на празднование тридцатилетия императора – оно пришло ещё при предыдущем Вожаке – Нарро снарядил карету, выбрал щенка хати и… отправился в путь.
Сопровождающая дартхари охрана в количестве десяти оборотней должна была отправиться назад в Арронтар, как только они достигнут ближайшего города – император обещал Нарро охрану из обычных людей и магов, чтобы не доставлять неудобств сопровождающим Вожака оборотням – всё-таки шесть недель вдали от Арронтара могли выдержать без последствий далеко не все.
Накануне своего отъезда Нарро долго сидел в кабинете и смотрел на пляшущие языки пламени в камине. И почему-то думал о том, что всё это просто дурной сон.
Сон, и сейчас он закроет глаза, глубоко вздохнёт… а потом откроет их, и вновь окажется там, в далёком городе за Снежной пустыней, возле камина, и рядом, как обычно, будет сидеть и нежно улыбаться Фрэн…
***
– Нарро…
Этот голос разрушил всё, о чём в тот момент думал Вожак. Заставил вздрогнуть и поморщиться.
Он ведь уже и забыл, что Лирин попросила остаться в кабинете. Забыл… и забылся.
– Да?
Нарро не стал поворачиваться – незачем. Она и так скажет всё, что хотела.
Наверное.
Несколько долгих, каких-то мучительных мгновений…
Треск поленьев в камине…
Шелест ткани платья, сминаемой в кулак…
Вдох… Выдох…
– Ты никогда не простишь меня?
Она прошептала это так тихо, что Нарро подумал – он ослышался. И поэтому переспросил:
– Что?
Голос Лирин дрожал, когда она повторила:
– Ты никогда не простишь меня?
У него моментально испортилось настроение. Больше не хотелось ни смотреть на огонь, ни думать… ничего не хотелось.
Поэтому дартхари медленно поднялся с кресла и обернулся.
Лирин стояла возле окна, нервно сжимая и разжимая в кулак шуршащую ткань платья. Там, за окном, давно уже сгустилась ночь, и казалось, что у Лирин за спиной – какая-то огромная чёрная дыра, комок из боли и воспоминаний, которые ни он, ни она не могут ни забыть, ни пережить.
Нарро сделал несколько шагов вперёд и остановился, не пройдя и половины комнаты. Вгляделся в лицо сестры… Жадное, с голодно мерцающими глазами и дрожащей губой.
Оно ему не понравилось.
– Разве ты просила прощения?
***
«Разве ты просила прощения?»
Глупая, глупая Лирин… Что ты ожидала услышать? Ты ведь давно поняла, что он не забыл и не простил.
Тот Дэйн, которого ты знала, конечно, простил бы. Но Дэйна больше нет, он умер, а Нарро… он не простит.
Но ты ведь не можешь просто сдаться? Да, ты не можешь. Потому что прощение – единственное, что тебе по-настоящему нужно, единственное, чего ты ждёшь. И ты выдыхаешь, вновь сжимая руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, только бы не разреветься, как маленькая девочка:
– Прости…
Его лицо напоминает жёсткую древесную кору. Или камень. Даже глаза, кажется, выточены из камня. Всё тот же холод и равнодушие…
– Прости…
Ты повторяешь это слово, как молитву, делаешь шаг вперёд…
Нарро останавливает тебя всего лишь одним движением головы.
– У кого ты просишь прощения, Лирин? У кого?
Она не понимает, о чём он ей говорит, что именно спрашивает, только сжимает ладони всё сильнее, чувствуя, как по щеке медленно ползёт маленькая слезинка.
Не плакать… Нет-нет, нельзя плакать!
Всего на одно мгновение в глазах Нарро что-то меняется, словно тень какого-то чувства… Ты даже не успеваешь понять, какого…
А потом…
– Я отвечу за тебя, Лирин. Ты просишь прощения у дартхари. И дартхари тебя не прощает, потому что он… Он – не твой брат, Лирин.
«Он – не твой брат».
Эти слова крутились в её голове, бесконечно повторяясь, когда Нарро медленно выходил из кабинета.
Уже на пороге он тихо сказал, не оборачиваясь, словно боялся, что пожалеет:
– Когда сможешь прийти ко мне не как к дартхари, а как к брату, тогда и поговорим.
Он шагнул за порог, а она осталась стоять возле окна. И заплакала, больше не смущаясь и не таясь – беззвучно, но оттого не менее горько.
А утром он уехал.
***
Чем дальше Нарро отъезжал от Арронтара, тем сильнее недоумевал. С одной стороны, ему стало легче – всё-таки стражники, в числе которых не было оборотней, лишь обычные люди или маги, относились к нему безо всякого подобострастия – и это подкупало. А с другой стороны…
А вот о другой стороне он предпочитал не думать. Вообще.
Поначалу это было трудно, а потом… А потом новые впечатления затмили собой мысли о том, что – точнее, кого – он оставил в Арронтаре.
По дороге в столицу всё было совсем другим. Даже небо, даже деревья, даже воздух. Нет, тоже очень красиво, но… не волшебно.
У Арронтара было тело. Кровь. Сердце. Душа. Живой волшебный лес, подаривший ему великий Дар, назвавший его своим Хозяином… Ему не было равных. И теперь, после стольких лет вдали от Арронтара, после собственного возвращения, Нарро понимал, как никогда – Фрэн была права. Его место там.
Подобные мысли вызывали досаду. Нет, не из-за правоты Фрэн, а оттого, что он не мог принять этот факт – ведь он отрёкся от тех, кто унижал, швырял камни и мечтал убить, он уехал, он прожил пятьдесят лет вдали от Арронтара… И всё-таки его место было там. Невероятно!
И что с этим делать, Нарро не знал. Забыть, простить и жить так, будто ничего не случилось, будто не существовало никогда мальчика по имени Дэйнар, которого презирали все без исключения? Нет, он был не готов к такому.
И Лирин лишь подливала масла в огонь. Нарро злился, когда она смотрела на него своими умоляющими глазами. Он злился, потому что понимал – попросить прощения теперь, когда перед тобой стоит дартхари, сильнейший оборотень в стае – очень просто. А вот попросить прощения у Дэйнара, маленького мальчика, горбуна в лохмотьях, с синяком на щеке – очень сложно. И Лирин не видела в нём этого мальчика, не видела… Хоть и узнала, но не видела. И просила прощения не у него, а у дартхари.