А ведь Вожаку не было нужно это её «прости». Оно было нужно только Дэйнару. Маленькому обиженному мальчику, который любил свою сестру даже тогда, когда она бросала в него камни.
***
Все эти мысли оставили Нарро, как только он прибыл в столицу империи.
До дня рождения Эдигора оставалась всего пара дней, поэтому в замке царил настоящий хаос. Слуги размещали гостей, мыли и чистили дворец, готовили еду. Императрица Дориана, хоть и находилась на последнем месяце беременности, управляла всеми хозяйственными делами твёрдой рукой. Чтобы гости не скучали до празднования, им было разрешено всё вплоть до посещения императорской библиотеки. Особенно скучавших – в основном это были эльфы – принцесса Луламэй, сестра Эдигора, сама водила в сокровищницу на длительные экскурсии.
Нарро же в основном занимался тем же, чем и всю дорогу до Лианора – натаскивал щенка хати, которого намеревался подарить Эдигору, учил его различным командам и пресекал всяческие попытки лизнуть себя в нос. Точнее, эти попытки пресекал в первую очередь Вим, страшно ревновавший своего хозяина к Рэму – так Нарро временно назвал щенка. Это имя означало «подарок».
Только принцесса Луламэй знала, что собирался подарить дартхари оборотней императору, и именно она принесла Нарро рубашку Эдигора, которую тот скинул после долгих упражнений с мечом во дворе. Эта рубашка великолепно подходила для того, чтобы научить Рэма узнавать и признавать запах своего настоящего хозяина. Она пахла Эдигором очень сильно.
Накануне праздника, оставив уставшего и уснувшего после тренировок Рэма в комнате, Нарро вместе с Вимом решил наведаться в библиотеку. Он с удовольствием повидался бы с Аравейном, но тот был так занят, что удостоил своего бывшего ученика лишь парой разговоров, остальное время посвящая каким-то своим делам. Так что Нарро решил посетить библиотеку. В конце концов, о ней ходили легенды, а он, пребывая в замке вот уже второй день, так её и не видел.
– Не вздумай ничего грызть, Вим, – предупредил щенка дартхари, стоя перед внушающими трепет и благоговение резными дверями небывалой высоты. Нарро никогда не видел ничего подобного. Искусная резьба по дереву с изображением большой летящей птицы была выполнена так хорошо, что птица казалась почти живой. Каждое пёрышко на её теле было вырезано с любовью и трепетом. Тот, кто делал эту дверь, явно очень сильно любил свою работу. И был настоящим волшебником.
Подняв правую руку, Нарро сделал всё так, как говорила Луламэй – приложил ладонь к поверхности и произнёс: «Эм эндорро Эдигор» – день рождения Эдигора по-эльфийски.
Несколько секунд полнейшей тишины – и в двери что-то щёлкнуло, а затем словно в самом воздухе вокруг возникло птичье пение, настолько прекрасное, что Нарро даже на миг перестал дышать.
А потом двери открылись. Точнее, они просто раздвинулись, пропуская дартхари вперёд, в библиотеку, а над его головой, когда он входил внутрь, переливалась всеми красками чудесная птичья песнь…
Это была самая удивительная магия, которую Нарро встречал за всю свою жизнь.
И только оказавшись в библиотеке, Вожак забыл об этой магии, потому что представшее его взору помещение потрясало своим величием. Башня, уходящая так далеко ввысь, что не было видно крыши; книги, заполняющие все пространство по стенам; лестница, обвивающая всю башню; широкие площадки с уютными диванчиками, креслами, стульями, столами и лампами на небольших расстояниях друг от друга; и запах – удивительный запах такого огромного количества книг, что и за всю жизнь не перечитать. Даже за такую долгую, как у Нарро.
– Ничего себе, – пробормотал он, задирая голову к потолку и пытаясь рассмотреть, где заканчивается этот праздник переплётов, бумажных страниц и корешков.
– Согласен, – раздался вдруг голос позади, и дартхари чуть было не подпрыгнул от неожиданности.
Как он умудрился не почувствовать, что сзади стоит человек?! Он, самый сильный оборотень Арронтара!
А обернувшись, Нарро увидел, что это не просто человек.
Облокотившись на постамент с огромной книгой, там стоял сам император.
До этого момента Нарро видел Эдигора всего несколько раз. Тот был вечно занят и только приветствовал дорогих гостей, отдавая их затем на растерзание Луламэй, Дорианы и вездесущих слуг. Так было и с дартхари.
Нарро не обижался. Он прекрасно знал, что эти дни были решающими перед поимкой заговорщиков, которые уже давно портили Эдигору кровь, поэтому решил, что пообщается с императором после празднества, когда всё будет кончено. И совсем от себя не ожидал, что, увидев Эдигора в библиотеке, вдруг ляпнет:
– Ты был бы очень сильным волком.
Всего на одно мгновение в глазах императора промелькнуло изумление, которое затем сменилось на что-то совершенно удивительное, когда он сказал, чуть наклонив голову:
– Благодарю.
А потом, улыбнувшись, продолжил:
– Знаешь, а ведь право на посещение библиотеки было даровано всем гостям, но ты первый, кто им воспользовался. Книги, особенно в таких устрашающих количествах, интересуют немногих.
– Даже эльфов?
– Даже их. У Робиара своя библиотека, не менее впечатляющая, чем эта, только там всё на эльфийском. Так что эльфов больше интересуют, как ни странно, еда и танцы. Из всех эрамирских рас именно эльфы сильнее всех остальных любят покушать и поплясать. Именно покушать, выпить у нас гномы мастера, а тролли обожают церемонии – стоять столбом и делать важные лица для них удовольствие.
Нарро расхохотался.
– А что любят оборотни?
Эдигор перестал облокачиваться на постамент и сделал несколько медленных шагов вперёд, с любопытством всматриваясь в торчащую из-под куртки Нарро мордочку Вима.
– Ты ведь и сам знаешь, что. Больше всего на свете вы любите свой Арронтар.
Он протянул руку и тихо спросил:
– Могу я погладить?
И Нарро сам не понял, почему так же тихо ответил:
– Конечно.
А ведь он никому не разрешал трогать Вима, даже Лирин…
Хотя почему – даже? Тем более Лирин!
Но этот странный человек с тёмными глазами и движениями настоящего хищника завораживал Нарро. И когда Эдигор осторожно прикоснулся длинными пальцами ко лбу Вима и на лице императора мелькнула широкая и совершенно мальчишеская улыбка, Нарро вдруг понял, что хотел бы узнать императора получше. Настолько «получше», чтобы иметь право называть его другом.
А Вим между тем, понюхав пальцы Эдигора, довольно и очень смешно зафыркал.
– Интересный хати. Я таких никогда не видел. Насколько я помню, все хати должны быть гладкошёрстными и желательно с голубыми глазами. А твой пушистый, да и глаза тёмные, почти карие.
– Вима должны были утопить, потому что всё это – и шерсть, и глаза – считается браком.
Пальцы Эдигора на мгновение приостановили своё движение и застыли на холке Вима, затем, чуть дрогнув, продолжили свой путь.
– Утопить совершенно здорового щенка… – пробормотал император, покачав головой. – Знаешь… я рад, что дартхари у них теперь именно ты.
И пока Нарро переваривал эти слова, Эдигор поднял голову и, посмотрев ему прямо в глаза, спросил:
– Расскажешь?
Почему-то Вожак сразу понял, о чем спрашивает император. И почему-то не смог отказать.
***
Эдигор попросил, чтобы им принесли чай и завтрак на площадку, как он сказал, «сектора О», и теперь они неспешно поглощали принесённое, беседуя обо всём и ни о чём.
Нарро даже не понял, как постепенно поведал о себе очень многое. Может быть, тому виной был удивительно вкусный чай, а может, невесомый сырный пудинг с печёными овощами? Или взбитые сливки с фруктами? А возможно, резвящийся на ковре Вим, кусающий себя за хвост?..
– С тех пор, как ты родился, Аравейн практически перестал навещать нас с Форсом. А я всё хотел на тебя посмотреть. Он очень тобой гордится. Как сыном. Ты знаешь?