— Я сделаю все, что могу, — торжественно ответила Уэйнесс.

Утром Уэйнесс встала рано, надела короткую синюю юбку, темно-синие гольфы и серый пуловер, чудесно оттенявший ее бледную смуглость.

Она спустилась по лестнице в дом, казавшийся в этот час неестественно тихим. За ночь запахи, пропитывавшие это жилище за долгие десятилетия, отдавали свою силу, и в воздухе носились ароматы от бесчисленных букетов, от вырезанных из сандала и сануччи фигурок, а кроме того пахло лаком для мебели и мастикой, и еще какими-то странными лекарствами и лавандовыми саше.

Уэйнесс прошла в столовую и села за стол. Перед нею за высокими окнами зеленели луга, деревья и холмы, за которыми виднелись крыши и печные трубы Тиренса. Погода стояла какая-то неровная. На востоке по небу пробегали маленькие тучки, подгоняемые ветром и заставлявшие солнце то исчезать, то вспыхивать с новой силой буквально в течение нескольких секунд. Уэйнесс подумала, что свет солнца здесь в Среднегорье светит особенно туманно и смутно, так разительно отличаясь от золотого сияния Серены. Местный солнечный свет, особо подчеркивавший сине-зеленые оттенки, наверное, все же был слишком притушен тенями и облаками, тогда как свет Серены вольно полыхал всеми тонами красного, желтого и оранжевого.

Агнес, выглянувшая из кухни, тут же принесла девушке фруктовый салат, яйца вкрутую, тосты с клубничным вареньем и густой ароматный кофе.

Скоро появился и Пири в старой твидовой куртке, полосатой рубашке и просторных брюках — костюме, куда более свободном, чем носил раньше. Однако, несмотря на домашнюю одежду, он продолжал поддерживать атмосферу настоящего бонтона. На мгновение он замер в дверях, оглядывая племянницу жестким взглядом полководца, осматривающего свои войска перед сражением.

— Доброе утро, дядя! — ласково поздоровалась Уэйнесс. Надеюсь, мой ранний завтрак не очень тебя побеспокоил?

— Естественно, нет. Раннее пробуждение — это добродетель, которую я стараюсь поддерживать каждый день моей жизни. — Он сел напротив и развернул салфетку. — Математики рассказывают нам забавную сказочку. Один час лишнего сна в день отбирает целый год жизни в каждые четверть века. Итак, за сто лет набегает четыре года потерянного существования. Подумай об этом! А я так нужен Обществу. Но сейчас я уже опасаюсь, что моей жизни все же не хватит, чтобы удовлетворить даже самые минимальные мои амбиции. Кто это сказал: спи, когда будешь мертв?

— Скорее всего, барон Бодиссей. Он, по-моему, высказывался по всем предметам.

— Умница! — Пири хлопнул салфеткой и засунул угол за воротник. — Ты, несмотря на раннее утро, выглядишь свежей, радостной и готовой на все.

Уэйнесс пожала плечами.

— Свежей и готовой на все, как всегда.

— Но не радостной?

— Я не могу сказать, чтобы ваша вчерашняя история о Моунетте и прочих делах оказалась для меня приятным сюрпризом.

— Бог с тобой, это случилось давным-давно и кто знает, что теперь стало с этой женщиной! Я подозреваю, что она и сама давно обо всем забыла.

— Я тоже.

— Вспомни, грант так никогда и не был перерегистрирован. — Пири посмотрел куда-то на край стола. — Я вижу, раздумья все же не мешают тебе хорошо есть. Вижу скорлупу, крошки от тостов… Что еще?

— Салат.

— Отлично! Настоящий завтрак, который вполне подержит твои силы до ланча. Агнес! Да где вы, черт побери?

— Я здесь, сэр, и чай ваш готов.

— Скажи кухарке, что я заказываю омлет с сельдереем и немного грибного кетчупа. Ну, и булочки. Но только, чтоб в омлете не было ни намека на кусочки скорлупы!

— Я передам, сэр, — и Агнес поспешила прочь. Пири посмотрел на чайник и презрительно фыркнул:

— Надеюсь, он не слабее, чем обычно. — Налив чаю в чашку, он отхлебнул, зажмурился и снова посмотрел на племянницу, которая осторожно пододвигала к нему по скатерти четырнадцать соло.

— Вчера я забыла. Так, я теперь член Общества натуралистов?

— Не раньше, чем я удостоверю твою личность и внесу тое имя в списки. Но верификация пройдет быстро, поскольку твоим гарантом выступаю я сам.

— Я слышала, что на Старой Земле очень ценятся хорошие связи, — улыбнулась Уэйнесс.

— К сожалению, в целом, это правда. У меня, к несчастью, их нет, и, когда мне что-нибудь нужно, я как простой смертный, обиваю пороги со шляпой в руке. За это меня презирают мои зятья. Да ладно. Я надеюсь, ты обдумала наш вчерашний прожект?

— Да. Интеллектуально я выложилась до предела.

— То есть, прошу прощения, все обдумала и по здравому размышлению решила отказаться?

— Почему вы так думаете? — с удивлением посмотрела на него Уэйнесс.

— Слишком прозрачны обстоятельства. Дело, конечно, превышает способности юной леди, как бы хороша и настойчива она ни была.

— Но подумайте, существует одна Хартия и одна я. Пока мы в равных условиях.

— Ба! Я не настроен на софистику. На самом деле я весьма и весьма расстроен тем, что моя физическая немощь не позволяет мне как следует развернуться в этом направлении. Ах, вот и омлет! Ну-с, посмотрим, как она выполнила мою просьбу. Кажется, все в порядке Странно, как часто какая-нибудь мелочь может испортить работу самого прекрасного специалиста! Так о чем мы говорили? Ах, да, о твоем предложении. Моя дорогая Уэйнесс, задача монументальна! И, увы, она выше твоих сил!

— А я так не считаю. Если я намерена прогуляться отсюда до Тимбукту, то и пойду до Тимбукту, сначала один шаг, потом другой, потом третий и так в конце концов скоро пересеку Нигер по мосту Хамшатт.

— Ага! Но ты пропустила расстояние между третьим шагом и последним, куда, кстати, входят сады «Волшебных Ветров» и сама река, протекающая через Сахару. На пути ты можешь заблудиться, быть ограбленной, попасть в ловушку, выйти замуж или… развестись!

— Дядя Пири! У вас слишком живое воображение!

— Хм. Хотелось бы мне вообразить себе такой безопасный путь, который сразу открыл бы тебе все тайны.

— У меня уже есть план. Я просмотрю архивы Общества, особенно за время секретарства Нисфита и, может быть, найду какую-нибудь ниточку, которая поведет меня дальше.

— Милая юная леди, это задание чудовищно само по себе! Ты устанешь, ты расстроишься, ты будешь долгое время не видеть солнца и своих сверстников, ты перестанешь радоваться даже самой себе. И в один прекрасный день заплачешь, поднимешь верх руки и убежишь — так окончиться твой великий прожект!

— Дядя Пири, ты богат не только воображением, но и пессимизмом! — воскликнула Уэйнесс, стараясь держаться спокойно.

— И ты не потеряла решимости? — Пири посмотрел на нее долгим испытующим взглядом.

— Я услышала только то, что ожидала, но услышанное принято мною в расчет уже давно. Я должна найти Хартию и грант. Больше и думать не хочу ни о чем. Если поучится — моя жизнь будет полезной и оправданной. Если нет — то все равно — я пыталась.

Пири помолчал, и вдруг быстрая улыбка промелькнула по его лицу.

— Получится или нет, жизнь твоя все равно ценна и оправданна. И нечего об этом думать.

— Но я хочу, чтобы получилось!

— Конечно! Я сделаю для тебя все, что смогу.

— Спасибо тебе, дядя.

Пири Тамм провел племянницу в маленькую комнатку с высоким потолком, находившуюся рядом с кабинетом. С балкона, увитого густой листвой винограда, через два высоких узких окна лился слабый зеленоватый свет. Шкафы и полки ломились от беспорядочно сваленных книг, журналов, трактатов и рукописей. На стенах висели сотни фотографий, рисунков, карт и еще непонятных изображений. В алькове стоял огромный компьютер с четырехфутовым экраном.

— Это мое убежище, — пояснил Пири. — Здесь я работал, когда был еще полон дом народу; тогда в моем кабинете устраивался некий светский салон, несмотря на все мои протесты и намеки. Комнатка эта известна под названием «Кладовка Огра». — Пири слегка закашлялся. — Я подслушал однажды из уст Варберта, мужа Мойры, что он еще называет ее и «Убежищем Уходящего».