— Что здесь за сумятица? Бодвин Вук. Шард А это кто? Глауен? В форме? Впечатляющая группа сановников.

— Боюсь, тут произошла какая-то ошибка. — сказал Бодвин Вук с легким поклоном. — Мы просили Арлеса.

— Арлес отдыхает. Что вам надо?

— В основном то, что мы вызывали Арлеса, а появилась ты.

— Ну и что из этого? Я его мать.

— Это так. И все же, как это можно заметить по нашей форме, мы здесь по официальному делу, а более точно, мы расследуем убийство Сессили Ведер.

Спанчетта откинула голову назад и прищурила глаза.

— Убийство? Зачем использовать это ужасное слово, когда ничего еще не доказано? Я например слышала из надежного источника, что она просто, самым безобразным образом, сбежала с любовником из внешнего мира. Во всяком случае, это дело никак не касается Арлеса.

— Вот именно это мы и надеемся установить. Пожалуйста, приведите его немедленно сюда, или я попрошу сержанта Глауена, при необходимости, привести его сюда силой.

Спанчетта бросила на Глауена испепеляющий взгляд.

— В это нет необходимости. Я сейчас схожу, узнаю, хочет ли он с вами говорить.

Она резко развернулась и вышла из комнаты.

Прошло десять минут, все это время из-за стены доносились отголоски эмоционального контральто Спанчетты и ворчанье Арлеса.

Наконец в комнату вошел предводитель Дерзких Львов. На нем был коричневый домашний халат и красные кожаные тапочки экстравагантного покроя. На какое-то мгновение он нерешительно остановился в дверях, переводя взгляд с одного лицо на другое, затем, после того как его подтолкнула вперед Спанчетта, вошел в комнату.

— Я думаю, нам лучше пройти в квартиру, — сказал Бодвин Вук, — Где мы можем спокойно поговорить?

— Пойдемте, — коротко сказала Спанчетта и провела их в соседнюю комнату.

— Это вполне подойдет, — сказал Бодвин Вук, — Арлес, ты можешь сесть вон там. А ты, Спанчетта, нам больше не нужна. Можешь идти.

— Минуточку! — огрызнулась Спанчетта, — В чем его обвиняют?

— На данный момент пока еще ни в чем. Арлес, если ты хочешь, то можешь пригласить сюда Фратано, или какого-нибудь другого советника, или даже свою мать, а можешь поговорить с нами наедине, наконец, ты можешь просто отказаться с нами разговаривать. Но в последнем случае мы задержим тебя у нас и будем вести самостоятельно расследование.

— На каком основании? — воскликнула Спанчетта, — Я должна знать!

— Ну… мы без сомнения что-нибудь наскребем. Арлес, у тебя есть какие-нибудь соображения на этот счет?

Арлес облизал свои пухлые губы и бросил косой взгляд в сторону матери.

— Я буду разговаривать с вами один на один, — капризно заявил он.

Наконец Спанчетта вышла и Шард закрыл за ней дверь.

— Ну а теперь, — сказал Бодвин Вук, — отвечай на наши вопросы просто, прямо и без всякого увиливания. От тебя никто не требует, чтобы ты обвинил сам себя, но если ты знаешь о чей бы то ни было вине, то ты должен это сообщить. Ты знаешь, кто убил Сессили Ведер?

— Конечно нет!

— Опиши, пожалуйста, подробно все свою действия в ту ночь, когда она была убита.

Арлес откашлялся.

— Что бы я не делал, это не имеет никакого отношения к Сессили.

— Ну, это ты так считаешь. Мы знаем, что ты покинул пост у общежития, переоделся в костюм Дерзкого Льва и тебя видели, как ты возвращал грузовик на грузовой двор.

— Это невозможно, — сказал Арлес, — Меня там не было. У вас не верная информация.

— А где же ты был?

Арлес взглянул на дверь и заговорил, понизив голос:

— У меня было свидание с юной леди. Я назначил его еще до того, как узнал про патруль и мне не хотелось его пропустить.

— И кто же эта юная леди?

Арлес еще раз кинул взгляд в сторону двери и заговорил так тихо, что его было еле слышно.

— Моей матери очень не нравится эта девушка. Если она узнает про это свидание, она придет в ярость.

— Так кто эта девушка?

— Моя мать об этом узнает?

— Вполне возможно. Твое отвратительное поведение замалчиваться не будет, и ты несомненно понесешь соответствующее наказание.

— Наказание за что? Это было просто глупо, маршировать в темноте вдоль забора. Для такого патрулирования одного человека хватает за глаза и за уши.

— Может и так. Почему Кеди не доложил о твоем отсутствии?

— Он знал куда я пошел, что я именно там, а ни где-нибудь еще, и прекрасно представлял, что подобный рапорт просто поднимет шумиху на пустом месте. Поэтому он и согласился ничего пока не говорить. Не забывайте, что мы оба Дерзкие Львы!

— Я это запомню. У тебя будет возможность попрактиковаться в рычанье, когда тебя будут пороть.

— Пороть? — голос Арлеса сорвался на визг.

— Я не могу прогнозировать приговор. Возможно, ты и не получишь всего того, что заслужил. Кто эта юная леди?

— Девушка, с которой я познакомился в карнавальной труппе. Ее зовут Друсилла вне-Лаверти.

— И где вы с ней проводили время?

— В темном уголку под деревом, где мы могли наблюдать фантасмагорию. А после этого мы просто сидели и разговаривали.

— Вас кто-нибудь видел?

— Конечно! Многие! Я просто не знаю, обратил ли кто-нибудь на нас внимание.

Последовала пауза. Потом вопрос задал Глауен:

— А как насчет костюма? Ты что, принес его с собой на патрулирование?

Арлес просто пожал плечами, очевидно, считая, что вопросы Глауена ниже его достоинства.

— Отвечай на заданный тебе вопрос, — мягко сказал Бодвин Вук.

— Я оставил свой костюм в Доме Клаттуков. Я не хотел терять время, поэтому пошел в гардероб карнавальной труппы и взял там костюм с головой горгульи. Никто не заметил разницы. Даже Дерзкие Львы.

— Понятно. А что потом?

— Еще до наступления полуночи я скинул костюм и пошел на пост, где обнаружил, что все патрули были сняты. Все было в порядке, и я решил, что не нанес своим отсутствием никакого вреда.

Бодвин Вук с глубоким осуждением покачал головой.

— История не красивая, — сказал он своим грубым гнусавым голосом, — ты пренебрег своими обязанностями. Ты подделал документы и подвел доверие своего старшего офицера… Что ты на это скажешь?

Арлес хотел вставить какое-то замечание, очевидно, в свое оправдание, но потом решил, что лучше этого не делать.

— Ничего, — сказал он убитым голосом, — Абсолютно ничего.

Бодвин Вук бросил бумаги на стол.

— Что ты там еще наделал, мы узнаем в положенном порядке. А пока можешь идти.

Проходили дни, затем недели. Осень перешла в зиму и сезонный ритм, нарушенный блеском и сиянием Парильи, вошел в свое русло. Исчезновение Сессили Ведер отошло в прошлое, общественное возмущение потеряло свою остроту, хотя все и знали что среди них ходит человек, знающий страшную тайну.

Часто Глауен лежал ночами, глядя в потолок и пытался вообразить лицо убийцы. А иногда ему казалось, что он сам стоит на грузовом дворе и видит все происходящее собственными глазами. Вот! Грузовик и там в темном кузове… Кто там притаился? А вот появилась Сессили: бежит так быстро, как только могут позволить ей крылья. Выбегает во двор и доверчиво идет к грузовику на оклик кого-то, кого она хорошо знает. Глауен пытается увидеть лицо, которое видит Сессили, приближаясь к грузовику. Иногда Глауен видит черты Арлеса, но чаще лицо заменяет белое расплывчатое пятно. По всем законам логики, с точки зрения Глауена, преступником был Арлес. Друсилла дала очень ненадежные показания и не смогла подтвердить его алиби.

Допрос Друсиллы проводился на выходящей на море террасе отеля Араминта, где она только что закончила завтрак. Тогда она сидела на боковой скамейке, сложив руки на коленях. Утренний бриз играл в ее бледных розоватых волосах, ее рельефные бедра были туго обтянуты белым материалом коротких брюк. Она застенчиво улыбалась.

— Вы хотите всю правду? Да? Так вот она! Я была пьяна, до нельзя, — она печально покачала головой, — Только не надо задавать по этому поводу вопросов, я не чувствую никаких угрызений совести. Я тогда только что пришла к выводу, что все, кого я знаю либо протухшая рыба, либо деревенщина, либо вонючий мерзавец. Флори привел меня просто в бешенство, — под Флори она подразумевала Флореста, — а мой жених просто посмеялся, когда я ему сказала об этом. Этот Намур, если вы знаете его, очень обходительный и вежливый, но в чем-то он все же хам. На самом деле, я даже не знаю, как это я умудрилась с ним связаться! Спанчетта, как ни странно, может обвести его вокруг пальца. Поверьте мне, как она меня ненавидит! Уф! — этот звук должен был изобразить силу ненависти Спанчетты, — Нор все равно, думала я, я вам всем еще покажу где раки зимуют. Я наплевала на все и пошла в разнос.