— Ненормальный, самый ненормальный, мой.

_______

1

Корневое пиво, или рутбир (англ. Root beer) — газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева cассафрас. Корневое пиво, популярное в Америке.

2

Три золотых правила байкеров

1. Катать только женщин.

2. Села-дала.

3. Уронил- женился.

Полутьма — едва уловимая черта между светом и тенью, жаркая, окутывающая своей вседозволенностью, комкающая мысли и стирающая грани.

Я не помню как мы провалились в эту влажную полутьму, нырнули, сразу потеряв голову, не успев даже вдохнуть перед прыжком.

Слишком соскучились, изголодавшись друг по другу так сильно, что стоило губам соприкоснуться в первом, почти невинном поцелуе, как тормоза сдали окончательно.

Грубые в своей нетерпеливости ласки и жадные поцелуи, звук рвущейся одежды и стоны, которые невозможно сдержать. Все смешалось в обволакивающей полутьме, остались одни инстинкты: бесконтрольные, требовательные, жаждущие удовлетворения здесь и сейчас.

Обнимаю, привстав на цыпочки, целую, жадно возвращая ласки.

Хочу быть как можно ближе, так, что внутри все переворачивается от жгучей боли, от любви и страсти, кто бы знал, как похожи порой эти чувства.

Срываем друг с друга одежду, как обезумевшие, желая побыстрее коснуться, прижать, почувствовать.

Наконец мы полностью обнажены, дышим часто, будто пробежали стометровку за считанные секунды.

Раш толкает меня на кровать, заставляя вскрикнуть от неожиданности, а сам остается стоять, бесцеремонно разглядывая из-под полуопущенных век мое обнаженное тело. И я отвечаю ему не менее откровенным взглядом, наслаждаясь видом его крепких мускулов, покрытых татуировками. Напрочь забыв о стеснении, выгибаю спину, принимая наиболее эффектную позу, дразня и провоцируя. Ожидая, когда он уже, наконец, сорвется.

Бормоча себе под нос ругательства, Раш одним резким движением опускается вниз, раздвигая коленом мои ноги, замирая за секунду до того, как мы соприкоснемся кожа к коже.

— Что ж ты со мной делаешь, конфета? — не говорит, почти рычит, нависая, едва сдерживаясь, чтобы не прижаться всем телом.

— Что же? — выдыхаю едва слышно, чувствуя горячую ладонь на внутренней поверхности бедра и, спустя мгновение, влагу ответного желания на пальцах Раша.

— Слов нормальных нет, одни маты, — усмехается, оставляя языком влажную дорожку на моей шее, заставляя дыхание оборваться жарким стоном.

— Все так плохо? — продолжаю дразнить словами в перерывах между ласками, желая его еще более бесконтрольного, доведенного до края.

— Слишком, бл**, хорошо.

— А я думала, ты не хочешь материться при ребенке, — делаю выпад, надеясь окончательно подорвать самоконтроль Раша.

— Да какой ты, нахрен, ребенок! — восклицает, жестко вжимаясь в мое тело, прекращая пытку удовольствием, которой так искусно подвергал меня мгновение назад.

И я с готовностью подстраиваюсь, чувствуя, что сердце грохочет в груди как сумасшедшее, отдаваясь частыми ударами под ладонями, жестко сминавшими мою грудь.

Вручаю себя на милость победителя, с готовностью принимая его жадные ласки и страстные поцелуи.

Шиплю и царапаюсь, стараясь привыкнуть к тяжести тела и резким, глубоким толчкам, от которых уже успела отвыкнуть за почти два месяца разлуки.

Подстраиваюсь, чувствуя, как тело откликается уже знакомым топлением, с радостью отвечая на жесткие выпады, постепенно привыкая и раскрываясь.

Шалею от пьянящего удовольствия, что толчками разносится по телу с каждым новым ударом.

Отпустив себя, Раш больше не сдерживается, позволив нашим телам двигаться в одном ритме, навстречу общему наслаждению.

В голове ни одной связной мысли, извиваюсь, подчиняясь лишь инстинктам, требующим немедленного удовлетворения.

Это так разительно отличалось от нашего последнего раза, такого чувственного и неспешного, оголявшего душу и заставляющего трепетать от сладких воспоминаний, секса.

То, что происходило сейчас, было безумием и стихией в каждом движении, в каждом прикосновении и поцелуе, в сумасшедшем стоне приближающегося финала.

Я еще не знала такого Раша: полностью слетевшего с катушек, прекратившего сдерживаться и потерявшего, наконец, свой самоконтроль.

Настоящий, теперь уж точно полностью мой!

___

Уже потом, когда мы лежали в этой, ставшей вдруг нестерпимо близкой полутьме, неожиданно родились слова.

Наполненные особым смыслом, они оказались очень важны для меня, ведь мы так редко в последнее время разговаривали по душам.

Сон все не шел, и вот среди мерного звука нашего дыхания, вдруг раздался голос Раша:

— Знаешь, все это дерьмо помогло мне понять одну вещь.

— Какую? — подперев ладонью щеку, пытаюсь лучше разглядеть лицо Раша в скудном оконном освещении уличного фонаря.

— Когда я чуть не сдох после той идиотской выходки с тату, Лера спросила меня «чего я хочу?». Я тогда нес какой-то бред, что, мол, мечтаю вернуть свою прежнюю жизнь. А сейчас понимаю, что любая «стабильность» может рассыпаться вмиг как карточный домик. И только потеряв все, можешь понять, что по-настоящему важно.

— И что же?

— Вовремя осознать, за что стоит бороться.

— В смысле? — хмурюсь, пытаясь вникнуть в смысл сказанного, едва сдерживая внутреннее ликование от осознания, что Раш, продолжает делиться тем, что его тревожит. Превратить бы это в хорошую привычку, а не единичную акцию праздничного дня, да еще при таких ужасных обстоятельствах.

— Не за то я цеплялся в жизни. Салон, тачки, похрен, наживем. Думал, что в этом моя сила, бесился, что не могу ничего тебе дать, голодранец.

Я ж когда без байка остался перед гонкой, думал все, кончился. Чего я теперь стою? Хоть все и твердили об обратном. Сама видела, как меня плющило, да что уж там, до сих пор выкручивает. А потом пришла ты и вцепилась мертвой хваткой настоящего бойца. Напомнила, как нужно бороться за то, что тебе по-настоящему дорого.

— Понял, что теперь уж точно не отцеплюсь? — улыбаюсь, чувствуя, как на глаза вновь наворачиваются предательские слезы.

— Понял, что готов бороться со всеми, пойти против целого мира, как бы чертовски пафосно это ни звучало, но я не хочу и не могу бороться с тобой! Только не с тобой…

— Не понимаю, почему?

— Потому что ты та, за кого я буду бороться до конца.

***

Ледяной порыв осеннего ветра бесцеремонно распахнул полы легкой куртки, и я непроизвольно поежилась, пытаясь сохранить остатки тепла. Еще раз прочитав смс с местом и временем встречи, недовольно осмотрела полупустую аллею парка, с сомнением глядя по сторонам.

— Не думала, что ты придешь, — голос, раздавшийся за спиной, пугает до чертиков, заставляя вздрогнуть от неожиданности.

Странно, ни тебе цоканья копыт, ни облаков дыма или хотя бы дьявольского смеха. Кейт появилась на удивление бесшумно, вдребезги разбивая все мои представления о нечистой силе.

— Я и не хотела приходить, — отвечаю честно, повернувшись к собеседнице лицом к лицу.

— Тогда отчего же передумала?

— Поняла, что от таких предложений не отказываются.

— Умная девочка, гораздо умнее, чем я думала, — усмехается брюнетка, окидывая меня с ног до головы ироничным взглядом. И хоть ее сегодняшний наряд гораздо скромнее обычного, я в своей легкой куртке, джинсах и кедах выгляжу простушкой на ее фоне, как ни печально это признавать.

— Отчего-то мне кажется, что это не комплимент, — огрызаюсь, не скрывая сарказма, напоминая себе, что именно Катенька тут, между прочим, проигравшая сторона.

— Ты права, это не он.

— Кейт, давай сразу к делу, зачем позвала? — словами не передать, как я была удивлена сегодня утром, когда увидела сообщение от неизвестного номера, да еще с просьбой о встрече.

Откуда вообще у этой змеюки мой номер телефона?!

Сначала я предположила, что это какая-то западня, но, признаюсь, мне было до ужаса интересно, зачем именно Катенька возжелала видеть меня, да еще обязательно «тет-а-тет».