— Зайдем в дом? — Удивляюсь тому, как взволнованно звучит мой голос, хоть я и стараюсь говорить как можно спокойнее. Кивает в ответ и, заглушив двигатель, уверенно направляется к черному входу.

— То, что случилось сегодня… Хочу, чтобы ты знал: я на твоей стороне, у тебя были все основания так поступить… — Начинаю говорить, едва дверь за нами закрывается, и мы оказываемся в полутьме коридора.

— Конфетка, ты думаешь такое со мной впервые? — Голос Раша мягок, почти нежен, и в нем отчетливо слышатся снисходительные нотки. — Я так живу, понимаешь? Катаю, бью морды и снова катаю, по-другому не умею.

Смотрит на меня сверху вниз, на его лице ничего нельзя прочесть, как бы ни пыталась. Ждет, явно ждет реакции на свои слова, но я не знаю, что ему ответить. Наверно, в представлении Раша мне сейчас нужно развернуться и уйти или закатить скандал с выяснением отношений?

Что вообще принято делать в подобных ситуациях?

Дышу глубоко, изо всех сил борясь с подступившими слезами, но они все же побеждают и катятся по щекам помимо моей воли. Раш, видимо устав ждать ответа, прижимает меня к себе, целует в щеку, успокаивая, и, зарывшись лицом в мои волосы, хрипло шепчет:

— Не думаю, что ты протянешь так долго. Слишком нежная, слишком молодая. На черта тебе такой придурок? Меня только могила исправит, — чувствую, как он улыбается, касаясь губами моего виска, приняв, видимо, мое молчание за немое согласие с его утверждениями.

— Не волнуйся, работа у тебя останется — никто выгонять не будет, и с жильем — придумаем что-нибудь. А если не хочешь в салоне работать, оставайся только у Макса. Я б на твоем месте после увиденного точно бы не захотел, удивляюсь, как еще на байк со мной села…

— Раш, что за бред ты говоришь?! Я хочу помочь…

— А я и не сомневаюсь, ты же всем стараешься помогать, только меня уже не переделаешь. Пойми, то, что ты сегодня увидела, это и есть настоящий я. В моей жизни все так — на пределе, — Раш наклоняется, беря мое лицо в свои ладони, и шепчет, почти касаясь моих губ своими:

— Зато если люблю, то тоже на полную катушку, на самых предельных скоростях, понимаешь? — И замирает, ожидая, видимо, моей реакции, а я будто оцепенела, не могу не то что пошевелиться, но и внятной мысли в голове сформулировать. Слишком много обрушилось на меня за последний час.

Понимаю одно: Рашу наверно сейчас очень плохо, раз он отталкивает меня, изо всех сил пытаясь таким образом защитить. Стараюсь понять, как помочь ему, не ущемив при этом мужского самолюбия, но в голове ни одной здравой мысли. Как вывести на откровенный разговор, заставить поделиться всем, что накопилось у него на душе с момента аварии? Показать, что я на его стороне.

Как это сделать? Ведь Раш закрылся от меня, уже, видимо, все для себя решив. Выдает признания, рассказывает о том, что мне делать, после расставания с ним. По-своему прощается.

Вот же самоуверенный кретин, который вечно считает, что знает все лучше других!

Я сбрасываю с себя оцепенение, во мне медленно закипает ярость.

— Я правильно понимаю, что ты меня сейчас бросаешь? — говорю эти слова с вызовом, глядя прямо в глаза.

Если он надеется, что так просто от меня отделается, то не на ту напал!

— Я даю тебе право выбора. Потому что, поверь мне, дальше будет только хуже.

Стою и просто смотрю на него, не зная, что сказать, как объяснить ту бурю эмоций, что сейчас кипит внутри, грозя выплеснуться через край жуткой истерикой. Мне едва хватает сил оставаться спокойной и не начать кричать.

— Тебе или мне. Кому будет хуже, Раш?!

— Нам обоим. Я же видел, как ты смотрела на меня на Пустыре. Понравился я тебе такой? Скажи честно, — злится, нервничает, это отчётливо читается в его глазах, хоть Раш и старается выглядеть спокойным и невозмутимым. Вспоминаю его взгляд на Перекрестке и содрогаюсь всем телом от одного лишь этого ужасного воспоминания. Просто не могу поверить, что это его обычное состояние, он же совсем не такой.

— Нет…

— Я ведь тебя не прогоняю, наоборот, не хочу, чтобы ты уходила, — прижимает к себе, осторожно вытирая слезы с моего лица. — Просто знаю, что рано или поздно уйдешь, понял это по твоему взгляду, и будет гораздо легче, если все оборвем прямо сейчас. Решать тебе, ты же у нас взрослая, умная девочка, — он улыбается, по моему лицу, видимо, понимая, что я уже сделала свой выбор.

— Все правильно, конфетка, — целует меня, едва ощутимо касаясь рта, и столько горечи в этом нежном касании, что я будто чувствую вкус пепла на губах. А потом Раш отстраняется и просто уходит, поднимаясь по лестнице, ни разу не обернувшись.

Обнимаю себя руками, чувствуя жуткий холод внутри, слезы продолжают течь по щекам, но я даже не пытаюсь их остановить — бесполезно.

Медленно оседаю на пол, закрыв глаза, а в голове только одна фраза, прокручивается раз за разом, будто заведенная:

«Зато если люблю, то тоже на полную катушку, на самых предельных скоростях».

Я тоже…

Шепчу, уткнувшись лицом в свои колени.

Я тоже, Раш, так же сильно, на самых предельных скоростях…

Врубил душ и встал под горячие струи, желая смыть с себя этот чертов день.

Прикрыл веки, чувствуя, как вода обжигает кожу, пытаясь сосредоточиться на этом ощущении, переключиться, но перед глазами тут же возникла Михаль.

Её взгляд, когда она стояла там…

Проклятье, столько всего читалось в нём!

Сжал зубы и подавил желание впечатать кулак в гладкий кафель стены.

Рано или поздно, но это все равно бы случилось…

Пусть уж лучше так: сейчас и сразу.

Только вот для кого лучше-то? А черт его знает!

Откуда ж она свалилась на мою голову?!

Еще и о любви полез говорить!

Усмехнулся, вспоминая последний разговор.

И ведь не врал. Хоть перед собой честно могу признать: въелась Миха под кожу, как краска от татуировки, что она набивала. Сам не пойму когда и как, но отрицать это уже бессмысленно.

И все же кое-что не стал говорить, вовремя наступил себе на горло и заткнулся, когда уже собирался признаться, что даже врать ей готов, что уже вру, лишь бы она прямо сейчас не сбежала.

Хотелось дать побольше времени.

Пусть поймет, хочет ли по-настоящему быть со мной, а потом уже постепенно, маленькими дозами рассказывать всю правду. Чтоб не оттолкнуть сразу. А может и не придется всего рассказывать?

Хотелось, чтобы она как можно дольше смотрела на меня восторженно вот этими своими огромными глазищами.

До конца надеялся, но не вышло.

Это ж остальные велись на образ успешного гонщика.

Даже Кейт всеми силами помогала вернуться в высшую лигу в надежде, что все будет как раньше.

Только никто не понимал, как все изменила та проклятая авария. Ведь не только жизнь полетела к чертям, но и я сам…

Нет, не сломался и даже не переосмыслил жизнь и ее ценности — таких придурков как я только могила исправит. Просто изменился.

Миха не знала меня "до", и теперь, вместе с ней я надеялся узнать и понять то, каким я стал "после".

Еще один рубеж, но это не пресловутая финишная черта, которую все так жаждут пересечь, это новая трасса, которую я хотел пройти… С ней.

И даже тут очередной провал!

Долбанный «счастливчик»!

Все же не выдержал и врезал кулаком в стену, чувствуя боль в сбитых костяшках.

Удар. Еще один.

Видимо, это все, что мне остается.

Послышался едва различимый шум открываемой двери, а через мгновение штору отдернули, и Миха, абсолютно голая, встала рядом со мной.

Замерев, мы пару минут смотрим друг на друга, не говоря ни слова.

Я не могу пошевелиться, не могу даже вдохнуть нормально, не веря, что она пришла.

После того, что произошло, все равно осталась рядом и выбрала меня!

Теперь она тут, настоящая, такая нужная… Моя!

Тону в этих синих глазах, как мальчишка. Ее зрачки расширены, а взгляд испуганный и решительный одновременно, настолько сбивающий с толку, что я боюсь даже прикоснуться к ней и опять испугать ненароком.